Практикантка. Дилогия - Каменистый Артем - Страница 7

– Да знаю! Эти герои, кстати, на нее заявление в полицию написали. Не постыдились.

– А что ты хотела – Америка! Правовое государство. Круче наших малышек нет никого, если, конечно, не считать монастырских мальчиков. Но их готовят аналогично, с тем же отсевом. Так ты говоришь, сыровата?

– Да. И думаю, работа в опергруппе ей не очень пойдет на пользу.

– Но и не помешает. Пусть посмотрит на жизнь без всяких нянек – сама напросилась, мы не виноваты.

– Не боишься? Жизнь со всеми доступными соблазнами! Это же простая девчонка – вдруг пустится во все тяжкие. Эмоциональная неустойчивость, сама понимаешь.

– Мы не сможем ее водить всю жизнь за ручку. Хочет научиться плавать – пожалуйста. Бросим в воду, пусть выкарабкивается, как знает.

– Может, оно и верно. Опасные моменты у оперативников бывают очень нечасто. Так что вряд ли ее жизни будет что-то угрожать.

– Согласна. Не хотелось бы глупо потерять эту многообещающую воспитанницу во время прохождения обычной выпускной практики.

– Ясное дело. Ну так как там, по поводу Ветлугиной?

– Отчисляем! Без всяких разговоров и объяснений. К чему придраться – всегда найдется, о настоящей причине даже не заикаемся.

– Ей пятнадцать, она уже неплохо подготовлена.

– На Алтайскую базу. Там доучат, без дела не останется, а при тамошних парнях о своих фантазиях позабудет.

– Будем надеяться.

Дверь открылась без стука, на пороге пустой казармы выросла младшая воспитанница:

– Старшая учащаяся Ветрова! За вами пришла машина!

– Брысь отсюда, зародыш! – цыкнула Вика.

Младшую сдуло в один миг, подруги обнялись, прощаясь. Им никто не мешал, все здешние воспитанницы были сейчас на занятиях.

– Ничего, будем перезваниваться, – сказала Лина.

– Эх! Жаль, что мы с тобой не вместе!

– Ты же знаешь, так не положено.

– Все равно! Вместе мы сила! Давай! И не забудь телефоны, мой и Ленкин.

– Давай! Думаю, тебя тоже скоро увезут.

Время уже приближалось к двум часам дня. Лену забрали сразу после полудня; выпускниц всегда вывозили поодиночке, рассчитывая доставить к поезду или самолету, чтобы они не шатались без дела. Лина вышла во двор, чувствуя себя довольно странно. Впервые она шла через плац простым шагом. По дворовой территории Монастыря и широким коридорам учебного и административного зданий разрешалось передвигаться только легким бегом. Бесцельное стояние или несколько обычных шагов карались довольно строго. Но сейчас ее плечо оттягивала огромная спортивная сумка, на спине болтался маленький рюкзак. Ее никто не станет заставлять бегать с такой ношей.

Дойдя до середины плаца, она едва не застонала в голос. Наперерез спешила Каркуша. Спастись было совершенно невозможно, Лина поспешно напустила на себя дебильно-возвышенный вид. Воспитательница Инга Николаевна имела огромную страсть к произнесению идиотских патетический речей. Она была настолько тупой, что даже не подозревала о своей тупости. Ее терпели за мастерское обращение с младшими воспитанницами, многие девочки в возрасте от десяти до двенадцати лет слушали ее, разинув рты, но к тринадцати неминуемо обгоняли свою воспитательницу в интеллекте, она становилась им неинтересной. Те, кто продолжал прислушиваться, безжалостно отчислялись. Полные дуры в Монастыре не приветствовались.

– Алиночка, что же ты ко мне не зашла на прощание!

– Виновата! Не хватило времени!

– Ты могла не собирать вещи, но зайти ко мне просто обязана!

– Виновата! Исправлюсь!

– Ладно. Я все-таки тебе кое-что на прощание скажу. Слушай меня внимательно, столь важных слов тебе еще никто не говорил! Поняла?

– Так точно!

– Знай, перед тобой сейчас откроются двери большого мира. Ты не должна там забывать о нашем Монастыре и его правилах. Помни: ты являешься носительницей его чести, не посрами ее неблаговидными поступками. Не забывай о тех, чьи фото и портреты вывешены в административном здании. Поклянись, что приложишь все силы для того, чтобы твое изображение появилось среди них!

Приняв самый глупый вид, Лина выкрикнула:

– Клянусь приложить все силы, чтобы погибнуть при прохождении практики!

– Ты что несешь? – охнула Каркуша. – Что значит погибнуть?

– Но, Инга Николаевна, – вид Лины был сама невинность, – ведь, чтобы попасть на стену фойе, надо сначала погибнуть при выполнении долга или как минимум умереть своей смертью, получив до этого множество высших наград. За два месяца я просто не успею этого добиться, придется погибать геройской смертью при выполнении приказа!

Воспитательница растерянно захлопала глазами: этот момент она совершенно упустила из виду. Инструкторы, собирающиеся на плацу для послеобеденного разбора групп, стали ехидно посмеиваться. Инга Николаевна, поняв, что надо быстро закругляться, поспешно заявила:

– Ладно, Ветрова, можешь идти. Не забудь мои слова!

– Так точно! Буду стараться!!!

Инструкторы откровенно рассмеялись, воспитательница покраснела, как переспевший помидор. Лина направилась к парадным воротам – там, у калитки, уже нетерпеливо переминался Матвей.

Это была еще одна интригующая местная легенда – единственный мужчина, работающий в Монастыре. Возраст его был неизвестен, но по виду он вполне годился в прадедушки библейским старцам. Вместо ног у него были скрипучие зловещие протезы, на руках в сумме набиралось всего семь пальцев, голова была совершенно лысой и сплошь покрытой ужасными шрамами, ушей не было, а левый глаз скрывала черная повязка. По всеобщему мнению учениц, члена у него тоже не было, причем скорее всего с самого рождения. Никто и никогда не смог поймать на себе его заинтересованный взгляд. Про него ходило много разных слухов – от смешных до очень страшных. Лине особенно нравилась избитая сплетня о том, что он – бывший любовник настоятельницы. Та обгрызла его собственными зубами, как поступают самки пауков «черная вдова» со своими бедными дружками после спаривания, но до конца не доела и, пожалев, оставила на легкой работе – следить за парадным входом.

Покачав своей бугристой головой, Матвей угрюмо буркнул:

– Сколько тебя можно ждать? Я едва последние протезы не стоптал.

– Да я не виновата! Разве от нее можно отделаться!

– Ладно, проходи.

Привратник открыл металлическую калитку, грубо покрашенную мерзкой зеленой краской. Сердце девушки предательски дрогнуло, она ступила вперед. Остановилась, оглянулась. На нее смотрели с плаца все инструкторы, а за их спинами возвращалась группа со стрельбища. У них больше не было ящика с патронами, все воспитанницы были страшно грязные, явно не один раз штурмовали Таити – так в простонародье именовалось неимоверно вонючее тренировочное болото. По слухам, туда ежегодно сваливали несколько тонн навоза и дерьма. На этой почве у многих развивалась нешуточная фобия: девочки боялись нечаянно хлебнуть этой мерзкой жижи и подцепить многометровых паразитов.

– Тебе чего, пинка не хватает? – поинтересовался Матвей.

– Прощай, – коротко ответила Лина и направилась к машине.

Водитель поспешно вышел, открыл багажник. Рассмотрев, что это довольно красивый молодой парень, не старше двадцати пяти лет, Лина несколько удивилась. Но и только. Она испытала эмоций не больше, чем при виде древнего Матвея. Бросив сумку в багажник, девушка открыла дверь, села на переднее сиденье. Водитель вернулся, занял свое место, посмотрел веселым, нагловатым взглядом:

– Ну что, красавица, едем или как?

– Поехали, – кивнула Лина.

Но едва водитель завел машину, в боковом окне выросла физиономия настоятельницы. Глядя на девушку своим знаменитым взглядом голодной анаконды, Мюллер покачала растопыренной ладонью, сделала зловещее движение, имитируя проталкивание столбообразной руки в тесное место, в конце совершила жутковатое хватательное движение и резко вытянула лапу наружу. Погрозив пальцем, она отчетливо произнесла:

– Помни! Без инструментов и наркоза!

– Поехали! – чуть не выкрикнула девушка.