Имперская трилогия (Трилогия) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 147

– Люди поверят кому угодно, если его слова будут подтверждены мощью ВКС. Вы могли прийти к кому-нибудь из клана Рокуэллов. У любого из них больше законных оснований, чем у меня.

Он не хотел власти, но думать об этом было уже поздно. Отправившись вместе с Пенелопой на курьерском корабле, Клозе сжег за собой мосты. Теперь можно двигаться только вперед.

– Необходимо нарушить цепь наследования, – заявила Пенелопа. – Иначе это никогда не кончится. К тому же ты уже в курсе, как оно там все работает, и знаешь, как обстоят дела на фронтах. У тебя просто уникальное сочетание военного и бюрократического опыта.

Верит ли она сама, что на самом деле все так просто? Вряд ли. Ее брат был очень умным человеком, так же как и ее отец. Клозе не был знаком с матерью Пенелопы и другим ее братом, Гаем, но предполагал, что и они были далеко не дураки.

Пенелопе нельзя было отказать в аналитических способностях. Она получила прекрасное образование, лучшее из всех, какое ей могли бы обеспечить ее происхождение и состояние отца, большую часть жизни провела при дворе Виктора Романова, работала секретарем у своего брата, когда он сменил Виктора на троне, и тоже знала, «как оно там все работает».

– Но есть еще один фактор, – сказала Пенелопа. – Гораздо более важный с точки зрения текущего момента. Ты умеешь побеждать.

– Чего? – изумился Клозе.

– В этой войне Империей было одержано только две победы, – сказала Пенелопа. – Одну из них одержал мой брат, вторую – ты.

– Неправда, – сказал Клозе. – Битву за Солнечную систему нельзя назвать победой. Скорее это была ничья.

– Тарги не получили Марса и не нанесли непоправимого вреда нашим космических верфям, – сказала Пенелопа. – Не смогли ворваться в атмосферу Земли. Не добились ни одной из своих целей. После Сахары и Великого Китая… Что это, если не победа? Тарги оставили в Солнечной системе сотни кораблей.

– Мы тоже, – напомнил Клозе.

– Но мы вышибли таргов из своей родной системы.

– Не такое уж большое достижение, если учесть, что наша родная система защищена куда лучше прочих.

– Ты можешь это расценивать как угодно. Но с моей точки зрения, это была победа. И население Солнечной системы со мной полностью согласно.

Клозе отпил кофе и закурил сигарету.

– Когда я учился в Академии, я был полон мечтаний и иллюзий, свойственных молодости, – сказал он. – Тогда я мечтал сделать карьеру, причем сделать ее очень быстро и стать великим полководцем годам эдак к сорока. Конечно, для этого мне требовалась большая война – лучший, а точнее, единственный способ сделать быструю карьеру. Я и не предполагал, что мои желания исполнятся столь неожиданным образом. А какие мечты были у тебя?

– Такие же глупые, – сказала Пенелопа. – Я мечтала стать светской львицей и выйти замуж за императора, чтобы задавать моду всем женщинам Империи. При этом мне было абсолютно все равно, кто на тот момент будет нашим императором.

– Подожди-ка, – пробормотал Клозе. – Когда ты достигла брачного возраста, императором уже был Виктор. А он так и не женился.

– Когда я достигла брачного возраста, я перестала думать о подобных глупостях, – сказала Пенелопа.

– Думаю, твой отец ничего бы не имел против такого союза.

Питер Морган, предшественник Клозе на должности советника по вопросам безопасности, имел не меньший реальный политический вес, чем сам император. Некоторые даже считали, что он правит Империей, деля власть только с генералом Красновым. В те времена Клозе был далек от политики, а потому не имел собственного мнения на сей счет, но Юлий утверждал, что это не так.

Теперь уже вряд ли кто-то узнает правду. Как преданный слуга превращается в кукловода, где грань, перейдя которую ты теряешь надежду на обратный путь?

– Наш отец никогда не жаждал видеть одного из своих детей на троне, – сказала Пенелопа.

– Мой отец вообще не жаждал меня видеть, – сказал Клозе. – И до сих пор не жаждет.

– Ты не пытался с ним поговорить?

– Я не видел старого мерзавца со времен учебы в Академии, – сказал Клозе. – И не питаю никакого желания что-то в этом отношении менять.

– Но ты ведь доказал ему, что из тебя выйдет толк. Неужели ты думаешь, что он не переменит своего мнения?

– А мне это глубоко параллельно, – сказал Клозе. – В детстве, когда я нуждался в отце, я был лишен его поддержки. Теперь она мне вовсе не требуется. Тебе больше повезло с родственниками. Я же отношусь к своим как к бубонной чуме. Стараюсь держаться подальше и мою руки даже после телефонных разговоров.

– А сами они не пытались с тобой связаться? Особенно после того, как ты достиг положения?

– Нет, – сказал Клозе. – Полагаю, они отвечают мне взаимностью. Это своего рода идеальные отношения. Обоюдная неприязнь куда лучше на практике, нежели неприязнь только с одной стороны и горячие родственные чувства – с другой.

– Полагаю, ты прав.

Прежний Клозе, времен первой Сахарской кампании, наверняка заявил бы, что так оно и есть. Нынешний Клозе промолчал. Категоричность – одно из проявлений наивности, а наивность Клозе оставил в безымянном болоте вместе с правой ногой.

– Родственников не выбирают, но мои оказались не самыми плохими, – продолжала Пенелопа. – Сильный и мудрый отец, красивая и любящая мать, двое старших братьев, один – серьезный и всезнающий, никогда не совершающий ошибок, хотя последние годы его жизни опровергли такую репутацию, второй же – веселый, остроумный, готовый в любую минуту прийти на помощь… Идеальный старший брат.

И все умерли, закончил про себя Клозе. Неважно, на самом деле были они идеальными или нет, если в ее памяти они остались именно такими. Старый интриган, светская красавица, неудавшийся мятежник и… Юлий. Они теперь будут такими, какими их помнят живые.

Пенелопа явно была готова в любую секунду разрыдаться, и Клозе попробовал разрядить ситуацию.

– И который из этих двух идеальных парней был Юлием? – невинно поинтересовался он. – Я что-то не узнаю его ни в одном из описаний.

Пенелопа улыбнулась.

– Если честно, Гай был просто моим старшим братом, а Юлия я всегда видела рыцарем в сверкающих доспехах, – сказала она. – Не знаю, почему так. Они были похожи, оба военные, оба пилоты, оба делали блестящую карьеру, бывало, что они оба волочились за одними и теми же женщинами… Правда, женщины всегда отдавали предпочтение Гаю. Юлий был гораздо… сложнее. Никогда не было понятно, шутит он или говорит серьезно, никто никогда не знал, что у него на уме.

– Я познакомился с ним на Сахаре, – сказал Клозе. – В Академии мы учились на разных курсах, и он не стал бы якшаться с молодняком. Только на Сахаре выяснилось, что между нами есть много общего… Нет, не так. Что у нас есть общие интересы. А потом был «Одиссей», и мы вручили друг другу свои жизни.

А до этого он рисковал своей, чтобы вытащить меня из болота. Впрочем, Юлий вернулся бы за любым пилотом из своего звена. Юлий заботился о своих людях.

Клозе тоже старался заботиться о своих людях, но потерял всех. За тот прорыв на орбиту Сахары его считали героем, а он не мог простить себе своих ошибок и часто просыпался от кошмарных снов. Лейтенант Орлов, в свое время ухаживавший за Пенелопой и спасший ее жизнь во время самого знаменитого теракта тысячелетия, тоже был подчиненным Клозе и погиб на Сахаре.

Ничего, подумал Клозе с мрачным удовлетворением, нынешняя моя ошибка точно будет последней и подтвердит правоту отца, который всегда утверждал, что из меня не выйдет ничего хорошего.

Только долго радоваться отцу не придется. Вряд ли старый мерзавец меня надолго переживет. Вряд ли меня надолго переживет все человечество.

Клозе сидел, запершись в своей каюте, и пытался найти две вещи: а) моральное оправдание тому, что он собирался сделать; б) истинную причину, которая толкнула его на то, что он собирался сделать.

Как и следовало ожидать, поиски первого оказались куда проще. Клозе считал, что в большинстве своем люди – одинокие волки, и сбиваться в стаи их заставляет только насущная жизненная необходимость, а потому любое государственное образование является искусственной структурой, функционирующей и существующей ровно до тех пор, пока его поддерживает подавляющее большинство людей.