Бэббит - Льюис Синклер - Страница 32

— Ах, Зилла, перестань! Ты сама ни одному своему слову не веришь! — запротестовала миссис Бэббит.

— Нет, не перестану, и каждое мое слово — правда!

— Ну, Зилла, как можно! — Миссис Бэббит всполошилась, как заботливая мамаша. Она была ровесницей Зиллы, но казалась старше — правда, только с первого взгляда. Она была такая спокойная, расплывшаяся, перезрелая, а глядя на сорокапятилетнюю Зиллу, крашеную, затянутую в корсет, сразу думалось, что она, наверно, старше, чем кажется. — Как можно так разговаривать с бедным Полем!

— Да, он бедный, это верно! Мы были бы оба бедняки, мы бы давно по миру пошли, если б я его не теребила!

— Ну, как можно, Зилла! А мы-то с Джорджем только недавно говорили, как много Поль работал весь год и как хорошо бы отпустить наших мальчиков вдвоем! Я сама уговариваю Джорджа поехать вперед, без нас, в Мэн и отдохнуть там как следует до нашего приезда, и я считаю, что Полю тоже нужно было бы уехать вместе с ним, это было бы просто чудесно!

Поль даже привскочил при таком разоблачении его тайных планов бегства. Он потер руки. Пальцы его дрожали.

— Еще бы! — взвизгнула Зилла. — Ты счастливица! Ты можешь отпустить Джорджа и не следить за ним! Джорджи у тебя старый, толстый. На других женщин и не смотрит! Смелости не хватает!

— Как это не хватает, черт возьми? — Бэббит с жаром встал было на защиту своего драгоценного права — быть безнравственным, но тут его перебил Поль — и вид Поля не сулил ничего хорошего. Он вскочил с места и вкрадчивым голосом спросил Зиллу:

— Ты, кажется, намекаешь, что у меня много романов?

— Да!

— Что ж, дорогая моя, раз ты сама об этом заговорила… Да, За эти десять лет не было такого времени, чтобы я не находил утешения с какой-нибудь милой ласковой женщиной, и до тех пор, пока ты не перестанешь осыпать меня своими любезностями, я, вероятно, буду тебе изменять. Да это и не трудно. Ты слишком глупа!

Зилла хотела что-то сказать и вдруг закричала, заплакала навзрыд. Нельзя было разобрать ни слова в этом потоке слез и непристойной ругани.

И тут благодушный Джордж Ф.Бэббит внезапно преобразился. Если Поль стал злым, а Зилла превратилась в яростную фурию, если все благопристойные чувства, какие полагалось испытывать в квартире Рислингов, вдруг обернулись самой неприкрытой ненавистью, то больше всего это сказалось на Бэббите. Он был страшен. Он вскочил с места. Он казался огромным. Рука его впилась в плечо Зиллы. Весь лоск добропорядочного дельца мигом слетел с него, в голосе зазвучала жестокость:

— Я этого не потерплю, слышишь! Прекрати эти глупости! Двадцать пять лет я тебя знаю, Зилл, и ни разу ты не упустила случая выместить на Поле свои неудачи! Нет, ты не злая, ты хуже, ты — дура. Благороднее Поля нет человека на божьем свете, слышишь? Всем порядочным людям надоело на тебя смотреть! Пользуешься тем, что ты женщина, и оскорбляешь его самым гнусным образом! А кто ты есть, чтобы такой человек, как Поль, спрашивал у тебя разрешения уехать со мной? Вообразила себя не то королевой Викторией, не то самой Клеопатрой. Дура ты, дура, неужели ты не видишь, как все над тобой смеются, как все издеваются?

Зилла безудержно рыдала:

— Никогда… никогда за всю мою жизнь… никто не говорил…

— Да, в глаза не говорили, а за глаза только так и говорят. Только так! Все говорят, что ты сварливая старуха! Да, старуха, клянусь богом!

Низость этого выпада совсем доконала ее. Глаза у нее сразу потухли, она тихо заплакала. Но Бэббит был неумолим. Он чувствовал, что он всемогущий хозяин положения, что Поль и миссис Бэббит смотрят на него со страхом, что только он один может справиться с Зиллой.

Дрожащим, жалким голосом Зилла прошептала:

— Это неправда!

— Нет, правда!

— Да, я скверная женщина! Простите меня! Я покончу с собой! Я на все пойду! Я… ну, чего, чего ты от меня хочешь?

Она унижалась до последней степени. И ей это доставляло удовольствие. Для любителя скандалов нет ничего приятнее, чем довести себя до полного, мелодраматического, эгоистического самоуничижения.

— Хочу, чтобы ты отпустила Поля со мной в Мэн! — потребовал Бэббит.

— Как же я могу помешать ему? Ты сам сказал, что я идиотка, что никто на меня не обращает внимания!

— Можешь, можешь! Главное, ты должна прекратить намеки, будто стоит ему ступить за порог, как он сию минуту начинает бегать за какой-нибудь юбкой. Сама наводишь его на дурные мысли. Надо быть умней.

— Хорошо, Джордж, я тебе обещаю, честное слово. Я знаю, что поступала плохо. О, простоте меня, простите!

Она наслаждалась собой.

И Бэббит тоже наслаждался. Он осуждал с высоты своего величия, и он же отпускал грехи. Торжественно покинув дом Поля вместе с женой, он стал важно поучать ее:

— Конечно, нехорошо было так запугивать Зиллу, но иначе с ней ничего не сделаешь. Да, она у меня попищала, ей-богу!

— Да, — сказала его жена спокойно. — Ты был очень противный. Ты так петушился! Видно было, что тебе доставляет удовольствие воображать себя прекрасным, благородным человеком.

— Ну, знаешь ли! Это уж слишком! Конечно, чего от тебя ждать, я так и думал, что ты пойдешь против меня! Так и думал, что ты будешь заступаться за нее — женское дело!

— Правильно! Бедная Зилла, она так несчастна. Оттого и вымещает все на Поле. Ей совершенно нечего делать в их квартирке. Целыми днями сидит и думает. А какая она была веселая, хорошенькая! Конечно, ей обидно, что все это кончилось. А ты с ней так нехорошо, так некрасиво разговаривал — хуже нельзя! Мне стыдно за тебя и за Поля, он тоже хорош, нашел чем хвастать — своими гадкими романами!

Бэббит рассердился и замолчал, и пока они шли пешком домой, он все четыре квартала дулся с видом оскорбленной добродетели. У подъезда он с высокомерной вежливостью открыл перед ней дверь, а сам остался и зашагал по двору.

И вдруг его словно кольнуло в сердце: а что, если она права, хоть отчасти права? Должно быть, от усталости он стал таким необычно чувствительным: с ним редко бывало, чтобы он сомневался в своем непоколебимом превосходстве. Он почувствовал всю прелесть летней ночи, запах влажной травы.

«Ну и пускай! — подумал он. — Я своего добился. Вырвемся на свободу! Ради Поля я на все готов!»

Рыбачью снасть они покупали у братьев Иджемс, в лучшем спортивном магазине, с помощью самого Виллиса Иджемса, их товарища по клубу Толкачей. Бэббит точно с цепи сорвался. Он напевал, приплясывал. Полю он все время бормотал на ухо: «Славно, а? Интересно все это покупать! Молодец Виллис Иджемс, сам нас обслуживает! Слушай-ка, если б вон те типы — видишь, они покупают снасти для Северных озер — если б они узнали, что мы едем прямо в Мэн, они бы в обморок упали, верно?.. Ну-ка, брат Иджемс, я хочу сказать — Виллис! Дерите с нас побольше! Нас легко уговорить! Ну-ка, ну-ка, покажите! Весь ваш магазин скуплю!»

Он восхищался спиннингами, роскошными резиновыми сапогами, палатками с целлулоидовыми окошечками, складными стульями, термосами. В простоте душевной ему хотелось купить все. И тот самый Поль, которому он всегда покровительствовал, теперь удерживал его от этого пьяного азарта.

Но даже Поль просветлел, когда Виллис Иджемс, дипломат и поэт в торговле, заговорил о наживках.

— Вы, друзья, конечно, знаете, что спор идет о том, что лучше — сушеная наживка или свежая. Я лично за сухую наживку. Куда увлекательней!

— Ясно. Это гораздо увлекательней! — Бэббит весь так и пылал, хотя он понятия не имел ни о свежей, ни о сухой наживке.

— Если хотите послушаться моего совета, Джорджи, наберите побольше мотыля, червей и муравьиных яиц. Да-с, муравьиные яйца — вот это наживка!

— Еще бы! Всем наживкам наживка! — радовался Бэббит.

— Да, милый мой! — еще раз подтвердил Виллис Иджемс. — Это, брат, такая наживка, что лучше не сыщешь!

— Да, вряд ли старушке форели долго придется гулять, когда я закину такую наживочку! — объявил Бэббит и сделал толстой ручкой жест, как будто подсекал рыбу.