Леннар. Тетралогия - Краснов Антон - Страница 39

Ревнитель растерялся. Он закрутил головой, озираясь. Первый раз на его памяти слуг Храма били так жестоко и неотвратимо. Ведь им не было равных. Короткая схватка все перевернула с ног на голову. Не зная, что предпринять, он снова завертел головой, и тут его взгляд упал на бывшего послушника Бреника, который вылез из-под телеги. Ярость, редкое для хладнокровных воинов ланкарнакского Храма чувство, вдруг захлестнула Ревнителя.

— Это ты-ы-ы… — прошипел он, не отрывая взгляда от Бреника. — Это ты… это из-за тебя… Ты выпустил этого… этого демона, Илдыз тебя побери!!!

И, оскалив длинные зубы, он прыгнул на послушника.

Бреник понял, что ему конец. Ибо Леннар, расправившись с конными Ревнителями, поскакал на выручку к плененным, оставив Бреника и Лайбо наедине с последним, пешим, Ревнителем. И Леннара ждали еще двое врагов, сильных, без единой царапины, зато полных решимости отомстить за погибших товарищей. И у этих двоих было преимущество перед теми, кого уже сразил человек из Проклятого леса: они знали, ЧЕГО ждать от этого «простолюдина», приговоренного к аутодафе на площади Гнева.

Не дожидаясь, пока он сам нападет на них, они выехали ему навстречу, бросив стоящую на возу клеть с плененными крестьянами без присмотра.

Но снова Леннар сумел удивить противника, которого сам за последние несколько минут, казалось бы, отучил удивляться чему-либо.

Когда между ним и скачущим наперерез ближайшим Ревнителем оставалось пять или шесть лошадиных корпусов, он резко пришпорил коня, заставив взвиться на дыбы. Оба Ревнителя пролетели мимо; одного из них Леннар угостил сочным ударом по спине, однако в последний момент сабля перевернулась в руке, и потому удар пришелся плашмя.

Только это спасло Ревнителя от неминуемой смерти.

Так Леннару удалось разминуться с всадниками Храма. Путь к клети с крестьянами был свободен. Леннар не стал терять времени. Он подъехал к возу и с такой силой рубанул по замку, запиравшему дверь клети, что тот рассыпался вдребезги. Остатки разрубленной дужки разлетелись в разные стороны, и с легким скрипом дверь открылась.

Кожевенники Ингер, его сестра Инара и здоровенный кузнец Бобырр первыми выпрыгнули из клетки.

— Свободны! — не веря в происходящее, выдохнул Ингер.

— Свободны… — эхом отозвалась его сестра, а кузнец Бобырр, не удовлетворившись словами, с такой силой врезал кулаком по земле, что выбил глубокую вмятину, не хуже той, какую оставляет копытом тяжелый жеребец.

Ревнители развернулись и уже скакали обратно. Это зрелище, которое в другой ситуации вогнало бы сельчан в трясину благоговейного, животного, почти суеверного страха, теперь было воспринято по-иному. Кузнец Бобырр, славящийся своей силищей, рывком сорвал с петель решетчатую дверь клети. Этой дверью он отразил удар сабли налетевшего Ревнителя, а потом не мудрствуя лукаво так врезал ею по крупу белого скакуна, что тот не устоял (!) на ногах. И повалился наземь вместе с всадником. Как ни крепок и вынослив был Ревнитель, но когда конь придавил его всей массой и повредил ему ногу, он взвыл от боли и стал дергаться, пытаясь высвободиться. Впрочем, кузнец Бобырр быстро прекратил мучения Ревнителя: ударом все той же железной двери размозжил тому голову.

Разгорячившись, Бобырр подскочил ко второму (и последнему!) всаднику и с силой схватил коня за узду одной рукой, другой хлеща по морде. Мощным ударом сабли Ревнитель развалил кузнеца надвое чуть ли не до пояса, но подоспевший Ингер ударом в бок свалил Ревнителя с коня, а потом, упав на колени и зажав голову оглоушенного, полупарализованного соперника в локтевом закате, свернул шею. Ревнитель не успел и пикнуть.

Остальные-крестьяне смотрели во все глаза… Никогда, никогда еще ни один сельчанин не то что не смел убивать Ревнителей, но и пытаться сопротивляться…

Нет, это невозможно!

Выскочивший из клети староста деревни, низенький и вертлявый Бокба, закричал:

— Да как вы посмели убить слуг Храма, преславных братьев ордена Ревнителей? Безумцы! Ведь теперь, согласно закону Благолепия, вся наша деревня должна быть уничтожена, сожжена, а на ее месте распахано поле! И — наложен запрет селиться на этом месте, вечный и нерушимый запрет! Что деется, что деется!.. — запричитал он, обхватив голову обеими руками и смешно подпрыгивая на месте.

Стоявшая рядом с ним Инара, не говоря ни слова, влепила старосте пощечину. Леннар подъехал к ним и произнес, глядя с коня сверху вниз на ошарашенного старосту:

— А ты что, еще не понял, что вам так и так был бы конец? Вас везли в Храм для того, чтобы ритуально умертвить на аутодафе на площади Гнева!

Леннар сомневался, что ради этих крестьян стали бы пачкать кровью площадь Гнева, верно, предназначенную только для самых громких смертных церемоний. Скорее всего, их просто замучили и умертвили бы в одном из сырых, темных подвалов под Храмом и его приделами. Но громкое имя — площадь Гнева! — оказало свое неминуемое воздействие…

— На площади Гнева… — испуганно прошелестело среди крестьян.

Староста Бокба был поумнее прочих. Он пробормотал:

— Но как же так? На площади Гнева казнят только знатных, известных… тех, кто поднимал бунт против правителя или Храма… принцев, царедворцев, полководцев, священнослужителей в высоком сане, из тех, кто нарушил законы Благолепия… Но нас? Мы — бедные люди, кому мы нужны? Ты… ты, верно, ошибаешься, юноша. Это слишком большая честь для простых крестьян.

— Дурак ты, — презрительно отвечал ему Леннар, — и трус. Ревнители напали на твою деревню, наверняка не обошлось без жертв, а ты тут скулишь об оказанной тебе чести.

— Они убили моих отца, мать, братьев и еще три десятка наших, — сказала Инара, глядя на Леннара широко раскрытыми темными глазами, — а тех, кто в отчаянии сопротивлялся, загнали в клетку и объявили нарушителями законов и преступившими Благолепие. Говорили о тебе, Леннар. И о том, что они с тобой сделают, когда найдут. Ох, что они говорили, что говорили!..

— Пусть теперь расскажут об этом грязным демонам, к которым я их отправил, — отозвался Леннар. — А теперь нам нужно спешить. Нет времени, позже поговорим!

Только тут он вспомнил о Лайбо-шутнике и послушнике Бренике, которых в пылу схватки он бросил на растерзание последнему уцелевшему Ревнителю. Этого бойца с лихвой должно было хватить на двух простых смертных… Леннар вздрогнул всем телом и, развернув коня, хотел было мчаться на выручку к Лайбо и Бренику — и тут увидел приближающегося всадника на белом коне. Поздно! Поздно?.. Леннар прищурился и вдруг расхохотался, хотя обстановка как никогда мало располагала к веселью. Впрочем, некоторые основания для радости у него были. Потому что на белом коне, еще недавно принадлежавшем одному из Ревнителей, скакал не один, а два всадника. Впереди сидел Лайбо, а за ним, прижавшись к спине крестьянина, Бреник. Оба были всклокочены и бледны. Левая рука Лайбо была залита кровью от локтя до кончиков пальцев, Бреник же и вовсе был забрызган кровью с головы до ног.

— И ничего смешного, — проворчал Лайбо, мельком взглянув на Леннара, — совсем ничего смешного… Этот здоровяк, которого ты там оставил на нашу голову в живых, чуть было не разделал нас, как старика Кукинка. Он бы прикончил меня, как теленка на бойне, если бы сзади к нему не подкрался вот этот парень, как тебя… Хреник?

— Бреник, — обиженно ответил экс-послушник.

— Угу, Бреник. Так вот, если бы Бреник не подкрался сзади и не врезал этому громиле по башке оглоблей, то, наверное, он меня так и уходил бы. Пока Бреник его держал, я резал ему глотку, и он так дрыгал ногами и руками, что, кажется, сломал мне два ребра, прокусил палец, а Бренику вышиб пяткой два передних зуба, и теперь он шепелявит. Живучий был мужик, что и говорить! А кровищи-то, кровищи!..

Инара содрогнулась.

— Ну раз так, то молодцы, — сказал Леннар. — Самое трудное — сделать первый шаг. Теперь поняли, что эти Ревнители такие же люди, как и вы, да еще не самые лучшие люди? Ладно, вы еще сыроваты… Едем быстрее отсюда!