Знающий не говорит. Тетралогия - Астахова Людмила Викторовна - Страница 40

– Приятно думать, что не только у людских волшебников могут быть неразрешимые проблемы, – иронично улыбнулся Хозяин Сфер, любуясь игрой огня через толстое стекло бокала. – В таком случае, почему бы вам не попытаться сделать решительный жест?

Брови эльфа вопросительно изогнулись.

– Насколько я знаком с вашими сородичами, лорд Ведающий, не в обиду будь сказано, вы редко действуете дерзко и жестко, полагаясь в основном на свое долгожительство. Дескать, нужно лишь запастись терпением, и рано или поздно… Короче, мне ли вам все это рассказывать. Верно?

– Что вы мне предлагаете? – напрямик спросил эльф.

Улыбка Верховного оллавернского мага сделала бы честь дракону.

– Иногда нужно поджечь лес, чтоб поймать строптивого зверя, лорд Арьятири. Какова ни была бы сила Познавателя, он один-одинешенек. Один в поле не воин.

Арьятири хотел было сказать, что у его народа как раз все наоборот. Одиноких воинов даже с превеликим избытком. Но вовремя подумал, что людской маг примет его слова либо за банальное бахвальство, либо за оправдание собственного бессилия.

– Если мы правильно построим игру, то получим каждый свой трофей.

Ириен Альс менее всего подходил под определение Ар'ары. Но в чем человек на самом деле целиком и полностью прав, так это в том, что Альс двадцатилетней давности и нынешний Альс, судя по всему, это два разных существа. Ланга изменит кого угодно, даже Познавателя. Не говоря уже о женщине.

Разумеется, эльфийка не спала.

– Что тебе сказал Ар'ара?

– Посоветовал поджечь лес.

– Очень по-человечески. Может быть, он прав?

– Не знаю, но ничего умнее я все равно придумать не могу.

– Мы должны опередить магистров…

– И пока они будут разгребать последствия высвобождения Проклятия…

– …он будет обречен вернуться в Фэйр…

– Арья, неужели ты не боишься, что он придет за тобой?

Ведающий поглядел прямо в глаза своей спутнице:

– Не боюсь. Я далеко не так крепко цепляюсь за жизнь. Но я должен попробовать.

– Вы так похожи, что мне иногда становится страшно.

– Не бойся, Нальи. Так и должно быть.

Короток зимний день, особенно если небо затянуто непробиваемой пеленой снеговых туч. Зато ночь длинна и полна одиночества и предчувствий.

– Послушай меня внимательно, Ноэль.

– Я готов! – вскинулся он.

– Даже не сомневаюсь. Но ты должен понимать, о чем действительно идет речь.

Слово «действительно» смогло бы встревожить даже каменных василисков, охранявших вход в Белую башню, не то что чувствительного к малейшему изменению тончайших сфер молодого мага. Он вопросительно поглядел на своего господина и наставника.

– Ты всегда умел не только слышать, но и слушать. Так вот, Ноэль Хиссанд, Проклятие Ильимани – это слишком серьезно. Гораздо серьезнее, чем о нем обычно принято судить. Да, всяческие напасти да бури, наводнения, бураны и засухи, но не это главное. Островная королева, сама того не зная, создала чудовищную ловушку. Ты знаешь, что магия так или иначе черпается из сил природы и стихий.

Ноэль завороженно кивнул.

– Проклятие же действует наоборот, оно превращает магию в энергию стихий. Безвозвратно, Ноэль, навсегда.

– Не может быть…

– Может, может! Еще как может. Но вся беда в том, что проклятие намертво привязано к душе смертного. Потому и рождаются Воплощенные, что такой могучей силе нужен выход. Но пока проклятие заперто в живом теле, оно накапливается, пружина закручивается все туже и туже, и смерть с каждым разом высвобождает все более и более могучую силу.

Оказывается, Хозяин Сфер тоже может чуть ли не до крови закусить губу. И у него могут мелко дрожать тонкие смуглые пальцы.

– Тебя тогда на свете не было, когда зимы обходили стороной Облачный Дом и здесь царило вечное лето. Теперь принято считать, что магистры решили вернуться к естественным природным циклам из любви к гармонии. Я же сам и придумал эту сказочку. Но на самом-то деле у нас просто не хватило сил удерживать защиту. Я не буду рассказывать тебе про хрупкую ткань мироздания, про то, что по ней уже прошла трещина. Наш мир выдержит, и земли не уйдут под воду, и не исчезнет род людской с его лика, да и нелюдям найдется место. А вот нам, магам, придется худо. О, я понимаю, ты думаешь, что старый негодяй боится потерять свою власть и тянет одеяло на себя, а на весь остальной мир ему глубоко плевать.

– Я так не думаю…

– Думаешь, Ноэль, конечно, ты думаешь. Но это не так. Мир уцелеет, но станет гораздо хуже. Не станет ни целителей, ни провидцев, ни ворожеев. Кто-то скажет, ну и демоны с ними. Но плотины запретов рухнут, и вот тогда снова настанут Темные века. В огне перемен сгорят культура, искусство, мораль, в конце концов. Как тебе перспектива?

Молодой магистр вообразил себе такой мир и понял, что он не хочет в нем жить. Совсем. Может быть, Ар'ара уже сыт и жизнью, и властью, и удовольствиями, и чувствами, но когда тебе чуть более сорока, жизнь только начинается.

– Теперь ты знаешь, – признался Хозяин Сфер. – Я не мог отпустить тебя навстречу судьбе, не дав шанс осмыслить цену, которую придется заплатить за возможность войти в историю. Поэтому, когда ты встретишь Джасс'линн, то за оболочкой обычной женщины, а она – просто женщина, сосуд с силой и не более, ты должен, ты просто обязан видеть погибель для себя и для всего того, что составляет всю твою жизнь.

– Я понял, мессир. Спасибо.

– Потом будешь благодарить. Потом.

Ар'ара ходит, как кот, бесшумно и быстро. Вот он стоит рядом, и его уже нет, только тихонько прикрывается дверь. До утра далеко, но Ноэль все равно не сможет уснуть. Он увидит ту женщину из сна. Очень скоро. Тут не уснешь, только отдавишь все бока на узком ложе. Хотя никакая кровать все равно не сможет сравниться по неудобству с лежбищами в Обители. А ведь именно на том жестком, как доска, тюфяке он увидел ее впервые…

…Ноэль проснулся на рассвете с отчаянно бьющимся сердцем, дрожащий от холода и совершенно разбитый, словно не спал всю ночь, а грузил бревна. Голова отчаянно болела и кружилась. Такого с ним давно не случалось. Вернее, и было-то всего один раз. Пророческие сны отнимали у магов множество сил и здоровья. За способность заглядывать сквозь пространство и время даже самым могущественным приходилось платить дорогую цену. Ноэль ее и платил. Каждый день. Всю свою недолгую, скучную и однообразную жизнь. В Обители один день походил на другой, каждый был расписан поминутно строгим уставным каноном, сменялись только сезоны. За долгой зимой следовала короткая весна, затем два-три шестидневья лета – и все повторялось вновь. Когда-то Ноэлю здесь нравилось, но когда детство кончилось и его, как всякого подростка, потянуло куда-то за горизонт, кончилось и душевное умиротворение. Сначала он приставал к Мастеру, получая в ответ пустые отговорки, потом он строил планы побега, к счастью так и оставшиеся планами, а потом стремление увидеть мир превратилось в глухую тоску.

Накануне он едва уснул, долго ворочаясь с боку на бок, пока не нырнул в глубокий омут тяжелого болезненного забытья, которое язык не поворачивался назвать сном. Сон пришел позже. Сначала отрывками, кусочками яркой мозаики, затем отчетливой картиной черной гряды гор на горизонте и пологих, заросших низким кустарником холмов, между которыми петляла мелкая бурная речушка. Вода шумела и пенилась на камнях, вращалась серебристыми водоворотами в заводях. Ее хотелось пить, хотелось опустить лицо в прохладные струи… Их было восемь, вернее семь, потому что один был мертв. Уже почти целые сутки. Они стояли возле помоста погребального костра, прощаясь с тем, кто должен был занять на нем свое место. Мертвец лежал закутанный в темный плащ, безразличный ко всему. Его бледно-серое лицо с ужасной рубленой раной через лоб было тщательно отмыто от крови, веки плотно сомкнуты, а на губы нанесена синяя краска, как это принято у эльфов. Товарищи мертвого эльфа выполнили все обряды его народа, хотя знали, что он был равнодушен к ритуалам и мистике. Ноэль не видел их лиц, но на грудь покойника падали теплые капли. Тот, кто умер, был оплакан… Слезы затуманили глаза Ноэлю, он жалобно всхлипнул и проснулся…