Мерзейшая мощь - Льюис Клайв Стейплз - Страница 14

— Мне пива не надо, — отказался Коссер. — Не будем засиживаться. Так что вы говорили?

— Я говорил, что утром в таких местах даже приятно.

— Да, утро хорошее. Бодрит. Полезная погода.

— Нет, здесь приятно.

— Где, здесь? — Коссер оглядел комнату. — Ну, знаете! Ни освещения, ни вентиляции. Я лично в алкоголе не нуждаюсь, но я допускаю, что людям нужен допинг, однако зачем принимать его в антисанитарных условиях?

— Не думаю, что дело в допинге, — пробормотал Марк, глядя в кружку. Он вспомнил, как они смеялись и спорили очень давно, студентами, и как легко им было друг с другом. Интересно, где они сейчас — Уодсден, Деннистоун?..

— Не берусь судить, — ответил Коссер на его последнюю фразу, — проблемы питания — не по моей части. Спросите Строка.

— Понимаете, — начал оправдываться Марк, — я имел в виду не кабачок, а всю деревню. Конечно, вы правы, она свое отжила. Но есть в ней что-то милое. Нам надо очень постараться, чтобы то, что мы создадим взамен, было не хуже.

— Не разбираюсь в архитектуре, — отрезал Коссер. — Это уж скорей Уизер… Как, доели?

Марка затошнило и от него, и от всего института, но он напомнил себе, что сразу не попадешь в круг интересных людей. И вообще, кораблей он не сжег. Дня через два можно уехать в Брэктон. Но не сейчас, не сразу. Надо же поглядеть, чем тут занимаются.

Коссер подвез его к вокзалу, и по пути домой он впервые стал размышлять, что же скажет жене. Нет, он не выдумывал лживых оправданий. Он просто увидел, как входит в дом, как смотрит на него Джейн, и услышал, как произносит остроумные, бодрые фразы, вытеснившие из его сознания все, что с ним в действительности было. Именно потому, что многое и смущало, и даже унижало его, ему хотелось порисоваться. Почти бессознательно он решил ничего не говорить о Кьюр Харди — Джейн очень любила старину. И вот, обернувшись на его шаги, она увидела чрезвычайно бодрого человека. Да, конечно, на службу его берут. Платить? Еще не договорились, это завтра. Место занятное. Нужных людей видел. «Про эту тетку я тебе подробней расскажу, — пообещал он, — просто не поверишь».

Джейн пришлось решать, что же она скажет, гораздо быстрей, чем ему; и она решила не говорить про Сент-Энн. Мужчины очень не любят, когда с женщиной творится что-то странное. К счастью, Марк был занят собой и ни о чем не спросил. Рассказы его не особенно ее ободрили. Что-то тут было не так. Она слишком рано спросила тем испуганным, резким голосом, которого Марк терпеть не мог: «А ты не ушел из колледжа?» «Нет, — ответил он, — что ты», — и продолжал свое. Она слушала невнимательно, зная, что он часто выдумывает, и размышляла о том, что, судя по виду, он в эти дни много пил. Словом, весь вечер он красовался перед ней, а она задавала нужные вопросы, смеялась и удивлялась. Они были молоды, и, хотя не очень любили друг друга, каждый очень хотел, чтобы любили его.

А брэктонцы в это время попивали вместе вино. Они не переоделись к вечеру, и спортивные куртки или вязаные жакеты выглядели странно среди дубовых панелей, свечей и серебра. Фиверстоун и Кэрри сидели рядом. До этого дня, лет триста к ряду, столовая колледжа была одним из приятнейших мест в Англии. Окна ее выходили на реку и на лес. С этой стороны тянулась терраса, где ученые часто сиживали летом. Сейчас, конечно, окна были закрыты, гардины задернуты, но и сквозь них доносились неслыханные прежде звуки: крики, ругань, свистки, скрежет, визг, грохот, звон, лязг, от которых дрожала вся комната. «Свищут зловещие бичи, грозно грохочет железо», — заметил Глоссоп сидящему рядом Джоэлу. Совсем рядом, за рекой, старый лес успешно превращали в ад. Те прогрессисты, чьи окна выходили на эту сторону, выражали недовольство. Даже Кэрри удивлялся тому, как странно воплощаются его мечты, но скрывал это, и беседовал, как ни в чем не бывало, с Фиверстоуном, хотя им обоим приходилось кричать.

— Значит, — орал он, — Стэддок не вернется?

— Вот именно! — вопил Фиверстоун.

— Когда же он подаст заявление?

— Еще не подал? Ах, молодость, молодость! Ничего, нам же лучше!

— Сможем как следует подготовиться?

— Да. Пока бумажки нет, они не в курсе.

— То-то и оно! Они ведь сами не знают, чего хотят! Мало ли кто им понравится!

— Да! Надо сразу же подсунуть им своего кандидата! Объявим о вакансии, и тут же — бац! — кролик из шляпы!

— Значит, думать начнем прямо сейчас!

— А непременно социолога?

— Нет, это все равно!

— У нас нет политолога.

— Да… хм… Понимаете, они эту науку не жалуют. А может, Фиверстоун, лучше эту, как ее?.. прагматометрию?

— Занятно, что вы это сказали. Тот, о ком я думаю, как раз интересуется и ею. Можно было бы назвать так: специалист по социальной прагматометрии.

— А кто это?

— Лэрд из Кембриджа.

Кэрри никогда о нем не слышал, но глубокомысленно протянул: «А, Лэрд…»

— Как вы помните, — продолжал Фиверстоун, — он хворал и закончил средне. Но в Кембридже экзамены так плохо поставлены, что никто на это не смотрит. Потом он руководил «сфинксами», издавал журнальчик. Ну, Дэвид Лэрд…

— Да, конечно… Только, Дик…

— Что такое?

— Это не очень хорошо. Сам я тоже не придаю значения дипломам, но у нас тут… раз, два, три… и он невольно посмотрел туда, где сидел Палем, толстолицый человек с маленьким ротиком. Даже Кэрри не мог припомнить, что он сделал или написал.

— Да, знаю, — согласился Фиверстоун. — Мы иногда берем не тех, кого следовало бы. Но без нас колледж приглашает вообще невесть кого.

То ли от шума, то ли еще от чего, Кэрри на минуту заколебался. Недавно он обедал в Нортумберлэнде. Там был и Тэлфорд, и все его знали, все слушали, даже сам Кэрри дивился его уму и живости, которых он почему-то в колледже не проявлял. А вдруг все «эти» так коротко и скучно ему отвечают лишь потому, что он им неинтересен? А вдруг он глуп? Эта дикая мысль промелькнула в его мозгу, но лишь на короткий миг. Приятней было думать, что «они» — просто отсталые, косные люди.

— На той неделе я буду в Кембридже! — кричал тем временем Фиверстоун. — Даю там ужин. Премьер, два газетных босса, Тони Дью. Что? Конечно, знаете. Черный такой, плюгавый. И Лэрд там будет. Он в каком-то родстве с премьером. А вы не придете? Дэвид мечтает с вами познакомиться. Он очень много о вас слышал… от вашего бывшего студента, забыл фамилию…

— Не знаю… Тут еще Билла хороним, я нужен… По радио не передавали, нашли убийцу или нет?

— Не слыхал. Кстати, раз Ящера нет, у нас уже две вакансии.

— Что-о-о? — взвыл Кэрри. — Какой шум! Или я оглох?..

— Эй, Кэрри! — крикнул ему Бразекр, перегнувшись через Фиверстоуна. — Что это делают ваши друзья?

— Почему они так кричат? — спросил кто-то. — Разве нельзя работать без крика?

— По-моему, они не работают, — добавил кто-то еще.

— Слушайте! — воскликнул Глоссоп. — Какая там работа?! Скорее уж футбольный матч.

Все вскочили.

— Что это?! — закричал Рэйнор.

— Они кого-то убивают, — заключил Глоссоп.

— Куда вы? — спросил Кэрри.

— Посмотрю, в чем дело, — сказал Глоссоп, — а вы соберите всех слуг. И позвоните в полицию.

— Я бы не выходил, — обронил Фиверстоун, наливая себе еще вина. — По-моему, полиция уже там.

— То есть как?

— А вы послушайте.

— Я думал, это дрель…

— Слушайте!

— Господи, неужели пулемет?!

— Смотрите! Смотрите! — закричали все. Зазвенели стекла. Кто-то кинулся опустить жалюзи, но вдруг все застыли, тяжело дыша и глядя друг на друга. У Глоссопа на лбу была кровь, а пол усыпали осколки прославленного окна, на котором Мария Генриетта вырезала бриллиантом свое имя.

5. ГИБКОСТЬ

Наутро Марк поехал в Беллбэри поездом. Он обещал жене уточнить насчет оплаты, и это смущало его, но вообще он чувствовал себя неплохо. Само возвращение ему очень понравилось — он просто вошел, снял шляпу, спросил виски. Слуга его узнал. Филострато ему кивнул. Женщины вечно выдумывают, а вот она, реальная жизнь! Выпив виски, он пошел к Коссеру, пробыл у него минут пять, и все померкло.