Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Мерзейшая мощь - Льюис Клайв Стейплз - Страница 11


11
Изменить размер шрифта:

Да, это было противно. Однако, все перекрывало дивное ощущение, что ты — свой человек. За день он много раз чувствовал себя чужим, и чувство это исчезло, когда мисс Хардкастл заговорила с ним. Жизнь она прожила интересную. Она побывала и суфражисткой, и британской фашисткой, не один раз сидела в тюрьме, встречалась с премьерами, диктаторами, кинозвездами. Она знала с обеих сторон, что может, а чего не может полиция, и считала, что может она почти все. Институтскую полицию она ставила очень высоко; и сообщила, что сейчас особенно важно внушить публике, насколько лечение гуманней наказания. Однако, на ее пути еще встало немало бюрократических преград. «Правда, газеты все за нас, кроме двух, — изрекла она. — Ничего, мы и эти прихлопнем». Марк не совсем понял ее, и она объяснила, что полиции страшно мешает идея «заслуженного наказания». Считается, что с преступником можно сделать то-то и то-то, но не больше. У лечения же пределов нет — лечи себе, пока не вылечишь, а уж вылечился ли больной, решать не суду. Лечить гуманно, а предотвращать болезнь — еще гуманней. Скоро все, кто попадется в руки полиции, будут под контролем института, а там и вообще все, каждый человек. «Тут-то мы с тобой и нужны, — доверительно заметила она, тыкая пальцем Марку в жилет. — В конечном счете, сынок, что полицейская служба, что социология, — одна собака. Значит, нам с тобой вместе работать».

Насчет Стила она отметила сразу, что он человек опасный. «А главное, — посоветовала она, — ладь с двумя: с Фростом и с Уизером». Над страхами его она посмеялась. «Ничего! Главное — не лезь, куда не просят. Всему свое время. А пока что делай дело, и не всему верь, что говорят.»

За обедом Марк оказался рядом с Хинджестом.

— Ну, как? — осведомился тот. — Остаетесь?

— Вроде бы да, — ответил Марк.

— А то бы я вас прихватил, — заметил Хинджест. — Сегодня еду.

— Почему же вы уезжаете?

— Знаете ли, кому что нравится. Если вам по вкусу итальянские евнухи, сумасшедшие священники и такие бабы — что ж, говорить не о чем.

— Мне кажется, нельзя судить по отдельным людям. Это все-таки не клуб.

— Судить? В жизни не судил, кроме как на цветочных выставках. Я думал, здесь хоть какая-то наука. Оказывается, это скорее политический заговор. Вот я и еду домой. Стар я для таких дел, а если уж играть в заговорщиков, то я лучше выберу себе других, по вкусу.

— Вы хотите сказать, что не одобряете социального планирования? Конечно, с вашей сферой знания оно не связано, но с социологией…

— Такой науки нет. А если бы я увидел, что химия вместе с тайной полицией под управлением старой бабы без лифчика работает над тем, как отобрать у людей дома, детей, имущество, я послал бы ее к чертям и стал разводить цветы.

— Мне кажется, я понимаю вашу симпатию к маленьким людям, но когда занимаешься тем, что действительно жизненно важно…

— Вот что получается, — перебил Хинджест, — когда изучают человека. Людей изучать нельзя, их можно узнавать, а это дело другое. Поизучаешь их, поизучаешь — и захочешь отобрать то, ради чего живут все, кроме кучки интеллектуалов.

— Билл! — крикнула Фея, сидевшая почти напротив, чуть наискосок. Хинджест повернулся к ней, и лицо его стало багровым.

— Вы что, сейчас и едете? — прогрохотала Фея.

— Да, мисс Хардкастл, еду.

— А меня не подкинете?

— Буду счастлив, — пробурчал Хинджест, — если только нам в одну сторону.

— Вам куда?

— В Эджстоу.

— Через Брэнсток?

— Нет. Я сверну у ворот старого поместья, на Поттерс-Лейн.

— Ах, черт! Не подходит. Ладно, успеется.

После обеда, уже в пальто, Хинджест снова заговорил с Марком, и тому пришлось дойти с ним до машины.

— Послушайте меня, Стэддок, — сказал он. — Или сами как следует подумайте. Я в социологию не верю, но в Брэктоне вы хоть живете по-человечески. Здесь вы и себе повредите… и, честное слово, еще многим.

— На все могут быть две точки зрения, — заметил Марк.

— Что? Две? Сотни их может быть, пока не знаешь ответа. Тогда будет одна. Но это не мое дело. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — попрощался Марк, и машина тронулась.

К вечеру похолодало. Орион, неведомый Марку, сверкал над деревьями. В дом идти не хотелось. Хорошо, если еще побеседуешь с интересными людьми; а вдруг опять будешь слоняться как чужой, прислушиваясь к разговорам, в которые неудобно вклиниться? Однако Марк устал. Вдоль фасада он добрался до какой-то дверцы и, минуя холл, пошел прямо к себе.

Камилла Деннистоун проводила Джейн до ворот, которые выходили на дорогу гораздо дальше. Джейн не хотела показаться ни слишком открытой, ни слишком застенчивой, и потому попрощалась кое-как. Она не знала, чушь ли все это, но хотела верить, что чушь. Нет, ее не втянешь, ее не впутаешь. Она сама себе хозяйка. Джейн давно считала, что главное — сохранить свою независимость. Даже тогда, когда она поняла, что выйдет замуж за Марка, она подумала: «Но жить я буду собственной жизнью». Мысль эта не покидала ее больше, чем на пять минут. Она всегда помнила, что женщина слишком многим жертвует ради мужчины, и обижалась, что Марк этого не понимал. Она и ребенка не хотела именно потому, что боялась, как бы он не помешал ей жить собственной жизнью.

Когда она вошла к себе, зазвонил телефон.

— Это вы, Джейн? — услышала она. — Это я, Маргарет. У нас такая беда… Приеду, расскажу. Сейчас не могу, слишком разозлилась. Вам негде меня положить? Что? Марк уехал? Да, с удовольствием, если вас это не затруднит. Сесил ночует у себя в колледже. Точно не помешаю? Спасибо вам огромное. Через полчаса приеду.

4. ЛИКВИДАЦИЯ АНАХРОНИЗМОВ

Джейн только постелила чистое белье на вторую кровать, когда явилась миссис Димбл со множеством сумок.

— Вот спасибо, что приютили, — щебетала она. — Куда мы только ни просились, нигде нет мест. Здесь просто жить невозможно! В каждой гостинице все занято, всюду эти, институтские — машинистки, секретарши, администраторы какие-то, ужас… Если бы у Сесила не было комнаты в колледже, ему пришлось бы спать на станции!

— Да что же с вами случилось? — спросила Джейн.

— Выгнали нас, вот что!

— Быть не может… то есть, они не имеют права…

— И Сесил так говорит. Нет, вы подумайте, Джейн! Смотрим мы утром из окна и видим грузовик прямо на клумбе, где розы, а из него вылезают настоящие каторжники с лопатами. В нашем собственном саду. Какой-то карлик в форменной фуражке говорит с Сесилом, а сам курит… у него висит на губе сигарета. И знаете, что он сказал? Что мы можем побыть в доме — не в саду, в доме! — до завтрашнего утра.

— Наверное… наверное, это ошибка…

— Сесил позвонил в колледж, но там никого не было. Мы звонили все утро, а они в это время срубили ваш любимый бук и все сливы. Если бы я так не злилась, я бы глаза выплакала. В общем, Сесил пошел к этому Бэзби, но толку не добился. Ах, конечно, недоразумение, но причем тут мы, езжайте в Беллбэри! Пока суд да дело, в доме уже просто нельзя было жить!

— Почему?

— Господи, что творилось! Грузовики, трактора, какой-то кран привезли… Никто не мог к нам пробиться. Молоко привезли в два, мяса так и не было, мясник позвонил, что пройти нельзя. Мы сами еле выбрались, чуть не час шли до моста. Как во сне, честное слово! Грохот страшный, все разрыли, на лугу какие-то будки… А народ! Истинные каторжники! Я и не знала, что в Англии есть такие рабочие. Ужас, ужас!.. — М-сс Димбл сняла шляпку и стала ею обмахиваться.

— Что же вы будете делать? — спросила Джейн.

— Бог его знает! — вздохнула м-сс Димбл. — Сесил звонил юристу, но тот сам растерян. Говорит, что в юридическом смысле у этого института какое-то особое положение. Насколько я поняла, за рекой вообще не будет домов. Что? Ох, совершеннейший ужас! Тополя вырубили, домики у церкви ломают. Бедняжка Айви плачет, вся пудра слезла, такой страшный вид! Мало ей горя, еще жить негде! Я и то рада, что выбралась живой. Люди какие-то странные… трое зашли в кухню, взять воды, так Марта чуть не рехнулась. Когда Сесил к ним вышел, я думала, они его побьют, нет, правда! Спасибо, полисмен их выгнал. Да, и полицейские кишат, тоже очень страшные, с дубинками, как в американских фильмах. Знаете, мы оба подумали: так и кажется, что немцы победили. А вот и чай! Как хорошо…