Конь и его мальчик - Льюис Клайв Стейплз - Страница 20

Еще через много часов долина стала шире, ручей превратился в реку, а та впадала в другую реку, побольше и побурнее, которая текла слева направо. За второю рекой открывались взору зеленые холмы, восходящие уступами к северным горам. Теперь горы были так близко и вершины их так сверкали, что Шаста не мог различить, какая из них двойная. Но прямо перед нашими путниками (хотя и выше, конечно) темнел перевал – должно быть, то и был путь из Орландии в Нарнию.

– Север, Север, Се-е-вер! – воскликнул Игого. И впрямь, дети никогда не видали, даже вообразить не могли таких зеленых, светлых холмов. Реку, текущую на восток, нельзя было переплыть, но, поискав справа и слева, наши путники нашли брод. Рев воды, холодный ветер и стремительные стрекозы привели Шасту в полный восторг.

– Друзья, мы в Орландии! – гордо сказал Игого, выходя на северный берег. – Кажется, эта река называется Орлянка.

– Надеюсь, мы не опоздали, – тихо прибавила Уинни. Они стали медленно подниматься, петляя, ибо склоны были круты. Деревья росли редко, не образуя леса; Шаста, выросший в краях, где деревьев мало, никогда не видел их столько сразу. Вы бы узнали (он не узнал) дубы, буки, клены, березы и каштаны. Под ними сновали кролики и вдруг промелькнуло целое стадо оленей.

– Какая красота! – воскликнула Аравита.

На первом уступе Шаста обернулся и увидел одну лишь пустыню – Ташбаан исчез. Радость его была бы полной, если бы он не увидел при этом и чего-то вроде облака.

– Что это? – спросил он.

– Наверное, песчаный смерч, – сказал Игого.

– Ветер для этого слаб, – сказала Аравита.

– Смотрите! – воскликнула Уинни. – Там что-то блестит – ой, это шлемы… и кольчуги!

– Клянусь великой Таш, – сказала Аравита, – это они, это – царевич.

– Конечно, – сказала Уинни. – Скорей! Опередим их! – и понеслась стрелой вверх, по крутым холмам. Игого опустил голову и поскакал за нею.

Скакать было трудно. За каждым уступом лежала долинка, потом шел другой уступ; они знали, что не сбились с дороги, но не знали, далеко ли до Анварда. Со второго уступа Шаста оглянулся опять и увидел уже не облако, а тучу или полчище муравьев у самой реки. Без сомненья, армия Рабадаша искала брод.

– Они у реки! – дико закричал он.

– Скорей, скорей! – воскликнула Аравита. – Скачи, Игого! Вспомни, ты – боевой конь.

Шаста понукать коня не хотел, он подумал: «И так, бедняга, скачет изо всех сил».

На самом же деле лошади скорее полагали, что быстрее скакать не могут, а это не совсем одно и то же. Игого поравнялся с Уинни; Уинни хрипела.

И в эту минуту сзади раздался странный звук – не звон оружия и не цокот копыт, и не боевые крики, а рев, который – Шаста слышал той ночью, когда встретил Уинни и Аравиту. Игого узнал этот рев, глаза его налились кровью, и он неожиданно понял, что бежал до сих пор совсем не изо всех сил. Через несколько секунд он оставил Уинни далеко позади.

«Ну что это такое! – думал Шаста. – И тут львы!» Оглянувшись через плечо, он увидел огромного льва, который несся, стелясь по земле, как кошка, убегающая от собаки. Взглянув вперед, Шаста тоже не увидел ничего хорошего: дорогу перегораживала зеленая стена футов в десять. В ней были воротца; в воротцах стоял человек. Одежды его – цвета осенних листьев – ниспадали к босым ногам, белая борода доходила до колен.

Шаста обернулся – лев уже почти схватил Уинни – и крикнул Игого:

– Назад! Надо им помочь!

Всегда, всю свою жизнь, Игого утверждал, что не понял его или не расслышал. Всем известна его правдивость, и мы поверим ему.

Шаста спрыгнул с коня на полном скаку (а это очень трудно и, главное, страшно). Боли он не ощутил, ибо кинулся на помощь Аравите. Никогда в жизни он так не поступал, у не знал, почему делает это сейчас.

Уинни закричала, это был очень страшный и жалобный звук. Аравита, прижавшись к ее холке, пыталась вынуть кинжал. Все трое – лошадь, Аравита и лев – нависли над Шастой. Но лев не тронул его – он встал на задние лапы и ударил Аравиту правой лапой, передней. Шаста увидел его страшные когти; Аравита дико закричала и покачнулась в седле. У Шасты не было ни меча, ни палки, ни даже камня. Он кинулся было на страшного зверя, глупо крича: «Прочь! Пошел отсюда!». Малую часть секунды он глядел в разверстую алую пасть. Потом, к великому его удивлению, лев перекувырнулся и удалился не спеша.

Шаста решил, что он вот-вот вернется, и кинулся к зеленой стене, о которой только теперь вспомнил. Уинни, вся дрожа, вбежала тем временем в ворота. Аравита сидела прямо, по спине ее струилась кровь.

– Добро пожаловать, дочь моя, – сказал старик. – Добро пожаловать, сын мой, – и ворота закрылись за еле дышащим Шастой.

Беглецы оказались в большом дворе, окруженном стеной «из торфа. Двор был совершенно круглым, а в самой его середине тихо сиял круглый маленький пруд, У пруда, осеняя его й ветвями, росло самое большое и самое красивое дерево, какое Шаста видел. В глубине двора стоял невысокий домик, крытый черепицей, около него гуляли козы. Земля была сплошь покрыта сочной свежей травой.

– Вы… вы… Лум, король Орландии? – выговорил Шаста. Старик покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Я отшельник. Не трать времени на вопросы, а слушай меня, сын мой. Девица ранена, лошади измучены. Рабадаш только что отыскал брод. Беги, и ты успеешь предупредить короля Лума.

Сердце у Шасты упало – он знал, что бежать не может. Он подивился жестокости старика, ибо еще не ведал, что стоит нам сделать что-нибудь хорошее, как мы должны, в награду, сделать то, что еще лучше и еще труднее. Но сказал он почему-то:

– Где король?

Отшельник обернулся и указал посохом на север.

– Гляди. – сказал он, – вон другие ворота. Открой их, и беги прямо, вверх и вниз, по воде и посуху, не сворачивая. Там ты найдешь короля. Беги!

Шаста кивнул и скрылся за северными воротами. Тогда отшельник, все это время поддерживающий Аравиту левой рукой, медленно повел ее к дому. Вышел он нескоро.

– Двоюродный брат мой, двоюродная сестра, – обратился он к лошадям. – Теперь ваша очередь.

Не дожидаясь ответа, он расседлал их, а потом почистил скребницей лучше самого королевского конюха.