Конь и его мальчик - Льюис Клайв Стейплз - Страница 2

– Почему же ты им не признаешься?

– Не такой я дурак! Они будут показывать меня на ярмарках и сторожить еще сильнее. Но оставим пустые беседы. Ты хочешь знать, каков мой хозяин Анрадин. Он жесток. Со мной – не очень, кони дороги, а тебе, человеку, лучше умереть, чем быть рабом в его доме.

– Тогда я убегу, – сказал Шаста, сильно побледнев.

– Да, беги, – сказал конь. – Со мною вместе.

– Ты тоже убежишь? – спросил Шаста.

– Да, если ты убежишь, – сказал конь. – Тогда мы, может быть, и спасемся. Понимаешь, если я буду без всадника, люди увидят меня и скажут: «У него нет хозяина» – и погонятся за мной. А с всадником – другое дело… Вот и помоги мне. Ты ведь далеко не уйдешь на этих дурацких ногах (ну и ноги у вас, людей!), тебя поймают. Умеешь ты ездить верхом?

– Конечно, – сказал Шаста. – Я часто езжу на осле.

– На чем? Ха-ха-ха! – презрительно усмехнулся конь (во всяком случае, хотел усмехнуться, а вышло скорей «го-го-го!..» У говорящих коней лошадиный акцент сильнее, когда они не в духе). – Да, – продолжал он, – словом, не умеешь. А падать хотя бы?

– Падать умеет всякий, – отвечал Шаста.

– Навряд ли, – сказал конь. – Ты умеешь падать, и вставать, и, не плача, садиться в седло, и снова падать, и не бояться?

– Я… постараюсь, – сказал Шаста.

– Бедный ты, бедный, – гораздо ласковей сказал конь, – все забываю, что ты – детеныш. Ну, ничего, со мной научишься! Пока эти двое спорят, будем ждать, а заснут – тронемся в. путь. Мой хозяин едет на Север, в Ташбаан, ко двору Тисрока…

– Почему ты не прибавил «да живет он вечно»? – испугался Шаста.

– А зачем? – спросил конь. – Я свободный гражданин Нарнии. Мне не пристало говорить, как эти рабы и недоумки. Я не хочу, чтобы он вечно жил, и знаю, что он умрет, чего бы ему ни желали. Да ведь и ты свободен, ты – с Севера. Мы с тобой не будем говорить на их языке! Ну, давай обсуждать наши планы. Я уже сказал, что мой человек едет на Север, в Ташбаан.

– Значит, нам надо ехать к Югу?

– Не думаю, – сказал конь. – Если бы я был нем и глуп, как здешние лошади, я побежал бы домой, в свое стойло. Дворец наш – на Юге, в двух днях пути. Там он и будет меня искать. Ему и не догадаться, что я двинусь к Северу. Скорее всего, он решит, что меня украли.

– Ура! – закричал Шаста. – На Север! Я всегда хотел его увидеть.

– Конечно, – сказал конь, – ведь ты оттуда. Я уверен, что ты хорошего северного рода. Только не кричи. Скоро они заснут.

– Я лучше посмотрю, – сказал Шаста.

– Хорошо, – сказал конь. – Только поосторожней. Было совсем темно и очень тихо, одни лишь волны плескались о берег, но этого Шаста не замечал, он слышал их день и ночь, всю жизнь. Свет в хижине погасили. Он прислушался, ничего не услышал, подошел к единственному окошку и различил секунды через две знакомый храп. Ему стало смешно: подумать только, если все пойдет как надо, он больше никогда этих звуков не услышит! Стараясь не дышать, он немножко устыдился, но радость была сильнее стыда. Тихо пошел он по траве к стойлу, где был ослик – он знал где лежит ключ, отпер дверь, отыскал седло и уздечку: их спрятали туда на ночь. Потом поцеловал ослика в нос и прошептал: «Прости, что мы тебя не берем».

– Пришел, наконец! – сказал конь, когда он вернулся. – Я уже гадал, что с тобой случилось.

– Я доставал твои вещи из стойла, – ответил Шаста. – Ты не скажешь, как их приладить?

Потом, довольно долго, он их прилаживал, стараясь ничем не звякнуть. «Тут потуже, – говорил конь. – Нет, вот здесь. Подтяни еще». Напоследок он сказал:

– Вот смотри, это поводья, но ты их не трогай. Приспособь их посвободней к луке седла, чтобы я двигал головой, как хотел, И главное, не трогай.

– Зачем же они тогда? – спросил Шаста.

– Чтобы меня направлять, – отвечал конь. – Но сейчас выбирать дорогу буду я, и тебе их трогать ни к чему. А еще – не вцепляйся мне в гриву.

– За что же мне держаться? – снова спросил Шаста.

– Сжимай покрепче колени, – сказал конь. – Тогда и научишься хорошо ездить. Сжимай мне коленями бока сколько хочешь, а сам сиди прямо и локти не растопыривай. Что ты там делаешь со шпорами?

– Надеваю, конечно, – сказал Шаста. – Уж это я знаю.

– Сними их и положи в переметную суму. Продадим в Ташбаане. Снял? Ну, садись в седло.

– Ох, какой ты высокий! – с трудом выговорил Шаста после первой неудачной попытки.

– Я конь, что поделаешь, – сказал конь. – А ты на меня лезешь, как на стог сена. Вот, так получше! Теперь распрямись и помни насчет коленей. Смешно, честное слово! На мне скакали в бой великие воины, и дожил я до такого мешка! Что ж, поехали, – и он засмеялся, но не сердито.

Конь превзошел себя, так он был осторожен. Сперва он пошел на Юг, старательно оставляя следы на глине, и начал переходить вброд речку, текущую в море, но на самой ее середине повернул и пошел против течения. Потом он вышел на каменистый берег – там следов не оставишь – и долго двигался шагом, пока хижина, стойло, дерево – словом все, что знал Шаста – не растворилось в серой мгле июльской ночи. Тогда Шаста понял, что они уже на вершине холма, отделявшего от него мир. Он не мог толком разобрать, что впереди – как будто и впрямь весь мир, очень большой, пустой, бесконечный.

– Ах, – обрадовался конь, – самое место для галопа!

– Ой, не надо! – сказал Шаста. – Я еще не могу… пожалуйста, конь! Да, как тебя зовут?

– И-йо-го-го-и-га-га-га-а!..

– Мне не выговорить, – сказал Шаста. – Можно я буду звать тебя Игого?

– Что ж, зови, если иначе не можешь, – согласился конь. – А тебя как называть?

– Шаста.

– Да… Вот это и впрямь не выговоришь. А насчет галопа ты не бойся, он легче рыси, не надо подниматься-опускаться. Сожми меня коленями (это называется шенкеля) и смотри прямо между ушей. Только не гляди вниз! Если покажется, что падаешь, сожми сильнее, выпрями спину. Готов? Ну, во имя Нарнии!..