Ребята Скобского дворца - Смирнов Василий Иванович - Страница 6

— Вот... Каждый день так, — тяжело вздыхая, говорила на кухне за буфетом мать Ванюшки. — Не этот, так другой. Не другой, так еще кто-нибудь...

Говорила она тихо, словно сама себе жалуясь. Глаза у нее становились грустными.

— Ты тоже такой же драчун будешь? — с укором спрашивала она Ванюшку, видя, как тот рвется к месту происшествия.

«Нет, не буду», — думал он и спешил отвернуться в сторону, когда на кухню чайной забегали то за пачкой папирос, то за кипятком знакомые ребята-скобари. Одни приветливо, как своему приятелю, кивали Ванюшке головой и улыбались, другие неприязненно косились на него.

Заходили на кухню за кипятком Копейка, Царь, Цветок. На них Ванюшка старался не обращать внимания. Но когда однажды на кухню с небольшим медным чайником забежала Фроська, Ванюшка, стоявший у плиты, сразу стушевался и, сам не зная почему, покраснел.

— Налей барышне, — с лукавой хитринкой в глазах сказал Дед.

Ванюшка, насупившись, взял у Фроськи из рук чайник. Возвращая его обратно с кипятком, осмелился взглянуть на Фроську. Та смотрела, чуть улыбаясь, прищурив глаза.

— Мерси, — вежливо поблагодарила она, принимая чайник, и протянула Ванюшке двухкопеечную медную монету — обычную плату.

Ванюшка взял деньги, нерешительно оглянулся на деда за буфетом и, видя, что тот занят делом, вдруг порывисто сунул обратно Фроське медную монету.

«Возьми себе! — беззвучно приказал он. — Только дружи со мной!»

Фроська вспыхнула, гордо вскинула голову и положила двухкопеечную монету на стол. Бросив на Ванюшку презрительный, укоряющий взгляд, она вышла из кухни, изогнувшись, держа перед собой на весу чайник с кипятком.

— Что, обжегся? — тревожно осведомился дед, когда Ванюшка, сморщившись и судорожно потирая руки, уселся возле буфета на свое место.

Ванюшка ничего не ответил.

После этого конфузного случая прошло много дней, а Ванюшка все еще не решался приблизиться к Фроське и заговорить с ней. Он подходил к забору, на котором уже стерлась знакомая надпись, но еще сохранилось проткнутое стрелой сердце. Он зорко наблюдал, как ненавистный ему Цветок в пестром малахае, с копной огненных волос петухом прохаживается возле Фроськи, оживленно балагуря с ней.

«Ишь, как Михель, кривляется, — неприязненно думал Ванюшка, удивляясь неистощимому красноречию Цветка. — Чешет языком, как метлой метет».

Говорил тот с Фроськой, наверно, по часу, если не больше. Она слушала и смеялась, а у Ванюшки и на десять слов не хватило бы решимости. Сразу прилипал язык к гортани, едва он собирался что-нибудь сказать.

— Ты умеешь зубы заговаривать? — задумчиво осведомился Ванюшка у своего верного попутчика Левки Купчика, вкладывая в слова одному ему понятный смысл.

— Они у меня не болят... — удивился тот, ощупывая свои вкось росшие зубы. — А ты умеешь?..

— Тоже нет, — с горечью признался Ванюшка. — Цветок вот умеет...

Левка так и не понял. «Брешет», — подумал он, зная, что врачебных качеств за Цветком не наблюдается.

Хотелось Ванюшке чем-нибудь отличиться на дворе. Как Серега Копейка, пройтись перед Фроськой колесом или, как маленький Кузька Жучок, выйти вперед и, сложив руки на животе, забавно пропеть песенку:

— Пошли на улицу, — нетерпеливо предлагал Купчик, видя, что Ванюшка застрял на одном месте. — Чего ты возле девчонок увиваешься? Фроську, что ли, не видал?

Суровая правда Купчика сразу отрезвляла Ванюшку.

— Пошли, — соглашался он, бросая прощальный взгляд на Фроську и продолжая удивляться красноречию Цветка.

...Как-то, побывав на улице, они заглянули в бакалейно-мелочную лавку отца Купчика. Дверь, звонком предупреждая о покупателях, пропустила друзей в небольшое полутемное помещение, перегороженное широким прилавком, пропахшее селедками и мылом. На полках лежали коробки с конфетами, папиросы, махорка; висели связки баранок, сушеная вобла. В лавке продавали всякую всячину.

— Подожди здесь, — предложил шепотом Левка, оставив Ванюшку у двери. Что-то сказав отцу, седоволосому угрюмому человеку в засаленном фартуке, он преспокойно наполнил карман семечками, взял горсть леденцов, пару пряников и снова отправился с Ванюшкой гулять.

— Бери, — охотно поделился он с Ванюшкой на улице, насыпая ему в карман семечек и выделив пару леденцов и пряник.

Когда они шли по двору с важным видом, небрежно лузгая семечки, навстречу попались Фроська с Катюшкой. Обнявшись, как сестрички, явно дурачась, наступая друг другу на пятки и задевая встречных мальчишек, они подступили к Ванюшке с Купчиком.

— Барин, подай копеечку, — услышал Ванюшка смеющийся голос Фроськи, с лукавой усмешкой протянувшей ему руку.

— Фу-ты ну-ты, ножки гнуты, — со своей стороны, нараспев поддела его белобрысая Катюшка.

А Фроська добавила:

— Угостил бы, барин, семечками?..

На Левку Купчика девчонки почему-то не обращали никакого внимания. Стояли они перед Ванюшкой, загородив, как попрошайки, дорогу, и явно издевались.

Нахмурившись, Ванюшка хотел было обойти их стороной, но не тут-то было. Фроська с Катюшкой тоже шагнули ему навстречу. «Дать, что ли, леща?» — подумал он, рассердившись. Но, взглянув Фроське в глаза, он вдруг почувствовал, как какая-то неведомая сила пригвоздила его на месте и заставила сразу подобреть.

— Угощайтесь... — смущенно пробормотал он, щедро оделив попрошаек, вывернув при этом свой карман наизнанку.

— Спасибочко! Мерси! — с подчеркнутой вежливостью в один голос поблагодарили Ванюшку подружки, бесцеремонно забрав у него все подсолнухи, и, хихикая, отправились дальше.

— Обчистили! — возмутился стоявший в стороне Купчик. — Совесть-то у них цыганская!

Ванюшка ничего ему не ответил. Настороженно следил он за Фроськой и Катюшкой. Видел, как они подошли к Петьке Цветку, к Царю и, в свою очередь, поделились выпрошенными семечками с ними.

«Ну и фигуры! — подумал он, чувствуя себя кровно обиженным. — Теперь попроси что у меня, — мысленно вынес он свой приговор Фроське. — Не только семечек, ласкового слова от меня не услышишь». И решил окончательно на веки вечные расстаться с мыслью о дружбе с Фроськой. Но это решение вскоре рухнуло.

На другой день Фроська снова первая заговорила с Ванюшкой, но уже другим тоном. Сидела она возле забора среди ребят, рядом с Катюшкой. Обе таинственно шептались, бросая на Ванюшку лукавые взгляды, когда он с Купчиком осторожно пробирался мимо скобарей.

— Мальчик... Иди к нам, — дружелюбно пригласила Ванюшку Фроська.

Ванюшка в нерешительности остановился. Окружали Фроську мальчишки. Среди них находился и его враг — Царь. Он, болтая ногами, сидел на заборе и с явной неприязнью глядел на Ванюшку.

— Не связывайся ты с ними, — предупреждал, опасливо шепча на ухо Ванюшке, Купчик. — Расчихвостят они тебя. — Купчик не терял еще надежды найти в Ванюшке верного друга и решительно тянул за собой.

— Иди... не бойся, — снова повторила Фроська, видя, что Ванюшка нерешительно топчется на месте и о чем-то препирается с Купчиком.

Ванюшка даже вздрогнул и гордо откинул свою светловолосую голову назад. Слова «не бойся» словно кнутом подстегнули его. Чтобы доказать Фроське, что он не из трусливого десятка, Ванюшка приблизился. Купчик, понурив голову, отошел в сторону.

— Садись! — приказала Фроська, потеснившись на камне.

Набравшись мужества, Ванюшка присел.

Вокруг сидели и лежали на земле скобари, свободно раскинувшись в своих лохмотьях. Рядом с Катюшкой, подперев руками свою тяжелую, давно не стриженную огненную голову, в задумчивой позе сидел Цветок. Он даже не взглянул на Ванюшку. Немного поодаль, распахнув клетчатую жилетку и гордо выпятив голую грудь с таким же, как и у Царя, измалеванным якорем, полулежал на земле крестовый брат Царя — Серега Копейка. Крикливо и шумно решали скобари сообща весьма сложную задачу: какими делами им заняться.