Карела Рыжий Ястреб - Лэнгтон Джорджия - Страница 41

Приезжего заметили, наконец, не только женщины, но и те, кому в обязанность входило не пропускать клиентов.

Трактирный слуга, шустрый щуплый подросток почти сразу подбежал к столику и без слов поставил перед гостем огромную бутыль с вином и две кружки.

– Чего желает господин? – осведомился он, острым наметанным глазом оглядывая юношу и пытаясь сопоставить и примирить друг с другом отличные сапоги с прожженными штанами, а лопнувшую по шву безрукавку с позолоченным браслетом на запястье. По его хитрому лицу не было заметно, какой вывод сделал он насчет приезжего. Но, видимо, качество сапог он счел возможным принять, как весомый признак платежеспособности, нежели некоторую ветхость одежды зачесть, как отсутствие средств. Последовало предложение:

– Есть парная телятина, окорок, цыпленок на вертеле…

– Цыпленка. А лучше двух, – отозвался приезжий.

Заказанное немедленно появилось на столе. Едва сдерживая вполне объяснимое желание жадно наброситься на еду, юноша сглотнул слюну, не спеша отломил куриную лапку, откусил кусок и стал неторопливо жевать, продолжая со сдержанным любопытством разглядывать окружающих.

Карела настолько устала и проголодалась, что перестала четко воспринимать действительность. Смутные огни придорожного трактира она различила уже давно и шла к ним, как завороженная, только их и видя перед собой.

Почти сутки гнала она лошадь Михар во весь опор, лишь только изредка позволяя бедному животному сбавить темп, выпить воды или ущипнуть высохшей степной травы.

Когда же, выбившись из сил и потеряв подкову, лошадь захромала, Карела была вынуждена ее отпустить и дальше идти пешком, тем более, что впереди замаячили слабые огоньки постоялого двора.

Утрата единственного средства передвижения удручала девушку. И хотя усталость брала свое, все же она была довольна, что ей удалось так быстро выбраться из Серого ущелья Кофских гор на пожелтевшие равнины Заморы. А особенно радовало ее то, что ненавистный ей Эльрис остался где-то позади. Выбрался ли он из-под обвала? А может быть, вообще остался погребенным под скалистыми обломками горного храма мести Деркэто? Если и так, то для него это будет слишком большой честью: лежать в одной могиле с Табасхом.

Слезы наворачивались на глаза девушки, едва она вспоминала смерть верного друга. Наверное, Табасх бы прав: он был рожден ради того, чтобы исполнить заклятье. Не одно, так другое. Случилось так, что Карела своими руками лишила его этой возможности. А значит, даже будучи избавленным от каменного палача, он не смог бы остаться в живых. Ведь это только люди могут жить, не видя в этом никакого смысла, а у всякого демона есть некое предназначение, для осуществления которого он рождается, живет и умирает.

Может быть, это Карела во всем виновата? Может быть, не обезглавь она каменного гиганта, все обошлось бы? Табасх снова жил бы и дальше своей мечтой, и кто знает, вдруг она исполнилась бы, рано или поздно?

Грустно было Кареле. Грустно и очень одиноко. Куда проще было бы ей сейчас удирать от Эльриса и искать свое вольное счастье, если бы рядом был смуглый темноглазый демон-полукровка…

Нет, все, хватит! Карела решительно вытерла слезы. Что толку тосковать о несбывшемся, о том, что исправить невозможно? Если глаза Карелы вдруг привыкнут к слезам, не забудет ли ее рука о том, как держать оружие?

Скоро ей будет казаться, что все произошедшее с ней в горах лишь таинственный, иносказательный сон. Да и было ли это все на самом деле? Здесь, на выжженной солнцем равнине ей уже несколько раз казалось, что ничего и не было вовсе. Только непонятно куда делись четыре лошади и эскорт провожатых во главе со знатным офирцем, и совершенно неясно, откуда взялись на ее поясе красивые кожаные ножны, а в них небольшая кривая сабля с причудливым эфесом, украшенным огромным сапфиром.

Сабля самой Деркэто, так сказал Табасх. Теперь это было всего лишь очень хорошее оружие для ее небольших, но ловких рук. И что бы ни случилось, Карела постарается не расстаться с ней. Может быть, это не совсем удобный талисман, но если уж каменную шею ей удалось срубить этим клинком, то шеи из костей и мышц пусть поберегутся.

Наступала очередь следовать тому совету отца, который раньше Кареле не нравился. Теперь она начинала склоняться к мысли, что старый мудрый солдат имел все основания сказать: хочешь уцелеть в этом мире – предай первым. Карела никак не могла подавить горечь, вспоминая Эльриса, и жалела, что все-таки не проткнула его мечом тогда, когда имела на это возможность.

Чем ближе подходила Карела к постоялому двору, тем все чаще заявлял о себе ее голодный желудок и все тяжелее было идти усталым ногам. И все хуже соображала голова, так что Карела даже не успела вовремя отреагировать на внезапно появившегося рядом с постоялым двором всадника, метившего в те же ворота. Всадник и девушка едва не столкнулись в воротах, и кто знает, пережила бы Карела это столкновение, или же нет, но мужчина удержал свою лошадь, громко выругавшись и помянув какого-то Крома, и объехал ее.

Карела видела, как всадник спешился, вручил коня слуге и проследовал в трактир. Сама же она остановилась в стороне, не зная до сих пор, как ей повести себя, что предпринять, куда кинуться.

Начать стоило с того, чтобы хоть как-то утолить голод. Но на постоялых дворах одиноких пришлых женщин не кормят из милости, а единственно в качестве награды за определенные услуги. Карела была голодна, но еще не настолько, чтобы ублажать неизвестно чью жирную, волосатую плоть. До сих пор она сама выбирала себе мужчин, причем тогда, когда это надо было именно ей, а не им, и Карела не собиралась в ближайшее время изменять этой привычке.

Крепко придерживая полы плаща, скрывающие коричневые штаны и куртку на шнуровке, а самое главное, новую саблю, она прошла немного вперед и остановилась, чтобы осмотреться.

Не было сомнений, что здесь остановился на ночевку караван, хоть и небольшой, но любопытный. Были здесь и вьючные лошади, числом около трех десятков, и с дюжину верблюдов. Поклажа в мешках была аккуратно составлена, а рядом прохаживалась охрана, крепкие молодцы, не собирающиеся смыкать глаз над хозяйским добром. С полсотни рабов сидели и лежали вповалку, пытаясь, видно, продлить, насколько возможно, впечатление от вожделенного, но оказавшегося скудным ужина. Вид у этих несчастных был неважный, и виной тому были наверняка долгий путь, жадность хозяина, жестокость охраны да тоска по утраченной свободе, вернуть которую удастся потом лишь самым дерзким, а таких, как правило, один на полсотни, а то и менее того. Среди рабов Карела заметила несколько совсем удрученных и изможденных лиц. Вряд ли их удастся доставить живыми на невольничий рынок. Почему бы не отпустить их восвояси? Помрут ведь, да и только, и кому от этого будет лучше?

От горьких дум Карелу отвлек неторопливый разговор двух довольно молодых и превосходно одетых мужчин, что вышли из трактира на свежий воздух. Оба они были при оружии и вид имели степенный, но один, тем не менее, вежливо поклонился другому и осведомился о приказаниях.

– Обойди охранников, Домаран, – ответил тот, кто и был, видимо, хозяином всего того одушевленного и неодушевленного добра, что было размещено и сложено посреди двора. – Я хочу быть уверенным, что мои люди готовы ко всему. Назавтра мы двинемся в путь, и мне не хотелось бы, чтобы какие-либо препятствия стали неожиданностью.

– Охрана сменилась только что. Люди будут отдохнувшие и бодрые, за это я ручаюсь, – отозвался Домаран. – Но уверен ли ты, мой господин, что это хорошая идея?

– О чем ты? – Карела слышала, как в спокойном голосе караванщика зазвучали капризно-раздраженные нотки.

– По-моему, пытаться договориться с Таниусом – пустое дело. Мои люди не раз и не два сталкивались с ним. Верь мне, господин, это жадное и неумное животное.

Он не хочет понемногу, но часто, ему нужно все и сразу, и поэтому…

– Заткнись, Домаран! – Хозяин потерял терпение. – В конце концов, у нас есть два десятка сабель, не слишком плохих, как мне расписал тот, кто рекомендовал тебя и твой отряд. И если уж ты считаешь, что я делаю глупость, кто же мешает тебе подстраховаться?