Я все нашел... - Лэнгтон Джоанна - Страница 10

Небольшой грешок, попыталась заключить сделку с собственной совестью девушка. Всего один бутерброд. Я даже не стану намазывать его маслом. А что, если тонкий кусочек сыру с капелькой острого соуса или?..

— И в какие игры ты решила здесь поиграть?

От этого грубого окрика, донесшегося непонятно откуда, сердце у Одри чуть не разорвалось.

3

С приглушенным вскриком стоящая на коленях Одри обернулась и в лучах вспыхнувшего света увидела Филиппа. Босиком и с обнаженной грудью — на нем были только джинсы, плотно облегавшие длинные стройные ноги, — он с презрением смотрел на нее.

— Я просто хотела заморить червячка, — дрожащим голосом прошептала Одри. — Я не думала, что разбужу кого-нибудь!

— Ложась спать, я включаю сигнализацию. Если внизу происходит движение, мне сразу становится об этом известно.

Потирая ушибленный большой палец ноги, Одри отрешенно уставилась на Филиппа своими огромными голубыми глазами. Одетым он выглядел угрожающе, полураздетым — внушал… благоговейный страх. Одри покраснела от смущения и опустила голову из боязни, что по выражению лица он может догадаться о ее мыслях. Но Филипп по-прежнему стоял у нее перед глазами: его мощные загорелые плечи, прекрасно развитые бицепсы, плавно перекатывающиеся под гладкой кожей, великолепный торс с четким рельефом мышц брюшного пресса.

Одри вдруг почувствовала, как ее охватывает странный жар, распространяющийся болезненными, но одновременно сладостными толчками от живота все ниже и ниже, к самым сокровенным частям ее тела. Во рту пересохло, Одри не могла понять, что с ней творится. Напуганная внезапным появлением Филиппа и умирая от смущения, что оказалась застигнутой врасплох, когда попыталась нарушить диету, Одри чувствовала, что для ее и без того натянутых нервов этого вполне достаточно. Она открыла было рот, чтобы объяснить свое поведение, но, к ее невыразимому ужасу, у нее вырвался лишь сдавленный хрип.

— Черт побери! — недоверчиво глядя на нее, воскликнул Филипп. — Не может быть, чтобы ты испытывала столь сильный голод!

Одри с усилием выпрямилась и, отвернувшись, попыталась взять себя в руки. Она не уловила угрожающих признаков в наступившей после этого тишине, просто ей показалось, что риску довести ее до настоящей истерики Филипп предпочел молчание и придержал свой острый язык. Слезливостью она никогда не отличалась, но Филипп всегда заставлял ее чувствовать себя никчемной, неуклюжей и глупой.

— Бог мой! — послышался недоуменный возглас Филиппа. — Кто бы мог поверить? Да у тебя фигура фотомодели для мужского журнала!

Не веря своим ушам, что удостоилась подобного комплимента, Одри резко обернулась. И тут же столкнулась с пристальным взглядом темных глаз, без всякого смущения разглядывающих ее полуобнаженную фигуру. Полностью упустив до этого момента из виду, что на ней лишь пижама, Одри, вспомнив об этом, густо покраснела и скрестила на груди руки.

— Нет, не надо! — воскликнул Филипп, его оценивающий взгляд был прикован к полной, четко вырисовывающейся под плотно облегающей трикотажной тканью пижамы груди Одри.

Затем его пронизывающий взгляд замер на ее тонкой талии, и в этот момент самообладание, похоже, покинуло его. Филипп приблизился к Одри, резким движением повернул к себе спиной и оглядел женственный изгиб ее бедер и удивительно стройные ноги.

— Ради всего святого, что вы делаете?! — в ужасе от столь бесцеремонного обращения беспомощно воскликнула Одри и предприняла попытку вырваться.

— Я ошибочно полагал, что у тебя избыточный вес. Мне казалось, что под бесформенной, мешковатой одеждой ты скрываешь лишний жирок. Я даже не предполагал, что у тебя есть талия! И, Господи, все время… все это время, — медленно повторил Филипп тоном, от которого по спине Одри побежали мурашки, — ты скрывала великолепные формы!

— Не понимаю, о чем вы говорите! — Одри отскочила от него и скрестила на груди руки.

Ее потрясли слова Филиппа, хотя она пребывала в полной уверенности, что он иронизирует. Но, как бы ни обстояло все на самом деле, стало очевидным, что в его глазах она перестала быть страдающей избыточным весом особой.

Филипп бесшумно сделал шаг назад, взор его блестящих темных глаз был затуманен, легкий румянец играл на щеках. Он продолжал смотреть на Одри, но правильные черты его смуглого лица ничего не выражали.

— Я знаю, что тебе трудно меня понять. И коль скоро ты, по всей видимости, не представляешь, как воспользоваться тем, чем обладаешь, я представляю это четко. В ближайшие дни мы отправимся во Францию.

— В ближайшие дни? Но тогда у меня не будет времени…

— Оно тебе не нужно. Ты нуждаешься лишь в приличной одежде, да еще необходимо что-то сделать с твоей неухоженной гривой. — Филипп легкой походкой подошел к холодильнику, широко распахнул дверцу и бросил на Одри полный иронии взгляд. — Можешь есть все, что твоей душеньке угодно! И не увлекайся физическими упражнениями. Постарайся сохранить себя такой, какая есть. Я намерен любоваться каждым дюймом твоего восхитительного тела.

И Филипп удалился, источая флюиды абсолютного довольства собой, будто после заключения удачной сделки.

«Любоваться каждым дюймом твоего восхитительного тела…» Все еще не веря собственным ушам, Одри, скосила глаза на свою пышную грудь, доставившую ей кучу неприятностей в отрочестве и потому ненавистную. Обе, и Стелла, и Лидия, сухощавые от природы, особыми достоинствами в этом плане не отличались. Они-то и внушили Одри, что пышные формы просто неприличны и их необходимо скрывать.

Школьные годы превратились для Одри в кошмар. Ее фигура начала обретать зрелые очертания, когда большинство одноклассниц Одри еще оставались детьми. Жестокие издевки девчонок и грубоватые замечания ребят заставили Одри окончательно разочароваться в своей фигуре. Бесчисленное количество раз она возвращалась домой, бежала в свою комнату и рыдала.

Мачеха купила ей тогда длинный просторный свитер, прикрывавший бедра и делавший грудь не столь заметной. С тех самых пор Одри полюбила мешковатую одежду, потому что только в ней чувствовала себя комфортно.

И пусть это кажется невероятным, но Филипп Мэлори, увидев мою фигуру, в первую секунду был ошеломлен и чуть ли не восхищен. Нет-нет, его высказывание к возвышенным чувствам не имеет никакого отношения, поспешила внести поправку в ход своих размышлений Одри, он просто признал, что природа более чем щедро наделила меня. Но то, что я всегда считала своим большим недостатком, Филипп расценил как достоинство.

И он вдруг решил, что мне вовсе незачем худеть и изводить себя физическими упражнениями. Но неужели я действительно позволила ему разглядывать меня, будучи если и не полуобнаженной, то во всяком случае минимально одетой? Краска стыда с опозданием залила лицо Одри, и всякое желание подкрепиться по какой-то злой иронии исчезло. Захлопнув дверцу холодильника, она вернулась к себе в комнату, продолжая размышлять о разительной перемене мнения Филиппа о ее фигуре.

В конце концов Одри решила: видимо, Филипп относится ко мне просто как к куску мяса, который предстоит выставить в витрине мясной лавки и любоваться которым предстоит лишь одному человеку — Максимилиану Чезлвиту.

На следующее утро Филипп в сопровождении Дайаны вошел в залитый солнечным светом спортивный зал и остановился как вкопанный. Солнечные очки выпали у него из рук. Одетая в спортивное трико, Одри делала разминку.

На мгновение она замерла, и ее взгляд неожиданно столкнулся с глазами Филиппа. Сделав над собой усилие, Одри не обхватила себя руками, словно застенчивая школьница, вспомнив, что трико все же не столь открыто, как купальник. Не в силах отвести взгляда от сверливших ее глаз Филиппа, девушка ощутила странное головокружение и вдруг почувствовала, как наливаются тяжестью груди под облегающей их тканью, а каждый с трудом дающийся вдох вызывает боль в ставших чувствительными сосках.

Дайана подняла очки и подала их Филиппу. Поморщившись, он медленно отвел взгляд от Одри и начал недоуменно разглядывать очки, словно они принадлежали вовсе не ему.