Воздушные замки - Лэнгтон Джоанна - Страница 14

Харальд Люксхольм стоял под собственным портретом в сумрачном кабинете, или это только так казалось, что в сумрачном.

Шторы на окнах не пропускали яркий солнечный свет, и выражения на лице отца было не разглядеть. Зато лицо на портрете было угрюмым и торжественным одновременно.

Харальд был давно и серьезно болен, это Присцилла хорошо знала. Он перенес операцию по поводу рака щитовидной железы. И вот новое испытание: подкачало сердце. Харальд только что перенес один за другим два инфаркта.

После нелепой смерти Вениамина ему не везло, несчастья просто поселились на острове.

Никто из конкурентов не догадывался о действительном положении дел со здоровьем Люксхольма, старик держался молодцом, но можно было заметить, как обострились черты его грубого лица, а крепкая коренастая фигура, напротив, погрузнела, потеряла былую спортивную стройность.

На остров давно не пускали телерепортеров, охрана встречала катера с журналистами выстрелами из ракетниц. Все равно газеты были полны слухов, один нелепее другого.

Желтые издания утверждали, что Харальд Люксхольм просто сошел с ума, взял в жены молоденькую таитянку, а собственную жену приказал утопить в Северном море, сбросив ее в воду с нефтедобывающей платформы.

– Как ты себя чувствуешь, папа? – робко поинтересовалась Присцилла.

– А как я должен себя чувствовать, если моей заботливой дочери в тягость находиться в моем доме? – ответил вопросом на вопрос Харальд Люксхольм, цепким взглядом окидывая вошедшую девушку.

Присцилла со страхом почувствовала, что Харальд видит ее насквозь. Иначе как он мог догадаться о ее мыслях о Лондоне, о желании обмануть охранников и убежать в аэропорт? Боже мой, ну когда она будет жить нормальной жизнью, перестанет спрашивать разрешения, что и как ей делать!?

– Наконец-то за все годы нашей жизни на Хирке, ты можешь мне по-настоящему пригодиться, – медленно проговорил Харальд своим характерным голосом, которого все боялись. – Наконец-то хоть что-то сможешь для меня сделать.

Что он имеет в виду, этот ужасный человек, подумала девушка. Разве я так уж плохо себя вела, и не заслужила других добрых слов?

И что я могу сделать, чем могу помочь ему? Со всеми напастями Харальд всегда справлялся сам. Все, что он требовал от меня, я всегда выполняла. Кто скажет, что я была капризной, плохой дочерью?

Проницательный взгляд Харальда Люксхольма уперся в глаза побледневшей Присциллы.

– Я нашел тебе мужа, – сказал он и надолго замолчал, продолжая буравить взглядом лицо дочери. – Кстати, Гертруда жаловалась, что в лодочном сарае беспорядок. Это так? Почему?

От неожиданного сообщения девушка даже пошатнулась, сердце ее забилось. Мужа?! Но ведь только одна вещь на свете могла заставить ее отца произнести такие слова. Только прибыль, только заботы о преувеличении капитала могли толкнуть Харальда на поиски мужа для нее! А вовсе не забота о ее благополучии.

Язык присох к гортани, у Присциллы не было сил что-либо вымолвить. И при чем тут беспорядок в лодочном сарае? Господи, можно с ума сойти!

– Когда с тобой разговаривает отец, надо отвечать, – недовольно произнес Харальд. – Уважающая родителей дочь не молчит, когда заботятся о ее счастье. Или заботятся о прибыли, что одно и тоже.

Но Присцилла не проронила ни звука. Да и что говорить, если ее мнение никогда ничего не значило в этом ужасном доме. Она всецело зависела от воли жестокого, грубого человека, не противореча ему ни в чем. Она, с детства боявшаяся воды, даже сделалась завзятой яхтсменкой, и никто теперь лучше ее не гоняется на швертботе от Ставангера до Бергена!

Томительную паузу прервал Харальд.

– Если бы Вениамин не умер, – проговорил он медленно, печальным голосом и перевел взгляд на портрет названного брата Присциллы, разбившегося в прошлом году на своем спортивном самолете в горах Французской Ривьеры. – Если бы Вениамин не умер, у меня и мысли не было бы о том, как устроить твою судьбу. Но, что случилось, то случилось!

Пауза была мучительна. Присцилла замерла, чувствуя, как сильно бьется ее сердце. Почему отец говорит о ее судьбе, к чему этот разговор?

Харальд продолжил:

– Но сегодня я позвал тебя за тем, чтобы сообщить, – ты, и только ты, являешься моей единственной наследницей. Весь капитал империи Люксхольма принадлежат тебе, Присцилла… Впрочем, если бы Вениамин был жив, я сказал бы тебе то же самое. Сын не задумывался о продлении рода Люксхольмов, и не хотел плодиться и размножаться. Не хотел он детей и не любил их. На все воля Божья…

Губы девушки разлепились, она выдохнула:

– Я – единственная наследница?! Но разве я хочу размножаться?! Где на мне написано, что я люблю и хочу детей?!

Харальд издал сардонический смешок, глаза его зло сверкнули.

– Не думаю, чтобы ты была этими моими словами недовольна. Завещание написано, всякие споры неуместны. Согласись, новость сногсшибательная, и незачем было тебя к ней готовить. Принимай это так, как я сказал. По закону, хоть и нет в тебе ни капли моей крови, ты унаследуешь все мои миллиарды. Ты, урожденная Вудхаус, носишь мою фамилию, ты госпожа Люксхольм! Где написано, где написано…

Голос Харальда стал твердым и уверенным через меру, он громко произнес:

– На твоем лице начертано, что у меня будет много внуков и правнуков. И не противоречь мне!

Присцилла стояла перед отчимом, совершенно убитая невероятным известием. Да, в ней не было генов этого грубого предпринимателя, у нее никогда не возникало и мысли, что она могла бы рассчитывать хоть на тысячную, хоть на миллионную долю богатства, принадлежавшего этому богатейшему семейству.

Но стать единоличной хозяйкой острова, кораблей, верфей и банков?! И лодочного сарая, в котором хранится ее швертбот, тоже! Огромный интернациональный бизнес Харальда, целая империя, покорившая мир, теперь в ее неопытных руках, и сам хозяин империи ей говорит об этом?!

– Папа, мне ничего не надо, – сказала твердо Присцилла. В ее зеленых глазах блестели крупные слезы. Она не лгала сейчас, и понимала, что Харальд ей верит.

– Это надо мне, – голосом, идущим от самого сердца, проговорил Харальд. – Я спокойно умру, зная, что у тебя есть муж, которого нашел тебе я сам. Он не обидит тебя, он вовсе не похож на меня, – неожиданно улыбнулся Харальд. – А главное, сохранит твои и мои миллиарды. Я в этом уверен. Он – настоящий скряга, если сумел в двадцать неполных лет заработать свой первый миллион!

И вновь повисла нехорошая тишина. Боже, как болит сердце!

Присцилла ждала, что услышит что-либо хорошее о своем будущем муже, но ошиблась. Далее случилась еще одна невероятная вещь, Харалъд заговорил именно о ней, о своей приемной дочери:

– В моем доме ты не знала радости, это очевидно. Я мог только заставлять тебя испытывать постоянный страх, ведь ты не была моей любимой дочерью. Тебе было плохо в моем доме, не спорь. Сейчас в трудной ситуации я сам. Ты знаешь свое положение после моих слов. Поверь, оно неплохое, и не говори чепухи, что тебе не нужно богатство. Говорю тебе, как твой отец. Ты слышишь меня?

Из глаз Присциллы слезы текли ручьем.

– Слышу, папа…

– Так вот, думаю, тебе интересно узнать, кого я нашел тебе в мужья?

Присцилла кивнула головой.

– Это Карстен Трольстинген. Когда-то судьба, ветер и скверный характер азартного яхтсмена привели его на мой остров.

Девушка пережила третий шок за утро.

– Карстен Трольстинген?!

Присцилла не верила своим ушам. Герой светской хроники, красавец и удачливый делец, покоритель горных вершин и женщин, спортсмен и сын благородных родителей предназначается ей в женихи?!

Тот самый парень, которого она как-то видела в этом доме поздней ночью, когда механики в порту ремонтировали двигатель его роскошной яхты?

Как она ни старалась быть равнодушной к его обаянию и красоте, все же не утерпела и десяток раз тайком смотрела на него, любуясь удивительными светлыми глазами и прекрасным лицом, на котором были написаны удачливость и воля к победе.