Прекрасный незнакомец - Лэндон Джулия - Страница 2

— Вы, кто оплакивает его, можете ли вы узреть в его смерти свет Господа нашего и полноту любви… «Будь он проклят за то, что сотворил с нами!»

— …э-э-э… полноту жизни и узреть всю полноту милосердия? Аминь.

— Аминь, — как эхо, повторили собравшиеся.

Полнота жизни? Милосердия? Да, Господи, начиная с этого дня, Артур будет ощущать полноту жизни, будет вспоминать о ней всякий раз, когда увидит восход солнца, или сожмет в объятиях женщину, или вдохнет запах прекрасной сигары, из тех, что курит Джулиан! А полнота его жизни будет измеряться тяжестью его вины, его негодования и угрызениями совести! Филипп!

Артур отступил на шаг, втянув воздух сквозь стиснутые зубы, а могильщики принялись забрасывать гроб землей. Да-да, с этого дня он будет ценить полноту жизни, потому что каждый Божий день он будет нести на себе тяжесть — ведь он позволил Филиппу погибнуть самым недостойным способом, какой только можно себе представить. Он будет жить с чувством непреходящего гнева, который вызвала у него смерть одного из лучших друзей, униженный от сознания, что вовремя не остановил его, не вернул все в прежнее — правильное — русло и даже не попытался сделать это, сокрушив демонов, которые пожирают душу человека и отдают его, охваченного отчаянием, во власть смерти.

Будь он проклят!

Глава 1

Лондон, Мейфэр, 1837 год

Если бы Артуру Кристиану предстояло быть подвергнутым худшей из всех пыток, палачи не смогли бы придумать ничего более изощренного, чем этот прием, который он сам же и организовал в своем доме.

И во всем был виноват он, только он, и никто больше. В конце концов, ведь это он давал бал в своем особняке на Маунт-стрит, и именно его равнодушие позволило всякому светскому сброду войти в его дом. Уж лучше быть утопленным и четвертованным, думал Артур, чем исполнять роль хозяина этого хорошо продуманного приема — и множества точно таких же в течение сезона, — лишь бы не выносить призывные взгляды Порции Беллоуз, которая к тому же еще и трогала его сейчас за ногу.

И в том, что она трогала его за ногу, был, конечно, виноват он сам. Слишком невнимательно относился он к своим гостям и потому не заметил, когда она пришла, а потом было уже слишком поздно. Порция очень целеустремленно загнала его в маленький альков в стороне от главного коридора, и ее рука нагло принялась шарить по его бедру.

— Я никогда не забывала вас, Артур, ни на мгновение, — промурлыкала она голосом, который больше всего подходил для спальни.

— Ну, разумеется, — протянул Артур и опустил руку вниз, в путаницу обвивающих его тяжелых атласных юбок Порции. И принялся палец за пальцем отрывать от себя ее руку.

— Когда он лежит на мне, я представляю себе, что это вы, — хрипло шептала она, поглаживая крупную черную жемчужину, покоящуюся на ее пышной груди. Она медленно нарисовала пальцем вокруг броши воображаемую линию, опуская ее все ниже и ниже в вырез платья из золотистого атласа. — По ночам мне снится, что вы меня ласкаете.

На самом деле он готов был держать пари, что когда Рот лежит на ней, эта сучка думает только о его немалом состоянии…

Ее пальцы снова с настойчивостью, достойной лучшего применения, принялись шарить у него между ног.

— Я не хотела причинять тебе страданий, милый.

Она проговорила это точно с такой же интонацией, как и в ту пору, когда им было по восемнадцать лет, и в голосе ее было то же нежное мурлыканье, которое заставляло Артура признаваться ей в вечной любви по десять раз на дню. Этот голос, а также огонь, тлеющий в ее взоре, принудили его смиренно просить у ее отца разрешения сделать ей предложение, на что его светлость спокойно ответил, что мисс Беллоуз уже обручена с Робертом Лэмпли. Роберт Лэмпли, двумя годами старше Артура, должен был унаследовать не только состояние, но и титул — как раз то единственное, чем не обладал Артур. Тогда он впервые в жизни понял, как ничтожен в глазах света не имеющий титула третий сын могущественного герцога.

Теперь, в тридцать шесть лет, он уже знал, как несносны, могут быть женщины, и в очередной раз спокойно отвел руку Порции.

— Миледи Рот, вы знаете, что я не верю ни единому слову, которое слетает с ваших губ, — заявил он с улыбкой, словно ее признание его позабавило, хотя на самом деле все было наоборот. Она постоянно унижала его, а когда у нее было соответствующее настроение — делала из него полного дурака. О да, Порция Беллоуз не один, а целых два раза оставила в дураках лорда Артура Кристиана, третьего сына герцога Сазерленда! И судя по тому, с какой наглостью ее пальцы порхали по его чреслам, она решила в третий раз унизить его — на этот раз самым изумительным и превосходным образом.

И теперь, в алькове, Порция нагло обхватила ладонью выпуклость в его панталонах и улыбнулась порочной улыбкой продажной женщины. Артур ответил ей равнодушной улыбкой, зная, что эта женщина никогда больше не вызовет у него ответной реакции. Он обхватил ее запястье и крепко сжал.

— Ваш муж всего лишь в пятидесяти футах отсюда, — проговорил он мягким, увещевающим тоном.

Ее щеки вспыхнули, но она беспечно пожала красивыми плечами.

— Он нас не увидит, а если даже и увидит, не обратит внимания.

— Пожалуйста, мадам, прекратите. — Он сжал ее запястье так сильно, что и сам испугался — вдруг ее кость треснет прежде, чем она его отпустит.

Надув губы, как обиженный ребенок, она вырвала руку и вскочила, потирая то место, где он сделал ей больно.

— Вы ужасно злой! Столько лет прошло, а вы обвиняете меня только в том, что я пыталась выжить в этом жестоком мире!

Фыркнув весьма непочтительно, Артур небрежно скрестил руки на груди.

— Я обвиняю вас во многих вещах, дорогая, но выживание к ним не относится.

Ее карие глаза сверкнули гневом.

— Вы забыли, кого вы оскорбляете, милорд!

— Вовсе нет. — Он насмешливо поклонился. — Я не мог бы этого забыть, поскольку вы — единственная женщина, с которой я не стал бы спать даже ради спасения собственной жизни.

Порция широко раскрыла глаза и издала короткий негодующий возглас.

— А сердиться и вовсе ни к чему! — равнодушно произнес Артур.

Губы Порции сжались в ниточку; она резко повернулась и направилась к двустворчатым дверям красного дерева, ведущим в бальный зал, поставив Артура на место так, как это умеют делать только чистокровные аристократки. Лакей едва успел подойти к двери и открыть ее, и Порция прошествовала мимо него с важным видом, задев его ноги шуршащими золотистыми юбками.

Лениво улыбаясь, Артур поправил галстук и пригладил густые непослушные волосы золотисто-каштанового цвета. Порция все так же хороша, этого у нее не отнимешь. Рыжие волосы, алебастровая кожа… Но все равно это гадюка, и никому это не известно лучше, чем ему. После того как она разбила его глупое молодое сердце, когда им было по восемнадцать лет, она вышла за Лэмпли, спустя пару лет подарила ему дочь, а потом спокойненько дождалась его смерти — он умер от какой-то лихорадки. Она еще носила вдовий траур, когда послала за Артуром, и ей удалось искусно вызвать в нем чувство, которое он считал давно похороненным. Она была настойчива и, когда он, в конце концов, смягчился, призналась сквозь слезы, что все эти годы любила только его. Хотя было глупо с ее стороны надеяться, что теперь ее признание произведет на него впечатление, все же такие слова были ему приятны, и она это, разумеется, поняла. Тем не менее, он был стоек и старался не допустить, чтобы его сердце во второй раз разбилось вдребезги.

И ему действительно удалось бы избежать унижения и боли и не попасться в ее когти, если бы Филипп не погиб тогда, когда погиб.

Вскоре после событий в Данвуди Артур обнаружил, что живет без цели и совершенно не в состоянии найти свою дорогу в жизни. Именно тогда у него появились сны — ему снился Филипп, который бродил с зияющей в груди черной дырой, насмехаясь над Артуром уже самим фактом своей смерти. И вот тогда, в те долгие черные часы, он и обратился к Порции, ища утешения, памятного ему по давно прошедшим годам. Порция отдалась ему со страстью, заставив его поверить, что действительно все эти годы тосковала по нему. Жалкий дурень, вот кем он был. Как он был потрясен, прочтя как-то утром в «Тайме», что весной Порция вступает в брак с лордом Ротом!