Ангел специального назначения(СИ) - Исаев Глеб Егорович - Страница 17

Алексей усмехнулся. «Ладно, хоть такая критика. А родные не зря паниковали, видно, сердцем чувствовали. Ну ладно, обошлось и, слава богу».

Утром, перекусив в буфете, собралась и отправилась в приёмную комиссию.

Документы приняли, очередь, конечно, пришлось отстоять дикую.

«Такие «фифы», что ты будешь…, прямо столичные звезды, но, вроде, и я не совсем колхозницей смотрелась. А на колечко, так вообще…, пялились. Как на бриллиант.

«Хотя, что и говорить, сверкает классно, лучше, чем натуральный переливается». — Повертела рукой Ольга.

«Ещё бы, — Алексея рассмешила наивность девчонки. Потому и блестит, что высшей пробы камень».

«…Первый тур через два дня, слава богу, успела». — В номер приползла без ног.

«Стоило мучиться, на каблуках?то? Ведь не экзамен». — Запоздало сообразила абитуриентка.

«А к чему на экзамены наряжаться? — Подкинул идейку квартирант. — Там все будут в лучшем, и кого здесь «раскраской» удивишь? Может, наоборот? На контрасте.

«… Интересно? — она задумалась — «Может, и правда, попросту, не выпендриваться?»

С этой мыслью и заснула.

Весь следующий день выбирала, что читать: «Басни — не актуально. Классиков — скучно. А что?» — Так ничего не решив, она устала и махнула рукой.

Вообще?то, плюнул Леха, ему надоело следить за её мученьями из?за такой ерунды.

Странно, Ольга вовсе не беспокоилась о первом туре. Главное — второй этап, музыкальный номер, вокал.

А на следующее утро, повинуясь невнятному желанию, съездила в Пассаж и выбрала хорошую шестиструнную гитару. Концертная «Кремона» вытянула на двадцать тысяч, но того стоила. Чистейший звук, строится легко, держит мертво. А в придачу к инструменту, гулять, так гулять, разорилась на роскошный футляр. Твёрдый, обтянутый матовой кожей.

«Захотелось вот… И плевать, что играю я так себе. Не очень играю, если честно, но пусть будет…». Начала оправдываться перед собой транжира.

«Нет, ну надо такое сказать? Это кто, не очень? — Алексей даже обиделся. — Да я одних только струн под сотню порвал, а на аранжировке собаку съел.

Нормально ты сыграешь. А если ещё споёшь как надо, вообще «супер» будет».

Придя в номер, Оля, первым делом, вынула гитару, устроилась поудобнее и неожиданно для себя заиграла какую?то замысловатую классическую мелодию. Не рваными дворовыми аккордами, а немыслимо ловко перебирая тонкими пальцами лады, и с немым восторгом вслушиваясь в кружево волшебной мелодии.

«Ага, вспомнила. Бетховен, соната ре минор. Ух, ты, как я успела забыть, когда учила. Но, всё равно, здорово».

Окончив, взяла аккорд и заиграла вступление к старинному романсу. Всплыли в памяти слова великого поэта. Чудо, пальцы сами брали нужные аккорды. Она пела и не могла понять, что с голосом. Ну, пела для себя дома, знала, есть, но что такой тембр, сила. А верха? Даже слезы проступили. Спела ещё, но уже из современных. Тоже неплохо. В тон и без фальши, правда, немного по–своему. — Ну, так это ведь здорово.

А напоследок вспомнила старую вещь Розенбаума, что?то из одесского цикла».

«Обалдеть. Это не я. Это почти мужской голос, и переходы мужские, интонации. И хотя пела весь вечер, в горле даже ни скрипнуло».

На первый тур пришла, в простеньком цветном сарафане, лишь слегка подправив глаза, и уложив волосы.

Своей очереди ожидала тихонько сидя в пропахшем духами и прочей «боевой химией» вестибюле. Дождалась к полудню. Озверев от наплыва чтецов, экзаменаторы, уже тоскливо смотрели перед собой, словно выполняя тягостную повинность.

Ольга поздоровалась, и, не дожидаясь традиционного вопроса, на вдохновении, произнесла. — Есенин: «Письмо к женщине».

Чуть подсаженный вчерашним вокалом голос ушёл вниз, возникла лёгкая хрипотца, но звучал чётко и сильно. Повторила чуть тише. — Письмо к женщине.

-…Вы помните? Вы всё, конечно, помните… — Показалось, что произнесла это вовсе не хрупкая, в простеньком платьице, девчонка.

Один из экзаменаторов, задумчиво сидящий за столом с видом страдающего острой зубной болью, поднял глаза, среагировав на голос. Обратил внимание и на отсутствие косметики, на внешность. Заинтересовано толкнул локтем соседа, профессорского вида толстяка, незаметно читавшего газету.

А перед глазами у Алексея вдруг всплыл его разговор с женой. Он, как раз, вернулся из Вьетнама. Двухнедельный рейд по джунглям, кишащим тропической живностью, оставил после себя дикое безразличие и вызвал какую?то местную заразу.

Леха сидел на продавленном диване в убогой комнатке гарнизонного ДОСа, закутанный в казённое сероватое одеяло, сжимая зубы от потряхивающей тело мелкой дрожи.

Мария, узнав, что его переводят в Забайкалье, ехать отказалась. Наотрез. Коротко и доходчиво объяснила причину: «Если тебя, дурака, убьют в очередной проклятой командировке, мне вовсе не светит вдовствовать на копеечную пенсию у черта в турках…» Тяжёлый, в общем, разговор вышел… И закончился, как и следовало ожидать, разводом.

«Интересно… Как она сейчас? А что меня уже нет, наверное, не знает?» — внезапно подумалось Алексею.

Оля читала и, словно наяву, переживала боль расставания. Всплыло непонятное раздражение и чья?то, уже вовсе нестерпимая, почти смертельная тоска, а ещё понимание невозвратности. Скорее, даже не для них читала, для себя. Закончив, подошла к столу и вопросительно глянула на председателя комиссии. Оля часто видела её по телевизору. Красивая, ещё эффектная женщина, задумчиво, и слегка недоверчиво посмотрела на абитуриентку.

— Девочка, — показалось, что глаза актрисы, спрятанные за стильными очками, подозрительно блеснули. — Ты молодец. Поступай.

Сосед председательствующей согласно кивнул головой с величественными залысинами — Да, да, я буду на втором туре, Вас очень интересно будет послушать. — Он вернул Оле листок.

В гостиницу летела как на крыльях: «Надо же, кто мог подумать, прошла. Ура».

Алексей тоже удивлялся, не её успеху, а своему настроению: «Это ж надо, десять лет прошло, ни разу не вспомнилось. Разошлись и разошлись. А тут, вон как зажгло. Может, зря не удержал, может, стоило отказаться? Глядишь бы и проскочили…

Нет, бесполезно жалеть. Да и как отказаться? Ты бы не смог. Как же, вся группа на задание, а ты в кусты».

Готовили их для работы в Африке, «Аденские кореша» по социалистическому лагерю тогда крепко поссорились с Генсеком, нужно было вправить кое–кому мозги. Был у их вождя родственничек с амбициями. Амбиции ему и вышибло, вместе с мозгами. «Ладно, чего уж теперь, проехали. — Вздохнул Леха. — Эка, вспомнил».

На музыкальный конкурс Ольга пришла с гитарой. Стоило только видеть, как скривило лица экзаменаторов, вообразивших, что придётся слушать подражательное вытьё малолетки под нестройные «три аккорда».

«Ну, держись, славяне». — Леху заело.

Ольга распахнула футляр и, вынув инструмент, провела по струнам: «Нормально, не стрясла».

И тут же, без перехода, выдала блюз «All your love», Гарри Мура.

Пройдя до места, вызвавшего у слушателей непроизвольную дрожь, внезапно оборвала. И, взяв аккорд, неожиданно запела совсем другое.

— Е–еха?ли цы–га–а–не. — Вещь, при кажущейся простоте, для исполнения сложна, и кто понимает, вокал оценит обязательно. А если её к тому же грамотно аранжировать, вызывает не меньший интерес и искреннее переживание. Она играла, вкладываясь в музыку целиком, а голос, улетающий местами на три октавы, слушать без волненья мог только глухой с детства.

Закончив, остановилась: «Странно, молчат?»

Оля заметила вчерашнего мужика, с первого тура. Тот незаметно поднял вверх большой палец и, подбадривая, кивнул головой, предлагая спеть ещё.

«Вот как? А из «Призрака оперы», арию, думаете — слабо? Партия дикая, но справилась, и не стыдно было, ничуть».

Дверь в коридор приоткрылась, там тоже слушали.

«Чего они молчат? — Уже с тревогой замерла, переводя дух, исполнительница. — Ну, раз не гонят, сыграем ещё, чтобы на любой вкус».

Того, что прозвучало дальше, не ожидал никто, даже сама. После короткого, рваного вступления, зазвучали бесшабашно–отчаянные интонации Высоцкого.