Знатный повеса - Лэйтон Эдит - Страница 16

— Тетя, — сказала Бриджет, трясясь от возмущения и усилий, прилагаемых, чтобы сдержать его, — мне двадцать пять лет! Меня нельзя отправить в комнату, как ребенка.

— В таком случае тебе нельзя дальше оставаться с нами, — сказала тетя. — В самом деле, почему бы и нет? Это выход из положения. Я немедленно напишу в Девон золовке. У нее в деревне престарелая мать. Пусть возьмут тебя к себе. Вероятно, лондонская суматоха вскружила тебе голову и затмила разум, Глядя на жизнь Сесилии, ты вообразила, что тебе все дозволено. Не забывай, ты не она. И совершенно ясно, что ты не можешь быть компаньонкой молодой девушки. Может, со временем и созреешь для таких приятных обязанностей, но не сейчас. Продолжительное пребывание в деревне тебя успокоит. А через несколько лет, глядишь, и подойдешь какой-нибудь молодой леди.

— Правильно, — елейным голосом сказала Сесилия, — может, даже станешь компаньонкой моей дочери, когда придет время представлять ее обществу.

— Нечего ехидничать! — прикрикнула на нее мать. — Ну что ж, так и сделаем. А сейчас отправляйся в свою спальню, — сказала тетя Генриетта племяннице. — Я сама займусь виконтом. Скоро тебя заберут в деревню, и от всей этой истории останутся одни воспоминания.

— Нет, — спокойно сказала Бриджет. — Тетя, я понимаю, вы хотите мне добра, но вы не слышали, что он говорил. И вы не знаете его. Я еще ничего не решила, но уверена, что должна увидеться завтра с виконтом.

— Он не может предложить тебе ничего, кроме бесчестья!

— Он предложил мне замужество! — Бриджет отчаянно цеплялась за эту единственную мысль.

— Увидишь, его предложение окажется ложью. Или все будет отложено под надуманным предлогом, но так или иначе не состоится. Лучше забыть обо всем сейчас, пока это только боль. Легче немного перестрадать, прежде чем окончательно погубить себя. Возможно, какое-то время ты будешь счастлива. Но когда надоешь ему, он передаст тебя своему приятелю, а дальше у тебя не будет выбора, кроме как пойти по рукам. Потом, если тебе не хватит разума за короткий срок скопить деньги, окажешься на улице.

Бриджет рассмеялась. Тетя Генриетта была одной из тех, кто явно перечитал романов! Ее рассуждения напоминали душеспасительные речи многочисленных праведников, стоявших на каждом углу и бесплатно раздававших советы заблудшим. Тетин рассказ в некотором роде разрядил напряжение и открыл хоть какую-то перспективу на продолжение разговора.

— Нет, тетя, нет! Он не такой. Ловелас — еще куда ни шло, но вовсе не безнадежен! В конце концов, Эйвен — джентльмен. Я поговорю с виконтом. Он убедит вас. Вы увидите.

— Не увижу, — твердо заявила тетя. — Так же, как и ты. Ты не разбираешься в людях и не можешь судить о джентльменах. Я не допущу, чтобы ты скатилась в разврат, пока ты в моем доме. Здесь все будет, как я скажу. Если ты отказываешься слушаться меня, можешь идти! Но уже не рассчитывай на мою защиту.

— Вы это серьезно говорите? — спросила Бриджет, пораженная таким безжалостным обещанием.

— Да. Подумай над этим, Бриджет. Не спеша и как следует. Не хочешь соблюдать приличия, пеняй на себя. Я желаю тебе добра. А он желает… — Тетя Генриетта сделала паузу, откровенно изучая племянницу — помятое платье, растрепанные волосы и припухшие губы — и заставляя ее краснеть. — Он желает только своего удовольствия. Дай мне слово сейчас же, и все будет забыто. Откажешься — я прерываю все отношения с тобой. Я и остальные родственники, смею тебя заверить. Ну что? Я жду ответа.

Бриджет попробовала сосредоточиться, но ей мешали обида и гнев. Вопрос выходил за рамки гордости или страстного желания. Предстояло выбирать между надеждой и любовью, страхом и безрассудством. Решалась ее судьба, ее будущее. Тетя была права в одном: едва ли можно, верить в осуществимость того, что предлагал виконт. С трудом верилось даже в реальность тех часов, что они провели вместе. Слишком уж все было замечательно!

У Бриджет болела голова и щемило сердце. Нет, смелости ей явно не хватало.

— Ну? — не унималась тетка.

Глава 6

Эйвен откинулся в кресле и вытянул длинные ноги. Первая передышка за день. Полное умиротворение. Все дела остались позади, и теперь, в этот тихий вечер можно отдохнуть в любимом клубе.

Он уже дал заказ лакею, и сейчас не оставалось ничего другого, как ждать свой обед и… нечто еще, такое желанное. «Делать нечего, да и не хочется», — подумал виконт, вдруг остро ощутив скуку. Как человек, периодически занимавшийся добычей информации для правительства, освоивший искусство заговоров и хитроумных ловушек, он тяготел совсем к другой жизни. Разработка планов и поэтапное приведение их в исполнение оказывали на него бодрящее действие, тогда как ожидание всегда являлось худшим звеном в этой цепи. Увы, раньше ему тоже приходилось подолгу ждать.

Согласится или не согласится? Можно ли как-то облегчить ей задачу? И себе тоже. Нужно ли было действовать более рьяно или наоборот? Если наоборот, то как? Бриджет лишила его такой возможности. Он не переставал думать об этой необычной девушке. Вспоминал ее почти совершенное лицо и необыкновенные глаза, придававшие удивительную живость очаровательным чертам. А линии фигуры… а страстность! О, это было что-то неповторимое, какое-то маленькое чудо. Все это Эйвен помнил очень хорошо. Слишком хорошо. Он был не в силах забыть тот гибкий стан, обтекавший всеми своими изгибами его тело во время их поцелуя, и как Бриджет сначала несмело приняла его поцелуй и с какой страстью затем откликнулась на него.

— О, должно быть, это что-то необыкновенное, — нарушил приятные воспоминания насмешливый голос. — Она очень хороша?

Эйвен открыл глаза. Высокое кресло напротив него теперь было занято.

— Ты посмотри на свое лицо, — Воскликнул долговязый тощий джентльмен с медно-рыжими волосами, подстриженными по последней моде. — Назвать сладострастным — все равно что ничего не сказать. Сидишь словно оглушенный! Или зверек в капкане. Глаза закрыты, но все равно ясно, что они видят женщину…

— Я голоден и жду обеда, — перебил его Эйвен.

— По-моему, я где-то уже видел этот взгляд! Готов держать пари, главное блюдо, которое ты так смакуешь, у тебя в голове. К тому же оно несоизмеримо нежнее и пикантнее. Кто она? Постой… я, кажется, вспомнил. Не может быть! Неужели та блондинка на балу? Ты танцевал и улыбался, хотя, судя по стеклянным глазам, твои мысли витали в другом месте. Я тебя понимаю. Кто всерьез позарится на эту куколку? Конечно, малютка Брикстон превосходна, но я встречал и менее дремучих.

— Твоя правда, — поддакнул ему Эйвен. — А что до женщины, занимающей мой ум, не суть важно. Это всего лишь мечты, мои фантазии. Пока что. В любом случае сейчас я не скажу тебе, кто она, Рейф. Не случайно кое-кто из утонченных особ испытывает непреодолимое желание погреться у твоих огненных волос. Чего мне сейчас не хватает, так это соперничества.

Рейф фыркнул:

— Скажите, как заволновался! Только почему-то, черт побери, когда мы вместе, женщины, как в рулетке, предпочитают ставить на черное. В масть твоим волосам. И такого же цвета душе, между прочим. Нет чтоб выбрать красное!

— Выдумщик! — лениво усмехнулся Эйвен, — И где ты научился этому?

— Там же, где и ты, — ответил его приятель. — Вот мы с тобой помогли выкурить проклятого маленького императора из Франции, а он сейчас загорает на Эльбе. Но, клянусь Богом, если б я знал, чем это кончится и в какую тягомотину превратится моя жизнь, я бы сунул ему ружье в руки, дал быстрого коня и пожелал успеха.

— Да. Туго тебе пришлось на этот раз. Хорошо, что Богу душу не отдал. Как рука-то?

— Пока не ахти как, — хмуро сказал Рейф. — Ладно, что будем делать дальше? Тебя устраивает просто сидеть и мечтать весь вечер, а меня нет.

— Просто мечтать меня тоже не устраивает. А тебе чего хотелось бы?

— Чего-нибудь новенького, неизведанного. Что еще надо пресыщенным бедолагам? Можно, к примеру, пойти на новую комедию. Можно навестить мадам Гоулд. Говорят, у нее появились новые шикарные девочки. Еще я слышал, открылось новое казино, где действительно можно честно поиграть.