Все решает случай - Лэйтон Эдит - Страница 44

Бренна скинула с себя одежду, докрасна растерлась полотенцем, надела теплое платье, накинула шаль и тотчас села за письменный стол в углу.

Вскоре в комнату вошел Раф и остановился, увидев Бренну с пером в руке.

Она подняла глаза.

— Это письмо маме. Сообщаю ей, как себя чувствую и как идут дела.

— Полагаешь, это разумно? Что она подумает, получив письмо, написанное на третий день после свадьбы?

— Что я хорошая дочка. Ведь я обещала ей писать. Находясь в Индии, я писала маме почти каждый день. От этого мы становились ближе. А сейчас я хочу задать ей один деликатный вопрос, на который никто, кроме нее, не ответит.

Раф похолодел.

— Значит, это самое… я имею в виду, что у нас ничего не было в постели… все-таки беспокоит тебя? А я надеялся найти понимание,

Бренна вспыхнула.

— Ох уж эти мужчины! У вас на уме только одно, но речь совсем не об этом. Дело в том, что разговор с Грантом о твоем предке навел меня на одну мысль.

— О каком предке? Бренна опустила перо.

— О самом ближайшем. О рыжеволосом мужчине, который, как ты предполагаешь, мог быть твоим отцом. Я никогда не стала бы раскрывать вашу семейную тайну, — быстро добавила она, — но, по твоим словам, об этом в деревне знают все. Не возражаешь, если я посвящу в это и мою маму?

— Не возражаю.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Бренна, — Кто лучше ее знает о предках? Если некий воин имел хоть какое-нибудь отношение к маминой родословной даже пять веков назад, она наверняка имеет сведения о нем, уверяю тебя. И это относится не только к ее предкам. Мама увлекается генеалогией. Я попрошу ее сообщить все, что она знает о Гриффине, а также о молодом Руфусе.

Глаза Рафа сверкнули, но Бренна сделала вид, что не заметила этого. Отец учил ее, что неопределенность хуже самой горькой правды, и она решила выяснить все до конца.

— То, что сообщил Грант о цвете волос Руфуса, не дает мне покоя. У него были волосы морковного цвета, а у тебя — красновато-каштановые. Могу я написать матери обо всем этом и попросить ее навести справки?

Раф немного успокоился.

— Красновато-каштановые? Морковные? По-твоему, эти мелочи дадут ответ на интересующий меня вопрос? К чему тебе утруждать мать? Если бы были прямые доказательства моего незаконного рождения, от меня давно бы уже отреклись. Или избавились каким-нибудь другим способом. Не беспокойся обо мне. Я живу с этим много лет и привык к неопределенности. Но если это волнует тебя, поступай как угодно.

— Я бы хотела узнать мамино мнение. Так ты позволишь мне написать ей?

— Конечно. А теперь, если не возражаешь, я переоденусь. От меня пахнет, как от Блейза, и я чувствую себя словно рыба, выброшенная на берег. Я уже забыл, когда здесь светило солнце.

Бренна снова склонилась над письмом. В этом доме было мрачно не только из-за отсутствия солнца. Здесь поселились туманы, призраки и мучительные воспоминания. «Остался всего один день», — подумала она и продолжила письмо, надеясь, что с его помощью удастся пролить свет на темные события прошлого.

День, когда они покидали Эрроу-Корт, был светлым для Бренны, хотя с моря надвинулись грозовые облака и дождь барабанил в окошко кареты, затуманивая стекло и не позволяя в последний раз увидеть старинный замок.

Родители Рафа предупредили их о надвигающемся осеннем шторме.

— В таком случае мы поспешим, — сказал Раф, отказавшись от предложения провести в доме еще одну ночь. — Мы заказали комнаты в хорошей гостинице, но их займут, если мы задержимся.

Сейчас они уже ехали в карете, и Бренна воспрянула духом.

— Надеюсь, дорогу не размоет. — Раф посмотрел на небо. — Извини, что заставил тебя так спешно покинуть дом, но думаю, ты тоже хотела поскорее уехать.

— Не просто хотела, а рвалась всей душой.

— Спасибо за поддержку и понимание. Тебе было нелегко. Черт побери! Что за медовый месяц я устроил! Куда же нам поехать теперь? Где бы ты хотела провести время?

— Там же, где и ты.

Слегка озадаченный, Раф взял руку Бренны и поднес к губам.

— Спасибо.

Глава 20

Они прибыли в гостиницу до наступления темноты. Обстановка здесь разительно отличалась от той, что окружала их в «Лебеде».

Комната была просторной, кровать — огромной и высокой, с чистыми покрывалами и взбитыми подушками. Стены казались толстыми, а оконные стекла — прочными. Бренна слышала, как снаружи бушевал ветер, но внутри было уютно и тепло. Свет от пламени камина окрашивал все в мягкие красноватые тона. Здесь не было ни грязи, ни паразитов, ни надменных родственников Рафа, и Бренна облегченно вздохнула.

— Устала? — спросил Раф, подойдя к ней сзади. — Ну, теперь отдыхай. Мы побудем здесь, пока не улучшится погода. Больше нам некуда спешить, Брен.

Она кивнула. Действительно, спешить некуда. Они вступали в новую жизнь, которая открывалась перед ними, как длинная широкая дорога. По ней они будут двигаться долгие годы. Бренна скрестила руки на груди. Она не представляла себе, что ждет ее впереди. Радость Бренны померкла. Она вдруг отчетливо осознала, что находится здесь с малознакомым мужчиной и именно с ним ей предстоит жить все эти годы и принадлежать ему. Бренна хотела иметь такого мужа, и вот ее желание осуществилось. Однако их знакомство сопровождалось скандалом, а последовавший за этим брак выглядел весьма поспешным и странным теперь, когда она в спокойной обстановке оглянулась назад и задумалась.

— Не надо, — сказал Раф, обняв Бренну сзади и прижав к себе. — Не беспокойся. Я вижу, как ты волнуешься, — добавил он, отвечая на ее вопросительный взгляд, когда она повернулась к нему. — У тебя очень выразительные глаза, Брен. Даже если ты ничего не говоришь, все понятно без слов. За время свадебного путешествия мы с тобой постоянно сталкивались с какими-нибудь проблемами, однако теперь пора избавляться от них.

Она кивнула и пошевелилась в его объятиях. Раф тотчас разжал руки.

— Не пора ли нам вступить в новые отношения? — сказал он.

Раф стоял неподвижно, как бронзовая статуя, в свете пламени камина и наблюдал за ней. Его лицо выражало крайнее нетерпение, хотя он пытался скрыть это, и Бренне стало жаль его. «Бедный Раф, — подумала она. — Как долго ему приходится терпеть».

Но не только жалость к Рафу волновала ее. Было еще кое-что. Прежде всего долго сдерживаемая потребность близости и любопытство, а также желание дать ему понять, что она хочет утешить его и сама нуждается в утешении.

— Раф! Нам надо начинать, так или иначе. Как по-твоему?

Раф пристально посмотрел на нее.

— Не возражаю, — ответил он, но не двинулся с места. Бренна робко улыбнулась.

— И я согласна. — Она опустила глаза. — Я имею в виду… это самое.

Бренна готова была умереть от стыда, поскольку Раф не сделал ни шагу навстречу ей. «Это не отвратительная комната, как в „Лебеде“, и здесь нет его родителей, — размышляла обескуражено Бренна. — Может быть, образ Аннабел продолжает преследовать его? Или…»

Раф в мгновение ока очутился рядом с женой и крепко обнял ее,

Его глаза блестели, и он улыбался.

— Черт побери, Брен! Ты потрясающая женщина! А я не знал, как начать разговор об этом. Не мог найти подходящих слов и не осмеливался подойти к тебе. Еще бы! Я только и делал, что доставлял тебе неприятности, с тех пор как мы познакомились…

Он замолчал и заглянул ей в глаза. Широко раскрытые, они были темными и серьезными, но он увидел в них не отказ, а только немой вопрос. Губы Бренны слегка приоткрылись, и Раф крепко поцеловал ее.

Он улыбнулся, снимая куртку и не отрывая глаз от Бренны. Затем коснулся ее рук, пока она возилась с застежками своего платья.

— Нет, — прошептал Раф. — Это мое дело. Снимая с жены платье, он целовал ее тело, по мере того как оно обнажалось. Бренна пыталась расстегнуть его рубашку, но оказалось, что на ней меньше одежды, чем на нем, и вскоре она предстала перед Рафом совершенно обнаженной в пламени камина. Между тем он все еще оставался в рубашке, штанах и сапогах.