Джоконда улыбается ворам - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 52

Несказанно рад получить от тебя весточку. Вспоминаю нашу прошлую встречу в Париже. В тот раз я прилично перебрал бордо 1883 года. И поутру у меня слегка побаливала голова. Так что я получил нагоняй от своей благоверной. Предлагаю в июне отправиться в Баден-Баден, у нас есть о чем поговорить и что вспомнить. Надеюсь, ты не против?

Теперь о деле… По моим данным, Луи Дюбретон и граф Кирилл Воронцов – одно и то же лицо. Весьма любопытное совпадение, что ты так же интересуешься его «делишками». Дело в том, что граф Воронцов, по нашим данным, являющийся поданным Российской империи, проходит у нас по делу об ограблении коллекционера господина Мосолова. Также граф Воронцов замешан в трех ограблениях видных собирателей старины и известен под именами купца Первухина, мещанина Федорцева и дворянина Старосельского. Полагаю, что ни одна из этих фамилий не является его настоящей. И кто скрывается под мерзкой личиной, не могу знать. Полагаю, что ограблений за ним числится значительно больше. Имперская сыскная полиция связывает с его именем ограбление Русского музея в Санкт-Петербурге и ограбление Третьяковской галереи в Москве. Считаю, что граф Воронцов – весьма крупная фигура в международной организации злоумышленников, специализирующихся на музейных кражах и кражах различного рода артефактов. В Российской империи он объявлен в розыск. Если граф Воронцов появился у вас, тогда мы, со своей стороны, будем ходатайствовать перед господином министром, чтобы его объявили в международный розыск, с непременной его выдачей российским властям. Франсуа, если тебе удастся его поймать, а нам экстрадировать его в Российскую империю, где за ним числится немало прегрешений, за которые он должен отбывать длительный срок на каторге, обещаю тебе хороший ужин в ресторане «Астория» с бутылкой бордо 1883 года.

А на том кланяюсь, твой Владимир Филиппов».

Позвонив в колокольчик, начальник сыскной полиции вызвал адъютанта, исполнительного малого с прилизанной прической.

– Вот что, любезнейший. Отнеси это письмецо в телеграфный отдел. И проконтролируй, чтобы отправлено было незамедлительно.

– Слушаюсь, ваше превосходительство!

Забрав письмо, адъютант немедленно удалился. Посмотрев на часы, Филиппов покачал головой – время летело стремительно, а он не написал и половины доклада.

Глава 28. Апрель 1911 года. Москва. Неожиданное приглашение

К визитам граф Кирилл Воронцов всегда готовился заблаговременно, воспринимая их как некоторый серьезный экзамен. А потому, прежде чем перешагнуть порог дома коллекционера, он собирал о его владельце максимум информации (в какой-то степени эти знания были его тайным оружием). Он узнавал привычки хозяина, его увлечения, предпочтения, пристрастия. Знал даже кличку его любимого пса. Старался предугадать, как тот поведет себя во время разговора и каких вопросов от него следует ожидать; штудировал вехи жизненного пути коллекционера, памятные события его жизни, о которых непременно стоило упомянуть во время разговора. В общем, знал все, что позволило бы обаять и расположить к себе собеседника.

В этот раз он был приглашен в дом к известному собирателю старины – Николаю Семеновичу Зосимову, проживавшему в Лаврушинском переулке. Николай Семенович, оставаясь бобылем, вел довольно замкнутый образ жизни (редкий человек мог похвастаться тем, что побывал у него в гостях). В кругу коллекционеров было известно, что у него одна из самых серьезных частных коллекций эпохи Возрождения (на каждого, кому все-таки удалось побывать в его квартире, она производила сильное впечатление).

Ядро его собрания составляли произведения Рафаэля, Рубенса и Мурильо, позволявшие выдвинуться в число наиболее значимых коллекционеров России. Однако о его личной жизни практически ничего не было известно. Два раза в неделю в дом к Зосимову приходила молодая женщина, прислуга, и Воронцов предполагал, что собирателя с ней связывают некоторые романтические отношения. Во всяком случае, однажды он заприметил, что молодая особа возвращалась из его особняка ранним утром в хозяйском экипаже, причем Николай Семенович помахивал ей из окон второго этажа, когда она садилась в кресла.

Однако на всех светских мероприятиях, куда приглашал его городской глава, Зосимов появлялся неизменно в одиночестве. Задерживался всего-то на часок, чтобы выпить бокал шампанского, перекинуться несколькими фразами с приятелями, такими же собирателями, как и он сам, а потом незаметно уходил, никого не побеспокоив.

Граф Воронцов предполагал, что за закрытой и осторожной личностью пряталась волевая и мятежная натура, ставящая себе большие цели и привыкшая добиваться намеченного. И тем необычнее для графа Воронцова было приглашение Николая Зосимова взглянуть на его коллекцию гравюр голландских мастеров, считавшуюся в России одной из лучших. Подобной чести удостаивались лишь единицы.

Дело произошло следующим образом. Прежде они были знакомы шапочно: кивали друг дружке при встрече, вымучивая улыбки; порой перебрасывались малозначащими фразами и без сожаления расходились каждый в свою сторону. Завязать более тесные отношения их подтолкнул случай, когда Николай Семенович, взявшись играть в преферанс, проигрался подчистую, и граф Воронцов, оказавшись подле, предложил ему взаймы пятнадцать тысяч рублей. Николай Зосимов вернул долг на следующий день, когда они повстречались в здании Дворянского собрания. Смущенно откашлявшись, он в знак особой благодарности предложил посмотреть его коллекцию гравюр, которой, по его собственному заверению, не было равных в России.

И вот назначенный час настал. Еще раз оглядев себя в зеркале, граф Воронцов решил, что внешность его почти безупречна (какая может быть у мужчины немногим за тридцать). Пожалуй, что в строгий костюм не вписывалась массивная трость с золоченым набалдашником, и он решил взять другую, из черного коралла, тонкую, как рапиру, и с рукоятью из слоновой кости. Подумав, в тон фраку надел черные лайковые перчатки.

До особняка Зосимова граф Воронцов добирался в открытом экипаже на дутых колесах. Встречный ветерок остужал лицо, а рессоры мягко покачивались на булыжной мостовой, усиливая благоприятное впечатление от поездки. Так что на крыльцо дома Зосимова Кирилл Воронцов ступил в прекрасном расположении духа, предчувствуя интересную увлекательную беседу.

Дверь открылась немедленно, едва он нажал на звонок. Встретил его сам хозяин, одетый по-домашнему в махровый халат. В шаге от него застыла немецкая овчарка с внимательными карими глазами. Графу Воронцову тотчас подумалось о том, что Николай Семенович не столь простодушен, как это могло показаться поначалу.

– Проходите, любезнейший граф. Что желаете? Коньяк? Виски? А может быть, какого-нибудь вина? – с готовностью предложил хозяин дома, провожая гостя в просторную гостиную.

– Пожалуй, не откажусь от вина, – сделал Воронцов выбор, покосившись на овчарку.

Пес, не выражая агрессии, проследовал за ними, держась на расстоянии двух шагов, с внимательной настороженностью присматривая за гостем. В его обучение было вложено немало прилежания.

– У меня имеется коллекционное вино «Романе-Конти» урожая 1869 года, позднего сбора, – обрадовал хозяин дома. – У него более насыщенный аромат, чем у других аналогичных вин. Я выставляю его на стол в исключительных случаях. Полагаю, что сегодня как раз тот самый день.

Стены прихожей и гостиной были увешаны картинами мастеров голландской школы живописи. Вряд ли среди них можно отыскать Рембрандта или Рубенса, скорее всего, это подражатели более поздней эпохи. Полотна французских художников занимали противоположную стену, и граф Воронцов узнал картину Делакруа «Потерпевшие кораблекрушение». Очевидно, подлинник, в этом доме предпочитают все настоящее.

Надо полагать, что графические работы Рембрандта занимали отдельное помещение и хранились с той же тщательностью, с какой стерегли Алмазный фонд.