Джоконда улыбается ворам - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 14

– Хорошо, господин комиссар.

Вытащив из нагрудного кармана блокнот, он вырвал из него несколько листочков и чиркнул зажигалкой.

– У нас здесь свет, господин комиссар, – напомнил хранитель.

– Да какой это свет, – махнул рукой Лепен, – убогость одна.

Заполыхала бумага, ярко освещая пространство. На раме отчетливо выделялся след большого пальца.

Префект внимательно осмотрел раму, рассчитывая отыскать какие-то дополнительные улики, и, видно, не обнаружив таковых, произнес:

– Снимите отпечаток и передайте его для исследования. Не очень-то я верю во все эти новые исследования. Но кто знает, может, это именно тот случай, когда они принесут пользу.

Обсыпав порошком оставленный след, сняли отпечаток.

– Где тут поблизости лестница?

– В десяти метрах отсюда.

– Пойдемте туда.

Спустились по лестнице на первый этаж. Осмотрев пролеты, комиссар увидел ручку, лежавшую на ступенях. Подняв ее, неодобрительно хмыкнул.

– А ручка-то от этой двери.

– Все так, господин комиссар, – отозвался инспектор.

– Зачем же он ее отворачивал?

– Наверное, заедал язычок замка.

– А еще для того, чтобы никто не смог открыть дверь, – заметил комиссар.

– Замок здесь и в самом деле заедает, – подал голос главный хранитель. – Я распорядился, чтобы слесарь посмотрел эту дверь.

– Нужно будет взять показания у этого слесаря, – обратился комиссар к инспектору, – может, он что-нибудь расскажет про преступника.

– Допросим, господин комиссар, – с готовностью отозвался Франсуа Дриу. – Посмотрите на замок… Взломщик отворачивал здесь шурупы, пытался снять замок.

– Все верно. Вот отсюда он и вышел. И даже никто не заметил! Так чего мы тут торчим? – недовольно спросил комиссар у главного хранителя, стоявшего на лестнице. – Пойдемте!

– Куда изволите?

– Ясное дело, на чердак! – хмыкнул комиссар полиции. – Или вы только по паркету любите ходить?

Комиссар оказался невероятно дотошным, за те восемь часов, что он провел в Лувре, уже не отыскалось более ни одного уголка, куда бы он не заглянул. Пачкая клетчатый сюртук, он заглядывал в самые затаенные места на чердаке и здорово перепугал голубей, обитавших под крышей несметными стаями. Затем префект спустился в подвал и долго бродил между канализационными трубами. А в одном месте потревожил даже бродяг, отыскавших для себя ночлег среди груды сложенного металла. Бродяг препроводили на свет, а люк, через который они спускались под землю, заварили. В другом месте Марк Лепен обнаружил небольшую течь и велел подойти ближе хранителю музея. Обутый в лакированные штиблеты на тонкой подошве, он не осмелился возразить префекту полиции и, потупившись, терпеливо выслушивал нотации о том, чем может обернуться подобная течь для подвала и здания в целом. Так что обувь, а заодно и промокшие брюки пришли в негодность.

Только одному комиссару было ведомо, что именно они ищут в полнейшей темноте и сырости, но свою многочисленную свиту из администрации музея не отпускал и тащил ее по самым непрезентабельным и унылым местам дворца, что были скрыты от глаз обычных посетителей. Судя по всему, комиссару несказанное удовольствие доставляли перепачканные сюртуки хранителя Лувра и начальника охраны. На вопрос господина Фернана Луарета, чего же именно они тут ищут, комиссар Лепен лишь глубокомысленно хмыкал в седую бороду и продолжал исследовать потаенные места, забитые многовековым хламом. В них были расшатанные супружеские кровати королевских особ; люльки, с которых начинали свой жизненный путь великие императоры; обувь, покрытая слоями многовековой пыли; комнатные детские игрушки; военная амуниция; дворцовая утварь, которая обычно складывается в подвал по причине ветхости.

Единственное, чего тут не было, так это картины «Мона Лиза». Зорко оглядев сопровождающих, главного хранителя музея и начальника охраны, шумно дышавших при каждом шаге, и, видно, оставшись довольным их потрепанным видом, он сделал заключение:

– Полагаю, что в подвалах и клозетах картину не найти. Видно, придется искать ее в другом месте. Вы бы, господа, привели свои сюртуки в порядок. Глядючи на вас, я бы подумал, что вы работаете ассенизаторами в городских коммуникациях, а не при важных должностях в государственном музее. Стыдно, господа! Отряхнитесь!

Запахнув светло-серый клетчатый сюртук, он стал подниматься по грубым тесаным ступеням подвала к выходу. В просторном холле префекта полиции уже поджидала толпа журналистов.

– Господа, он поднялся! – прозвучал чей-то пронзительный возбужденный голос.

Ярко пыхнула магниевая лампа, запечатлевая несколько сконфуженное лицо префекта полиции, и толпа репортеров тотчас обступила плотным кольцом Марка Лепена, как если бы намеревалась взять его в плен.

– Господин комиссар, я Жаклин Ле Корбюзье из «Пари-Журналь», что вы можете сказать о пропаже картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза»? – громко спросила молодая журналистка с ярко накрашенными губами.

– В настоящий момент я не могу сделать никаких заявлений.

– Господин комиссар, наших читателей интересует, как долго вы будете искать национальное достояние Франции?

Несмотря на смазливую мордашку, репортерша оказалась невероятно напористой, хотя в журналистском ремесле без цепкости не обойтись, иначе придется остаться без завтрака.

Кашлянув в кулак, комиссар обвел строгим взглядом нестройный ряд журналистов, сжимавших в ожидании блокноты с карандашами, репортеров, державших в руках магниевые лампы. Хмыкнув, невольно подумал о том, что столь впечатляющая композиция вполне могла бы занять один из залов дворца. Осталось только найти художника, что сумел бы запечатлеть столь внушительный форум.

Среди журналистов отыскалось несколько знакомцев, писавших о нем весьма нелестно во время розыска маньяка, убившего шесть проституток. Тогда он выразил твердую уверенность в том, что преступник будет изловлен в ближайшую неделю. Когда же обещанного не произошло, то журналисты стали глумиться над ним на листах газетной бумаги. Преступник был изобличен уже через трое суток после первой неприятной публикации, однако нападки журналистов не прекращались и после его поимки, и Марк Лепен испытал немало неприятных моментов во время беседы с господином министром.

Следовало делать вид, что совершенно ничего не происходит. Отыскав среди журналистов своих недоброжелателей, он, раздирая толстые щеки, весьма мило им улыбнулся, совсем как старым добрым знакомым, и громко заявил:

– Господа, уверяю вас, что к поиску картины подключены самые лучшие силы криминальной полиции Франции.

– А кто непосредственно будет заниматься ее поисками?

– Полагаю, что это будет инспектор Франсуа Дриу, – повернулся он к своему спутнику. – Он один из лучших наших сотрудников. Уверен, что вы о нем уже наслышаны. Я же со своей стороны будут контролировать его деятельность и помогать ему по мере своих сил.

– Что вы думаете о краже, кто ее совершил? – продолжала напирать Жаклин.

В упорстве дамочке не откажешь. Интересно, в приватной обстановке она столь же инициативна?

– Хочу сразу заявить, что преступник совершил большое злодеяние, украв национальную святыню Франции. Я лично осмотрел место преступления, опросил около двух десятков свидетелей. Нами уже очерчен приблизительный круг подозреваемых, и у нас имеется твердая уверенность в том, что преступник в ближайшее время будет пойман.

– Будет так же скоро пойман, как когда-то Трубочист? – с усмешкой спросила Жаклин, что-то чиркнув в своем блокноте.

Комиссар полиции невольно нахмурился. Девушка напомнила ему о случаях, произошедших год назад, когда преступник проникал через домовые трубы и обчищал квартиры состоятельных парижан. Именно тогда его и прозвали Трубочистом. Впоследствии отыскались свидетели, описавшие его весьма подробно, а самый глазастый среди них (старик лет восьмидесяти) рассмотрел на раздвоенном подбородке даже небольшую бородавку, поросшую рыжеватыми волосами. Трижды они были близки к тому, чтобы схватить преступника, но тот всякий раз проворно сбегал с крыши, оставляя полицию ни с чем.