Великосветский переполох - Лэйтон Эдит - Страница 22

Теперь она вспоминала эту легкую поросль, покрывавшую его конечности, словно пушок на твердой кожице персика. И на груди у него были мягкие волосы; странно и волнующе было ощущать их прикосновение к своей груди. И там у него тоже росли волосы — она это почувствовала. Теперь она пожалела о том, что не видела ни этого, ни чего-то еще. Но все происходило под покрывалом, и она была слишком озабочена тем, как поразительно это было, чтобы заметить больше. Теперь она вспомнила его поцелуи и все, что он делал, прежде чем разочарование сменило испытываемое ею возбужденное удовольствие. Она также помнила выражение его глаз и его слова…

— Миледи, вы как, в порядке? — раздался незнакомый мужской голос. — Уж извините, но вид у вас такой, как будто вам вдруг стало дурно.

— Нет-нет, все прекрасно, — ответила она и, подняв глаза, увидела стоящего рядом старого садовника, выражение его морщинистого лица было озабоченным. — Я просто хотела, чтобы глаза отдохнули.

— Вы какая-то красная вдруг стали. Может, позвать мне кого из дома, чтобы вас от солнца подвинуть? А то мне позвольте. Вы не глядите, это я на вид не больно сильный. Но тут надобно сильным быть, целыми днями внаклонку — сажаешь да полешь.

— Не сомневаюсь в вашей силе, — быстро проговорила она. — Но солнце меня совсем не беспокоит. Наоборот, доставляет огромное удовольствие. Такие деньки очень редки. В Англии весна — прекрасное время, но обычно очень влажно.

— Ну, дело ваше, миледи, — проговорил он с энтузиазмом. — Я уж и не припомню, чтоб так долго такие погожие дни стояли… нет,вру. Вот в 1807 году точно такая была весна. Вы не поверите, в январе желтые нарциссы вылезли, а потом — такая досада! — морозы вернулись, и все померзло.

Он все продолжал рассказывать о прошедших веснах. Садовник был очень старым человеком, и ему было что вспомнить. Под бормотание старика Аннабелла позволила своим мыслям скользить вслед за чем-то неописуемо приятным. Что же так очаровало ее буквально минуту назад? Ах да! Она вспоминала о том, как занималась любовью с Майлсом, вернее, он занимался любовью с ней. Потому что все, что делала она, — это покорялась и чувствовала. Но и чувств было очень много. И еще она слушала; она не забудет благодарный вздох, который вырвался из глубины его груди, когда он крепко прижал ее к своему разгоряченному телу. И то, что он шептал ей…

Тут она на минутку отвлеклась от воспоминаний и снова вполуха услышала садовника, который сейчас рассказывал о сильнейшем граде, случившемся в 1803 году. Аннабелла почувствовала, что замерзла — день, должно быть, оказался не таким уж и теплым, может быть, потому, что она вдруг вспомнила, что когда Майлс занимался с ней любовью, он не сказал ни слова. Он с радостью взял ее, щедро пытаясь поделиться с ней тем удовольствием, которое испытывал сам. Но он не сказал ни слова.

Да и что он мог сказать, в конце концов? «Я люблю тебя» — никогда. Это чувство было фикцией, видимостью, которую они даже не пытались поддерживать. Не мог он сказать и «Как я хочу тебя» или даже «Какое огромное удовольствие ты мне доставила» или еще что-то очень интимное, потому что ей казалось, что такие слова мужчина говорит только своей любовнице. Горький, словно желчь, смех заставил ее поперхнуться.

Что он, в конце концов, мог сказать? «Я женился на вас, а вы вышли замуж только из соображений целесообразности, хотя это не так уж приятно» — нечто подобное?

А как бы все это было, если бы он любил ее? Если бы она любила его? Будет ли у нее когда-нибудь шанс узнать это, или в дальнейшем он будет избегать близости с ней, разве только ему понадобится наследник? А если он будет использовать ее только для того, чтобы заводить детей, не следует ли ей завести любовника? Но если уж трудно было выбрать мужа, насколько же сложнее будет найти красивого, доброго, щедрого и здравомыслящего человека, кого-то, к кому она была бы привязана, кого-то такого, как… Майлс.

Глаза Аннабеллы широко раскрылись. Разве может женщина обрести удовольствие без любви? Мужчина, несомненно, может. И в этом случае, когда неизбежный день наступит, неужели она почувствует лишь облегчение, когда муж уйдет к любовнице, а именно так все и происходит, говорила ее мать.

— Ну, вот идут их светлость, — сказал садовник, прерывая ход ее мыслей. — Хорошо было поговорить с вами, миледи, и надеюсь, что вы совсем поправитесь, даст Бог, поскорее.

— Спасибо, — рассеянно ответила она, глядя на приближающегося Майлса.

Он нес тяжелую шаль из клетчатой шерстяной материи.

— Благодарю, что так хорошо позаботились о миледи, — сказал он садовнику. — А теперь, — произнес он, глядя на нее горящими глазами, — вот как мы это сделаем. Я разложу эту шаль на своих руках, подниму вас, заверну наподобие шотландской сосиски и отнесу на место. Потом мы возьмем эту бесценную ткань, расстелем ее на земле — и вуаля! Мы используем ее как одеяло, на котором вы сможете посидеть и повосхищаться моим выбором места для рыбалки. Мы посмотрим, не удастся ли нам найти какого-нибудь форелевого дедушку, который сможет посоперничать с вашим Дядюшкой Джорджем. Ну как? Согласны?

Аннабелла медлила с ответом. Вообще-то она была буквально очарована, но вдруг пришло понимание того, что Майлс разговаривает с ней, как с ребенком. Может быть, подобным образом всегда разговаривают с инвалидами? Или болезнь полностью изменила его отношение к ней?

Она не могла смотреть на себя теперь, но ей и не нужно было. А вот он вынужден был. Теперь, когда он видел ее такой, становилось вполне вероятным, что Майлс никогда больше не посмотрит на нее и не заговорит с ней так, как мужчина говорит с желанной женщиной, если только она вновь не станет для него желанной. Несомненно, когда она восстановит свои силы и свою внешность, они вернутся к тому, с чего начали…

А с чего они начали? Они вступили в брак, будучи едва знакомы, они разговаривали лишь для того, чтобы скоротать время. И даже любовью они занимались без любви. Но теперь невыносимо было представить, что такой будет вся их жизнь. Аннабелла поежилась, словно от холода, хотя небо по-прежнему было ясным.

— Вы хорошо чувствуете себя? Может быть, хотите вернуться?

— Нет! Ни за что! — выпалила она, отвечая своим мыслям.

Он как-то странно посмотрел на нее. Тогда Аннабелла поняла, о чем он на самом деле спрашивает.

— Нет, пожалуйста, — сказала она. — Мне пока не хочется возвращаться в дом. Я действительно прекрасно себя чувствую. И буду еще лучше чувствовать после встречи с вашим форелевым дедушкой.

— Ваше желание для меня закон. — Он укрыл ей плечи шалью, хорошенько укутал, затем осторожно поднял и, глядя на нее сверху, улыбнулся. — Готовы?

— Ведите, — ответила она. — Мне остается лишь смиренно следовать за вами.

Глава 9

Слуги, выглядывая из окон, смотрели, как элегантный экипаж в сопровождении четырех всадников с грохотом приближается к дому по подъездной аллее. И когда дверца экипажа открылась и какой-то джентльмен, разгневанно озираясь, почти спрыгнул со ступенек коляски и направился к дому, они поспешили сообщить об этом своему хозяину. Вслед за джентльменом из экипажа вышла элегантная дама.

Но Майлс уже спускался вниз по лестнице. Звук приближающегося экипажа был слышен наверху в спальне, где Майлс находился в обществе своей жены. Лакей распахнул дверь парадного входа. Граф Уайлд стоял на ступеньке, похлопывая перчатками по руке. Это было единственное, что в данный момент выказывало его беспокойство, поскольку лицо оставалось высокомерным и невозмутимым.

— В вашей записке говорится, что моя дочь больна, — тотчас произнес он, как только увидел Майлса. — Но вы не сообщили, является ли ее болезнь всего лишь легким недомоганием. Естественно, я сразу же приехал. Не важно, новобрачные вы или нет, но я не мог проигнорировать такое сообщение.

— И вы совершенно правы, — ответил Майлс. — Я рад сообщить вам, что она поправляется. Но некоторое время она была тяжело больна.