Великосветский переполох - Лэйтон Эдит - Страница 13

На четвертый день ей остригли волосы. Майлс возражал, но доктор настаивал на этом. Они отбирают у нее силу, сказал он. Возможно. Но у Майлса подкосились колени, когда он увидел, как ее прекрасные чернильно-черные локоны состригают под самый корень и бросают в огонь. Она была слишком больна, чтобы протестовать, и, возможно, даже не заметила этого. Но его это чуть не убило.

Кровопускание, сделанное на пятый день, почти доконало и Майлса, и доктора. Когда Майлс, умывшись, вошел тем утром в комнату, он увидел, что доктор держит ее нежное запястье, наблюдая, как течет густая темная кровь и смываются последние краски с ее лица, словно сама жизнь покидает Аннабеллу. Майлс потерял контроль над собой, возможно, просто обезумел, он закричал, приказывая доктору немедленно все прекратить и убираться вон, угрожая изувечить его, если тот не послушается.

И вот теперь за ней ухаживали только он, горничная и экономка, поскольку доктор отказался от дальнейших посещений. Ну и пусть. Майлс больше не мог полагаться на него, впрочем, в отношении медицинской помощи на себя он тоже не мог полагаться. Но лечение необходимо было продолжить, и Майлс послал в Лондон за отличным хирургом, с которым когда-то служил вместе; Гарри Селфридж обязательно приедет, он был отличным человеком, кроме того, он кое-чем обязан Майлсу. Но не будет ли это слишком поздно?

— Тысячелистник обыкновенный и цветки бузины, — проговорил Майлс с усталым смешком. — Легочная трава и лапчатка? А потом, подозреваю, вы монотонно повторяете: «Кипите, травы, изыди, отрава». Думаю, что не стоит, миссис Фарроу. Спасибо, миссис Кент, — сказал он экономке, давая понять пухленькой маленькой женщине, с которой только что беседовал, что разговор закончен. — К сожалению, я не верю в колдовство.

— Я тоже не верю, — ответила толстушка. — Тысячелистник обыкновенный, цветки бузины и перечная мята — это проверенное временем средство, специально от инфлюэнцы. Медуница и лапчатка — это от кашля. Вероника и репейник тоже не помешают. Все эти средства используются очень давно, и современные врачи от них не отказываются.

Майлс потер рукой уставшие глаза. Экономка пришла к нему в кабинет и сказала, что привела знахарку, которая пользуется уважением во всей округе. Он пригласил миссис Фарроу войти лишь затем, чтобы можно было еще с кем-нибудь поговорить о болезни Аннабеллы. На него произвела впечатление эта женщина средних лет, очень аккуратно, почти модно одетая. Он ожидал увидеть невежественную старуху, но произношение миссис Фарроу вполне устроило бы и герцогиню.

— Мой отец владел землей в этом округе, — гордо сообщила она ему, — но его мать и бабушка были знахарками, они сами лечили травами и меня обучили этому искусству. Сейчас я обладаю даже большими знаниями. Возможно, я и не сумею вылечить вашу госпожу, но уж вреда от этого точно не будет. Я наверняка сумею устранить некоторые симптомы, милорд, и по крайней мере я смогу облегчить ее уход.

— Но травы и это варево… — произнес он с несчастным видом.

— Могут помочь ей, большего я не обещаю. Когда миссис Кент послала за мной и рассказала, в каком состоянии находится госпожа, я тотчас приехала. Мне известны ее симптомы. Доктору Моррисону следовало послать за мной. Мы с ним старые соперники, но он не может, да и не станет возражать мне. Хотя, конечно, и не станет меня рекомендовать. Полагаю, тот факт, что у меня почти такая же большая практика, как и у него, уязвляет его самолюбие. И столько же удовлетворенных пациентов, могу добавить. Тем не менее, если вы отказываетесь, я уйду. Я пришла из чувства долга, а не из корысти. У меня предостаточно пациентов.

Майлс потер колючий подбородок. Когда он брился в последний раз? Впрочем, его давно это перестало волновать. Он и в самом деле не знал, что предпринять. Проходил еще один день, и Аннабелле не становилось лучше, скорее, хуже. Большую часть времени она спала, охваченная жаром. Он обтирал ее холодной тканью, когда казалось, что ее кожа просто горит, и укутывал одеялами, когда ее сотрясал озноб. Надо ли еще и пичкать ее колдовскими травами?

Майлс стоял в нерешительности. Когда появилась эта женщина, он сидел в своем кабинете, сочиняя письмо родителям Аннабеллы. Сейчас он осознал, что его мысли находятся в таком же беспорядке, как и его внешний вид. Довольно давно он не спал толком, да и питался кое-как. Он уже не горевал о ней, смирившись с близким концом. Теперь он мог лишь сожалеть о том, что они оба столь опрометчиво вступили в этот брак. Хотя никто не мог предположить, что она заболеет, но сейчас он осознавал, как тяжело для нее оказаться на пороге смерти в окружении чужих людей, а ведь, по сути, они друг для друга остались именно чужими. После помолвки они разговаривали на самые разные темы, обсуждали моду, театр, даже некоторые светские сплетни, но никогда они не говорили о самом главном. Зачем вступать в брак с человеком, к которому ты не пылаешь страстью или по меньшей мере не испытываешь симпатии? Они никогда не говорили об этом, поскольку оба знали ответ и принимали его.

Этот брак был заключен ради взаимного удобства. Но какую глупость они совершили, Майлс понял только теперь. Именно близость смерти заставила его понять это. За те долгие часы, что он провел у постели Аннабеллы, наблюдая, как она угасает, погасло и его сердце. Теперь, когда он все осознал, было уже слишком поздно. Понимая, что она умрет, так и не познав любви, он испытывал не просто сожаление, а непереносимое отчаяние. Но не совершит ли он еще одну глупость, если позволит этой женщине дать Аннабелле какой-то сомнительный отвар? А может, наоборот, глупостью будет отослать знахарку? . — Я вызвал врача из Лондона, — сказал он.

— Он пока не прибыл, — ответила она. — У вас есть время ждать?

— У меня? У меня времени сколько угодно, но у моей жены…

Майлс колебался. Он объездил весь мир и видел, к каким странным средствам прибегают люди в поисках излечения от самых различных недугов — от сифилиса до обычного насморка: здесь были и заклинания, и различные амулеты. В качестве таковых использовалось что угодно — от ноги сушеной обезьяны до мешочков с травами, которые надо было носить на шее. Иногда он почти верил, что подобные вещи помогают. Ему даже случалось видеть, как некоторые страдальцы выпивали дозу странного зелья и уже через час чувствовали себя лучше.

Какой у него выбор? Из Лондона приедет его товарищ, по крайней мере Майлс на это надеялся. Но как скоро? И не превратится ли это «скоро» в «поздно»? Следовательно, устало подумал Майлс, остается ответить на один вопрос: что бы предпочел он сам, окажись на ее месте?

— Миссис Фарроу, — произнес он учтиво, — не соблаговолите ли пройти со мной и осмотреть миледи, прежде чем вы дадите мне какие-либо обещания?

Знахарка кивнула в знак согласия и вместе с ним прошла в комнату Аннабеллы. Взглянув на женщину, лежащую на огромной кровати, она задержала дыхание.

— Ах, бедное дитя, — тихо прошептала она.

— И вы все еще думаете, что можете ей помочь? — спросил Майлс.

— Я должна.

— Тогда принимайтесь за дело, — сказал он.

Он сидел, обхватив голову руками, и даже не смотрел в их сторону, пока не услышал, что знахарка просит его приподнять Аннабелле голову, чтобы больная выпила глоток приготовленного снадобья.

Друг Майлса, лондонский врач, прибыл на закате. Гарри Селфридж был высоким худощавым мужчиной, под очками скрывались добрые карие глаза.

— Отправился сразу, как получил твое письмо, Майлс, — сказал он, стягивая перчатки. — Приказал заложить экипаж и оставил кучу пациентов в приемной.

— Чертовски неудобно, что пришлось тебя потревожить…

— Не извиняйся! Никаких неудобств, я обязан тебе гораздо большим, ведь ты очень помог мне тогда, на «Неподкупном», а потом был еще инцидент в Испании. Надеюсь, я хоть в малой степени смогу оплатить свой долг. Как она?

— Ты мне ничем не обязан, Гарри, но сделай все, что в твоих силах. Ей очень нужна помощь. Я отказался от услуг местного доктора. Мне нужен кто-то, кому я могу доверять.