Клад - Лэйтон Эдит - Страница 13

Он широко шагал, весьма довольный собой. Он не обещал ей ничего определенного. Лишь упомянул о чем-то, что должно случиться в будущем, в свое время. И если она поймала его на слове, значит, он поймал ее. Пусть даже та пора, о которой говорил Дэн, была дальше, чем другой берег моря, а время, когда он останется на берегу со своей единственной избранницей, невозможно было исчислить ни по одному из существующих календарей. Он ведь вообще никогда не утруждал себя арифметикой.

Однако он страшно хотел ее. Все его знакомые женщины были проститутками. Эта же была порядочной девушкой, такой сладкой и уступчивой. С тех пор он просыпался по ночам не только от своих ночных кошмаров, но и от совсем иного волнения — вкус ее губ, вид ее длинных темных волос и ее улыбка прочно запечатлелись в его памяти. Кроме того, что Ханна имела привлекательную внешность, она была добросердечна и мила, а в его жизни этого так не хватало.

Родившись в нищете, Силвер бежал на море, чтобы разбогатеть. Но вместо богатства нашел страдания. И однажды ночью, в ливерпульской таверне, напившись до бесчувствия, он принял решение навсегда сойти на берег. Однако, очнувшись, обнаружил себя на борту другого судна. Теперь он был на королевской службе, а королю плевать, жив ли ты или умер. Он много лет драил палубу, а потом сбежал к тем единственным морякам, которые внушали страх королевскому флоту. Так он стал пиратом…

Теперь, идя по ночной дороге, он глубоко вдыхал аромат папоротников и каких-то ночных цветов, что росли на обочинах. Земля пахла слаще, чем море, но море — его дом. Он покинет эти края, как только представится подходящий случай. Но прежде чем уехать, он получит Ханну. У него было так мало удовольствий в жизни. Он полагал, что сейчас имеет на это право.

По крайней мере он оставит ей приятные воспоминания и понимание того, что не всякий мужчина безобиден. Возможно, она постигнет ту простую истину, что нельзя ждать от судьбы больше, чем ты смеешь взять сам. Что ж, не такое уж плохое наследство. В конце концов, больше у него все равно ничего нет.

Он подошел к порогу, и зеленая птица вспорхнула ему на плечо.

— Дор-рогуша, дор-рогуша, — заворковала она. Дэн расхохотался и погладил шелковистые перышки.

— Значит, ты любишь меня, птичка, а? Ох, ладно, почему и нет? Ведь это ты, радость моя, заставил меня очухаться, когда я сидел в песке. Именно твой ангельский голосок вернул меня к жизни. Значит, я твой навеки, так ведь? Преданность! Да ты у меня настоящий собственник, почище любой девчонки, да? И я готов поспорить, что ты в десять раз преданнее любой из них. Вот погоди-ка, сейчас угощу тебя печеньем, — пообещал он.

Стряхнув с плеча попугая, он положил обе руки на пояс и расправил плечи, хорошенько потянув натруженные мышцы. Да, он будет каждый вечер ужинать, спать, а поутру снова подниматься, чтобы идти работать на чужом поле, пока не найдет способа вернуться к прежней жизни. Дэн зевнул и сладко потянулся. Но вдруг замер с поднятыми кверху руками и уставился на лунную дорожку на воде. Говорили, что его глаза похожи на акульи. Пусть так, но зато зрение у него было, как у морской птицы. Могучие руки медленно опустились. У самого горизонта Дэн увидел крошечный силуэт, пятнышко, каплю, тень на светлой серебристой ленте луны. Он сразу понял, что это значит: они вернулись.

И его сердце, то самое сердце, от которого лезвие кинжала прошло всего в каком-то дюйме, быстро и тяжело забилось. Они вернулись! Это значило, что у него появился шанс получить другие вещи, которых он желал не менее страстно: путь к бегству и месть.

Однако действовать следовало очень быстро.

Ханна шла по дороге, закрытой от лунного света кронами деревьев, и все время со страхом оглядывалась. Звук от каждого хлестнувшего прутика, от каждого упавшего листка казался ей шагом догоняющего ее человека. Она знала, что поблизости нет ни души, кроме того, к кому она торопилась, улизнув из дома. Не водилось здесь и диких животных, кроме лис и оленей, енотов и опоссумов, которые гораздо больше боялись человека, чем могли бы сами напугать его. Но если родители вдруг поднимутся и обнаружат, что ее нет в спальне… Хотя с чего бы им вставать среди ночи? Они ведь не проверяли, как она спит, с тех пор как у нее прошел детский страх перед привидениями и прочими ночными фантазиями. Сегодня она сильнее всего боялась больше не увидеть его никогда.

На рассвете, отправляясь на работу, Дэн занес корзинку. Поблагодарив родителей за еду и собираясь уходить, он шепнул Ханне:

— Приходи ко мне ночью. Ровно в одиннадцать. Одна. Никому не говори. Сейчас я ничего не могу больше сказать. Только одно: если любишь меня, приходи, любимая.

Весь день она с трудом соображала, разговаривала и ходила. Ей все время слышался его голос, произносивший слово «любимая». Ведь он говорил так отчаянно, почти безнадежно. Прежде у нее не было от родителей секретов более серьезных, чем тайком пронесенная в комнату жаба. Но в этот вечер Ханна потихоньку выскользнула за ворота и побежала по лесу к маленькому домику на вершине утеса. Если бы она то и дело не оглядывалась, боясь, что ее исчезновение как-нибудь обнаружится, то можно сказать, что действовала она безоглядно.

— Ты здесь! — воскликнул Дэн, принял девушку в объятия и сразу же закрыл дверь.

В маленькой хибарке пахло свежесрубленным деревом, сосновой хвоей и морем. Пол был чисто выметен, и вокруг царил идеальный порядок. Но не это удивило Ханну. Самые разные люди попадаются среди моряков, но хороший моряк — это всегда очень аккуратный человек. Может, он не так уж много починил в этой хижине, но зато каждая вещь лежала строго на своем месте. Из мебели тут были только кровать, покрытая старым лоскутным одеялом, из дома Дженкинсов стул и стол. Камзол Дэна висел на гвозде, вбитом в стену. Все остальные его пожитки были сложены в старый морской сундучок, стоявший возле кровати. Из двух окошек открыто было только то, которое смотрело на море. Горела лампа. Ханна увернулась от его поцелуя.

— Что случилось? — спросила она, всматриваясь в его лицо сквозь полумрак комнаты. — Что-нибудь серьезное?

— Ты никому не сказала? — настороженно спросил он.

Она отрицательно покачала головой, так что даже капюшон плаща соскользнул с макушки. Дэн совсем освободил от него волосы девушки и поглядел на нее сверху вниз. Рука его потянулась к пуговкам, застегнутым у нее на горле. Ханна смотрела на него круглыми испуганными глазами.

— Дэн, — снова спросила она, — так что произошло?

— Я соскучился по тебе, — признался он.

— Что? — Она заморгала. — Ты заставил пеня сбежать из дома, сходить с ума весь день, и все только потому, что… соскучился?

— Ничего себе «только», — возразил он. — Я не знал, как переживу без тебя еще одну долгую ночь. Сколько можно не спать? Сегодня я чуть не угодил в молотилку. Лишь только солнце сядет, как я не могу найти себе места. Все жду до самого утра, а потом целый день грежу о тебе… и надеюсь хотя бы увидеть. Я не могу больше, любимая.

— Но сегодня уже пятница. Мы бы увиделись в вос-скресе-нье в церкви, — сказала она заикнувшись, когда ему удалось наконец снять плащ и его рука оказалась у нее на затылке. Теперь он играл пуговками платья.

— В церкви, — протянул Дэн, — что же мне, прикажешь петь с тобой хоралы? Что за радость! Нет, Ханна, я хочу тебя ближе. Готов поклясться, ты понимаешь меня, любимая.

— Ах, ми кор-рашон, ми кор-рашон, — засвистел попугай. После слов Дэна его хриплый голосишко прозвучал очень забавно. Ханна рассмеялась. Наверное, слишком громко от смущения и радости, что напряженная ситуация так легко разрядилась.

Но увы, она ошиблась, потому что, не сводя с нее глаз, Дэн толкнул дверь, и попугай вылетел в ночь.

— Ты нужна мне, любимая, — сказал он и снова закрыл дверь.

Губы его коснулись ее губ, а потом скользнули к щеке, шее. Расстегивая одну за другой пуговки платья, он приветствовал легким поцелуем каждый вновь открывающийся участок ее кожи. Девушка трепетала в его руках, шумно вдыхала его аромат и цепко держалась за широкие плечи. Дэн погладил ее грудь, а когда она в восторге потянула воздух сквозь зубы, перехватил этот вздох своим теплым ищущим ртом. Наконец все пуговицы были расстегнуты, и он потянул платье с ее плеч.