Домовенок Кузька и Вреднючка - Александрова Галина Владимировна - Страница 2

— Как это больше? — не соглашается с ней Кузька. — Тараканы — животные скромные: чем больше их прогоняешь, тем меньше их в гости напрашивается.

— Это раньше так было, — не соглашается с ним Анютка, — а теперь все не так, все по-другому. Да ты сам посмотри!

— Посмотрел уже! — закрутился юлой у нее под ногами Кузька. — Паутина в углах, пыль на столах, цветочки зачахли, чашки побились, вещи в сундуке переворошились, кошки взбесились, люди обленились!

— Люди не обленились, — вздыхает Анютка, — и я, и бабушка с ног сбились. Вечером наведем порядок, а утром встанем — как будто год в доме не прибирались. Бабушка Настасья на Фенечку думает, а мне кажется, что не может одна кошка столько бед наворотить. Кто-то ей помогает.

— Или мешает, — подпрыгнул на месте Кузька. — Кошки в доме для порядку заводятся. Не могут кошки безобразия творить. Не для того они придуманы. Это не мыши и не дети малые. Это у нас тут кто-то другой завелся.

Глава 3. ШИШИТА-ВРЕДНЮЧКА

Не спится Кузьке, не играется Кузьке, не работается. Сидит домовенок на шестке печи, думает. Что же случилось, пока его дома не было? Неужели зловредная Баба Яга отомстила за догонялки и превратила его дом в Дом для плохого настроения? Да когда она успела только! Сидит домовенок, думает. Тихо в доме, ночь, все смотрят интересные сны и не мешают думать домовенку. Только ходики тикают, тихо так, приятно. Совсем не мешают, а только говорят: «Не бойся, ты не один, мы-с-то-бой, мы-с-то-бой!».

А Кузька и не боится. Это его дом, кого он должен в собственном доме бояться? Только огня, а тот уже давно не балует, давно свое место знает. И вдруг кажется Кузьке, будто из норки мышиной мохнатая мышкина голова показалась.

— А вот я ее сейчас, — тихо обрадовался домовенок, — пусть только попробует к караваю подползти!

Любил Кузька мышей пугать. Они-то, глупые, только кошки боятся, а никак не могут запомнить, что главный враг всех непрошеных жильцов в избе — вовсе не кошка, а домовой. Притаится обычно Кузька в неприметном месте, сделается совсем маленьким, не больше мизинца, дождется, когда серая воришка к хозяйской еде подкрадется, прыгнет на нее сверху и давай кататься!

Носится мышка по избе, как угорелая, пищит, сердешная, со страху, а Кузька еще и покрикивает:

— Но-но, залетная! Не притормаживай! Не притормаживай! Шибче едешь — дальше будешь!

После таких скачек даже самые нахальные мышки паковали узелочки и перебирались со всем семейством в другие избы — в те, где некошные домовые хозяйничали.

Притаился Кузька, ждет, когда нахалка в полный рост из норки выползет. Ждал-ждал и дождался. Выползла. Только не мышка, а непонятно что, неведома-зверушка какая-то. Ножки тоненькие, ручки длинненькие, голова лохматая, а из-под лохмулек два глаза блестят. Сердито так блестят, невежливо.

— Охти мне, батюшки! — тихонечко всплеснул руками Кузька от огорчения. — Все теперь понятно! Шишига в доме бесконтрольный завелся! Ну я ему сейчас!

Шишиги водились во многих домах. И ничего в этом неожиданного не было. Правда, все шишиги были большими врединами: заманивали в гости всяких мелких и неприятных насекомых, неожиданно роняли по ночам, когда все спят, громкие предметы, разливали на полу скользкое подсолнечное масло, прятали самые необходимые людям вещи или ставили на самый краешек полки банки с сахаром, перцем и мукой. Только человек протягивал руку к такой банке, как она ловко сваливалась прямо ему на голову, обсыпала его сахаром, перцем или мукой и разбивалась вдребезги. Шишиги от этого очень веселились.

Но обычно они побаивались и слушались домового, поэтому баловались редко, только когда совсем уже не могли терпеть. И домовые часто прощали им эти пакости. Ведь и среди детей попадаются такие, которые разбивают банки, просыпают сахар и поливают пол скользким подсолнечным маслом. И никто не выгоняет их за это из дома. Так, поругают немного, повоспитывают. Вот так же и с шишигами. Поворчит немного на них домовой, заставит в углу постоять и простит. Маленькие они, неразумные.

Всех своих шишиг Кузька знал наперечет. Он уже давно подружился с ними, научил их правилам хорошего поведения, а лишних даже передал своим друзьям-домовым, чтобы они подавали положительный пример шишигам в других домах. Но этот шишига был ему незнаком. И подать ему положительный пример было некому, потому что всех своих шишиг Кузька отпустил в отпуск, в соседнюю деревню. Вот домовенок и решил сначала потихонечку посмотреть со своего шестка, что же будет делать в его доме этот чужой Вреднючка.

Он вышел на середину избы, огляделся, глазки за грязными лохматульками сердито блеснули:

— Опять весь бешпорядок мне ишпортили! Опять мне трудиться, не покладая ручков, ножков и зубков!

Шишига-вреднючка шумно фыркнул и подкатился к полке с чашками:

— Где тут у меня мои любимые чашечки? Где крашивенькие тарелочки? Сейчас мы их быштро в порядочек приведем!

С этими словами негодник взял в руки самую красивую, с голубенькой каемочкой чашечку и стал быстро-быстро подгрызать ей ручку.

Кузька весь извертелся на своем шестке. Как хотелось ему спрыгнуть с печки, подбежать к безобразнику и отшлепать его! Но еще старый домовой Папила учил маленького Кузьку:

— Чтобы вреднючку проучить, надо его изучить.

И домовенок мужественно изучал пакостника. А чтобы было легче изучать и ничего не делать, тихо бормотал себе под нос:

— Сейчас, сейчас, только еще немножко поизучаю и ка-а-ак жваркнусь с печки, ка-а-ак подскочу, как наподдам, узнаешь, как у чашек ручки подгрызать!

Пока он так бормотал, шишига подобрался к тарелке и начал пилить в ней тонкую, незаметную для людей трещинку. Пилит, а сам наговаривает:

— Ага, — понял Кузька, — так шишига нарочно незаметные трещинки в посуде делает, чтобы она развалилась прямо в руках хозяев! Как он там бормочет? Каша — на штанах, дети — в углах? И еще ребятишек обвинить хочет!

А Вреднючка тем временем добрался до горшочка с медом. Нырнул целиком в мед, только голову оставил, чтобы глаза не щипало, выбрался из горшка и давай по полу кататься — от печки до самой двери. Катится и бормочет себе под нос. Если у него есть нос, конечно, а то за лохматульками не то, что носа, ушей — и то не видать.

— Это он тараканов на мед приманивает! — всплеснул руками Кузька.

Глава 4. КАК КУЗЬКА «ВЛИП»

Больше терпеть он не мог. Изучение — изучением, а нервы — нервами. Ни один порядочный домовой не может позволить, чтобы на его глазах так обижали его родной дом. Только собрался он жваркнуться с печки, как шишига — раз — и выскочил за дверь. Почуял, видать, недоброе и решил деру дать.

Но Кузька был уже доведен до крайности. Соскочил он с шестка и помчался в погоню. Да не тут-то было. Забыл домовенок, что вреднючий шишига мед по полу размазал, и вляпался двумя ногами в сладкую янтарную лужицу. Чуть не плачет бедный Кузя, никак не может из вязкого плена выбраться. Скоро уж рассвет настанет, люди проснутся, а он так и будет стоять посреди комнаты собственной персоной. Ужас просто!

— Ой, беда, беда, огорчение, — взвыл дурным голосом Кузька, — попался таракашкам на угощение. Теперь сто веков мне здесь стоять, честных домовых пугать, не видать мне красного солнышка, не играть в жмурки-пряталки с Бабой Ягой, не заплетать гриву лошадке Марсику!