В направлении Окна - Лях Андрей Георгиевич - Страница 37

— Я вижу, у вас на Изабелле какая-то воинствующая церковная организация. «Опус Деи», я угадал?

Она даже рванулась в сторону и, вероятно, упала бы с кровати, если бы Холл не удержал ее цепкой бугристой рукой:

— Да куда ты? Я не против. Давай, искушай, обращай, совращай, с нами Бог. Или кто захочешь.

Сигрид села, пол-лица ее с гривой спутавшихся волос попало в полосу света, и золото фигурного резного крестика блеснуло и тотчас же погасло в устье ложбинки меж грудей.

— А что может быть выше служения Церкви Христовой? Все проходит, и народы, и государства, а Храм стоит нерушимо. К чему пришла ваша наука, ваша культура? Чем вы обогатили человека за эти тысячи лет? Зубчатым колесом? Законами Эйнштейна? Никто не ушел дальше Евангелия. Да, в своем влиянии мы пользуемся светскими методами — но это ради Его дела, и самый закоренелый грешник может послужить орудием божьим.

— Жаль, не могу устроить овацию, — ответил Холл. — Нет, почему, могу, — и похлопал ее по спине. — Это аплодисменты. Иди сюда. Никто с тобой не спорит. Будем воевать за веру, я согласен.

Сигрид вздохнула и уткнулась носом ему в шею.

— На тебе есть знак, — прошептала она. — Ты придешь к нам. Наша встреча не случайна.

— Да сбудется воля Божья, — ответил Холл.

Таких разговоров у них впоследствии было много, но все напоминали этот, хотя и возникали по самым различным поводам. Зерно упало на благодатную почву, щедро сдобренную холловским равнодушием; сложись обстоятельства иначе, он, скорее всего, пошел бы по тем адресам и позвонил по тем номерам, которые называла Сигрид. Не довелось. А в ту ночь, когда Холл, уже снова запакованный в комбинезон и ремни, мирно спал все в той же кровати, группа проходчиков Баруха часам к восьми преодолев, наконец, завал, вышла в наружный коридор Сифона и через пять минут полностью полегла в перестрелке с тиханской тоннельной службой.

Вряд ли тридцать шесть разведчиков во главе с Холлом смогли бы сколько-нибудь долго удерживать Сифон, но в тот раз тиханцы из каких-то соображений не пошли на прорыв. Они поступили иначе — обрушили вышележащие слои и незамедлительно провели трехэшелонное армирование. Второй раз за время войны Сифон оказался в блокаде, и второй раз тиханский Координационный центр объявил, что убит Кривой Левша, опознавательный индекс шестьсот сорок шесть.

Через полгода они хоронили его уже в третий раз — в Идоставизо, — и с гораздо большими основаниями, а тогда Холл с командой благополучно вернулся в Сифон, убедившись, что с проходчиками все, и выход замурован на совесть. Не дожидаясь связи со штабом, он распорядился срочно расконсервировать все комплекты регенераторов и задействовать локационные станции, прерывая бессмысленное теперь радиомолчание, потом спустился на восьмой этаж.

В церкви — сейчас не было сомнений, что это именно церковь — шла служба за упокой душ павших воителей и во дарование спасения; Сигрид священнодействовала, были расставлены скамьи и даже что-то курилось. Ни одного лица не помню, подумал Холл. Совесть, сказала бы Анна. Если бы не вы с Палмерстоном, эти люди, возможно, остались бы живы, продержались бы как-нибудь на синтет-концентратах. Нет, вспомнил одного человека — старуха с квадратной челюстью и глубоко утонувшими в черепе глазами. Она стояла возле дверей.

Палмерстон появился ночью — правда, понятие дня и ночи для Холла и его людей утратило смысл, и они в своем быту присоединились к сорокавосьмичасовому жизненному циклу обитателей Сифона, так что на самом деле трудно сказать, день это был или ночь. Холл проснулся и увидел, что Сигрид не спит, а смотрит перед собой застывшим взглядом. Он мгновенно повернулся, подняв перед собой пистолет.

В ногах постели стоял Палмерстон, похожий на злого духа Сифона — длинный, зеркально-лысый, большеголовый, с маниакально-напряженным взглядом исподлобья. Совиные глазищи, окруженные темной сеткой складок, были разнесены настолько широко, что пространство между ними привлекало внимание само по себе. Палмерстон постоянно был погружен в одному ему известную думу, и взгляд его отрешенно фиксировался на любом случайном предмете, однако .бывали редкие моменты, когда в его глазах была видна то ли дымка любопытствующего сострадания, то ли просто отвращение ко всему на свете. Позже Холл заметил, что вид гибнущих тиханцев зажигает в его лице смутный интерес. Может быть, Палмерстону нравился сам процесс убийства?

В тот раз в глазах его был приказ. Он не сказал ни слова, но Холл сразу понял, чего тот хочет от него. Палмерстон вообще никогда ничего не говорил, и Холл так и не услышал, какой у него голос; военный союз двух сумасшедших проходил в полном безмолвии. Холл влез в сапоги и сбрую с «ройал-мартианом», и они пошли.

Жизнь в Сифоне и так походила на сон, а появление Палмерстона превратило этот сон в бред. Они с Холлом понимали друг друга превосходно, но никакой близости между ними не возникло, ибо никакие внешние события не в силах были нарушить глубокой сосредоточенности Палмерстона на его непостижимом внутреннем мире, а Холл к тому времени уже и сам основательно утратил ощущение реальности, и если бы ему сказали, что он весь свой век бродит по подземельям в компании отказавшегося от дара речи безумца, и ничего другого в мире нет и не было, он бы, наверное, поверил и согласился.

Палмерстон ухитрился отыскать в нижних этажах, в провалах «метро» крайне труднопроходимые лазы сквозь трещины, по которым из Сифона можно было выбраться в близлежащие галереи тиханской зоны. Туда они и выходили вдвоем, кружили по заброшенным ходам, добирались порой до поверхности, выжидали — иногда сутками — и стреляли, и взрывали все тиханское, что подставляла ситуация. Приходилось подолгу отлеживаться в разных дырах и завалах, и часто возвращаться поодиночке. Вернувшись, они заходили в любое жилище, хозяева молча выставляли им еду, они так же молча ели, пили и уходили. Холл, как и Палмерстон, понемногу утратил желание разговаривать, и бояться его стали так же, как и Палмерстона — все, даже Сигрид. Задумывались ли они над тем, какую судьбу готовит Сифону их помраченный эгоизм?

Почему он не посвятил в это никого из своих людей — хотя бы Волощука? Да и где был Волощук все это время? Кто знает. Мироздание сжалось до пределов маршрута — Сифон, путь по коридорам, серия выстрелов, снова коридоры, и снова Сифон.

В тот раз он шел один, без Палмерстона. Возвращался, миновал ручей, по которому надо было идти на четвереньках и по ноздри в воде, потом протиснулся в щель, напоминавшую по форме двугранный угол — из нее уже можно было увидеть свет нижних ярусов. Света не было. Холл переполз через зазубренный край, съехал вниз и высунулся из-под края карниза. Темнота, на экране шлема в инфракрасном изображении рисовалась противоположная стена, а ниже — непонятное цветное месиво. На войне Холл отвык от эмоций, он не охнул и не выругался, а размотал шнур, зацепил карабин за вбитую в скалу скобу и, не спеша переставляя по веревке свой зажим, завис под карнизом, потом зажег фонарь, думая о том, что если наверху засел кто-нибудь не слепой и не глухой, то есть все шансы в пять секунд превратиться в дуршлаг.

Пятно света быстро обежало пространство под ногами Холла. Там должен был быть нижний ярус, но его не было, вместо него на примерно двадцати метровой глубине раскинулось нечто похожее на мусорную свалку. Хаос обрушенных креплений, труха, обломки мебели, закопченные останки систем регенерации, развернувшиеся, словно бутоны, газовые баллоны и то, что не увидишь ни на одной свалке — мертвая рука, торчащая из-под фанерных щитов, и дальше — чье-то тело, придавленное трубами в треснувшей облицовке. В Сифон пожаловали тиханцы.

Холл спустился, пробрался в нижние штреки и нашел там Георгия и еще несколько человек — тиханцы не смогли выковырнуть их оттуда и сожгли какой-то мерзостью вроде напалма. На обратном пути, у излома одного из перекрытий, Холл увидел кресло Сигрид. Оно лежало на боку, упираясь двумя ножками в камень стены, вся обшивка сгорела. Холл присел рядом, открыл банку с концентратом и, не сводя с кресла глаз, стал есть. Потом разыскал в развалинах несколько батарей для «мартиана» и снова ушел в щель.