Весна - Лутс Оскар - Страница 54

Тоотс решил, что его хотят отослать домой, и не на шутку перепугался. Уголки его рта задрожали, как будто ему хотелось еще что-то сказать, а все тело обмякло, точно у человека, только что сбросившего с плеч тяжелую ношу. Сегодняшняя проделка, против его воли, зашла слишком далеко.

– Ну иди, иди, окаянная твоя душа, – повторил учитель, – не то Кийр в бане совсем в сосульку превратится.

Тоотс понял, что пальто его хотят снести Кийру, и поспешил выполнить приказание учителя.

А теперь иди и стой в углу, пока я не вернусь. Потом мы продолжим наш разговор. Мне еще нужно кое-что тебе сказать.

С этми словами учитель взял у Тоотса пальто и вместе с арендатором направился к бане.

Тоотс посмотрел им вслед через приоткрытую дверь, потом проскользнул в кладовку, с опаской огляделся по сторонам и стал торопливо развязывать мешок, в который засунул одежду Кийра. Он был так поглощен этим занятием, что даже не заметил, как под скамейкой что-то задвигалось и из шубы высунулась рыжая голова.

Тоотс успел уже вытащить из мешка пиджак Кийра и как раз запихивал обратно огромную краюху хлеба, упорно выползавшую на свет божий вместе со штанами, но вдруг застыл на месте, прислушиваясь, с краюхой в одной руке и со штанами в другой. Тоотс! – позвал кто-то тихонько из-под скамьи.

– Что… что… где… кто там? – пробормотал Тоотс и от испуга чуть не уронил хлеб.

– Это я… я… Кийр. Куда ты мою одежду девал? – прошептал тот же голос.

– Ах, это ты! – вскричал Тоотс обрадованно. Его испуганное лицо сразу расплылось в широкой улыбке. – Зачем же ты, чудак, из бани удрал, я бы и сам тебе одежду обратно принес. Я думал, ты все еще потеешь!

– Заткни свою глотку! Сам потей, если хочешь!

– Ну, ну…

– Где моя одежда?

– Одежда здесь, – невозмутимо ответил Тоотс, – а ты, чудак, думал – она где, твоя одежда? Одежда здесь. На, бери, вот пиджак, вот штаны, жилетка тоже; только чулок и шейного платка не хватает. Эх, дьявол, платок в коробку с маслом попал! Ну, не беда, не беда, я его вычищу. А теперь – живо! Покажи, как быстро ты умеешь одеваться. Я по утрам за две с половиной минуты бываю готов.

Кийр сбрасывает шубу арендатора и превращается в какую-то машину переодевания: штаны и пиджак натягиваются с такой быстротой, что только швы трещат. Тоотс ему всячески помогает, объясняя в то же время, как Кийр должен отвечать, когда его спросят о сегодняшнем происшествии.

Через несколько минут оба приятеля входят в класс и занимают свои места. У Кийра чуть заплаканное лицо, а Тоотс часто поглядывает в угол и грызет ногти. По всему видно, что на душе у него не совсем спокойно.

– Кийра никто не видал? – спрашивает учитель; он тоже возвратился в класс вскоре после Тоотса и Кийра.

– Кийр здесь, – отвечает Тоотс, указывая на Хейнриха Георга Аадниэля.

– Ага-а, Кийр здесь. Ну, а ты? Ты же должен был…

– Да, да, иду, иду, – отвечает Тоотс и плетется в угол. Учитель пишет записочку и, протягивая ее Ярвеотсу, говорит:

– Беги, снеси эту записочку арендатору. Он лошадь запрягает возле конюшни.

А проходя мимо Тоотса, стоящего уже в углу у печки, учитель добавляет тихо, чтоб один лишь Тоотс мог слышать:

– Тоотс уже поймал коробейника – арендатору незачем его ловить.

XVII

Таким образом Тоотс, назло своим видимым и невидимым врагам, продолжал гарцевать на лезвии ножа и никто его из школы не выгонял, несмотря на все угрозы. Иногда, правда, судьба его висела на паутинке, но паутинка эта выдерживала и не рвалась, даже если Тоотс вешал на нее еще какую-нибудь новую проделку. Возможно, его спасение в том и заключалось, что он никогда не давал школьному начальству опомниться и оценить его заслуги: все новые и новые проказы следовали одна за другой, прежние предавались забвению.

Десятого марта, в день весеннего солнцеворота, вечером ребята вдруг услышали доносившиеся с реки душераздирающие вопли о помощи.

Побежали посмотреть, но на реке никого не было. Вскоре в классе появился Тоотс и сообщил, что в реке утонули двое крестьян из деревни Йонила.

Впоследствии выяснилось, что на помощь звал сам Тоотс.

Два дня спустя несколько мальчиков, проснувшись утром, обнаружили, что за ночь у них выросли усы и бороды.

Дело расследовали, и оказалось, что Тоотс ночью покрасил мальчишкам подбородок и верхнюю губу яичным лаком.

В тот же вечер ребята удивились, услышав, что часы в классной комнате вместо восьми ударов пробили всего один.

Тоотс вздумал поставить стенные часы по своим карманным. А его карманные часы, как он сам объяснил, обладали весьма странным свойством: их никак нельзя было завести, зато они никогда и не останавливались.

Вскоре после этого он без всякой видимой причины залепил маленькому Лесте звонкую оплеуху и с философским спокойствием заявил: – Что само не держится, то надо прибить.

Днем позже Кийр разгуливал по классу с бумажкой на спине. На бумажке была изображена бутылка, а под нею надпись: „Лати патс“.

На следующий день произошла основательная потасовка с Сымером, причем Тоотс обругал его „чучелом“, „бельмом на глазу“ и „жабой“.

В тот же вечер – столкновение с Имеликом. Имелик приказал Тиуксу зажарить на кухне у кистера мясо, которое затем оба тыукреских мужичка принялись за ужином уплетать. К ним в гости явился Тоотс. Те не возражали против такого визита, и некоторое время все трое мирно ели. Но тут вдруг Имелику захотелось пошутить.

– Говорят, земля вертится, – сказал он и повернул миску так, что лучшие куски оказались перед ним. – Так пусть же вертится.

– Но когда ударяет молния, так получается сплошная каша, – ото звался Тоотс и изо всех сил метнул свой ломоть хлеба в миску.

Куски мяса выпрыгнули на пол, Имелику и Куслапу жир брызнул в лицо.

Затем Тоотс перебил ногу собаке пастора и объявил, что едет в Америку охотиться на львов.

– Пришлю вам оттуда шкуры и рога, – пообещал он ребятам, которые были свидетелями его подвига.

Когда кто-то из них возразил, что у львов рогов вроде бы не оывает, Тоотс сразу примирился с этим обстоятельством и пообещал прислать одни только шкуры. Как бы там ни было, а школьные занятия ему осточертели. И вообще, заявил он, работа дураков любит, работа – это для бедняков и для старых кляч, да разве еще для болванов – скуки ради.

За этим вскоре последовала крупная неприятность с кистером. Но время обеденного перерыва, когда в спальной никого не было, Тоотс из своего пальто, шапки и сапог смастерил чучело и подвесил его к потолку. На спине повешенного была прикреплена записка: „Прашу в смерти моей никого не венить. Повесился потому что дениг нет“.

Погоня за ворами. Ночью Тоотс, выходя во двор, в дверях завопил истошным голосом:

– Ты чего там высматриваешь? Ты чего там высматриваешь? Думаешь, я тебя не вижу! – Затем он вернулся в спальню и поднял тех на ноги – воров ловить.

Конечно, никто не двинулся с места, но ночной покой был нарушен и дело дошло до кистера.

В день рождения кистера на наружной двери школы оказалась салака, приколоченная гвоздиками.

При лунном свете рыбки блестели, как звезды, и Тоотс заявил, что это иллюминация.

Под окнами дома, где жили школьники с церковной мызы, был устроен кошачий концерт; при этом капельмейстер Тоотс разбил себе бровь, стукнувшись головой о дерево, а на следующий день отец, по настоянию кистера, выпорол Тоотса.

Поездка на льдинах, во время которой Тоомингас, выступавший в роли Моргана,[10] по вине Тоотса чуть не утонул.