Осень - Лутс Оскар - Страница 27

— Как это настоящий? Что это значит?

— Ну, это ваше желание продать свой хутор — достаточно ли оно серьезно? В противном случае мы идем в Ныве совершенно напрасно.

— Да, я настоящий продавец. — Паавель щелкает каблуками и по-армейски отдает Кийру честь. — Но при этом я вам все же скажу, что на бутерброд свой участок и строения не сменяю, за нормальный хутор я должен получить и нормальную цену.

— Так ведь никто и не рвется заполучить ваш хутор и обмен на бутерброд. У меня есть деньги, которые я скопил усердным трудом и добропорядочным образом жизни.

— Так оно и должно быть. Именно поэтому вам и необходимо поближе познакомиться с моей землей, жилым домом и надворными постройками. Кто же покупает поросенка в мешке? И разве не свой глаз — король? Идемте же, идемте дальше, видите, лошадь и господин Пик. Пик… нет, Киппель, уже порядком от нас оторвались. На мне еще шуба чертовски тяжелая надета, давит на плечи, как вражья сила. Но прежде мы все же произведем небольшую заправку.

С этими словами поселенец извлекает на белый свет бутылку и протягивает ее Кийру.

— Нет, нет, — портной отмахивается обеими руками, — ни за что! Заплатите мне хоть золотыми, все равно пить не стану, я уже знаю, какой вкус у вашего веселящего.

— Ну, wie konnen Sie so kena sein! [23] Отпейте хотя бы глоточек!

— Нет, — Кийр пятится, — ни одной капли!

— Ну что поделаешь, тогда я хлебну сам.

И поселенец производит небольшую заправку, даже не поморщившись.

— Теперь захмелеете, — Кийр с сочувствием качает головой.

— Не беда, такая отрада не каждый день выпадает. Так-то вот. А теперь надавай следом за господином Киппелем!

Примерно через полчаса они и впрямь добираются до деревни (или поселения) Ныве. Даже и при поверхностном взгляде видно, что народ здесь гораздо состоятельнее, чем там, где живут Липинг и тот душегубец, грозившийся пристрелить двух путников.

— Ну вот, мы и у цели, — произносит Паавель, делая соответствующий жест. — Это и есть мой дорогой хутор Пихлака, а там, видите, растут и те знаменитые рябинки. Жалковато будет отсюда уезжать, если когда-нибудь придется уехать. Эхма! Минутку, я открою ворота.

Все входят во двор, отделенный от проселка аккуратным забором из штакетника. Справа стоит весьма привлекательный жилой дом с маленькой верандой, слева — две хозяйственные постройки и — ни одного временного или же наскоро сбитого строения, какие наблюдались в том поселении, что на краю леса. Здешние же со спокойным сердцем можно оставить даже и в наследство последующему поколению.

— Погодите, погодите, — произносит хозяин, — я отведу лошадь к амбару, пусть батрак перекидает в него мешки. Гак. А теперь идемте в дом.

Но прежде, чем они успевают дойти до низкого крыльца, открывается входная дверь, и первый, кто выскакивает им навстречу — опять рычащий пес.

— Молчать, Понсо! — прикрикивает на него поселенец — Пошел отсюда!

Следом за собакой из дома выходит мужчина с зажженным фонарем и освещает переднюю.

— Добрый вечер! — произносит он дружелюбно.

Да, добрый вечер, но пусть Март будет теперь так любезен, перетащит мешки с мукой в амбар и распряжет лошадь. Сам же хозяин до того устал и голоден, что сегодня не в состоянии больше ничего делать.

— Хорошо, все будет в порядке, — отвечает батрак. — Входите в дом, я посвечу.

— Ладно. Так тому и быть. Когда управишься, я налью тебе стопку.

Едва мужчины входят в дом, как из второй комнаты появляется моложавая румяная женщина, стриженая под мальчика, одета она по-домашнему, выражение лица не очень-то дружелюбное.

Киппель громко щелкает каблуками своих великолепных бахил (сапоги с добротной обсоюзкой) и почтительно здоровается. Кийр что-то бормочет… так что не понять «здрасьте» это или нечто другое в подобном роде.

— Ну, мамочка, — произносит поселенец излишне громко, — вот я и дома! Подойди поближе, я тебя познакомлю с этими господами. Один, тот, что постарше — торговец из Тарту, второй собирается купить наш хутор.

Полнотелая «мамочка» подходит ближе и без особою желания здоровается с гостями за руку.

— Да, да, — уточняет хозяин, вешая пальто на вешалку,

— господин Киппель и господин Кийр.

— Столько времени пропадал на мельнице! — Хозяйка скрещивает на груди руки. — Целый божий денек!

— Да, дорогая Лийзи, но ведь я к мельнице не первым поспел. Ты же знаешь: кто раньше приедет, тот раньше и смелет. Да и воды в зимнее время маловато — всего две пары жерновов кое-как ворочаются.

— Ну оправдание-то у тебя всегда найдется! А как ты объяснишь, что опять нализался?

— Как это нализался? Прошу, не заводи снова этот свой пилеж. Ежели я и хлебнул пару глоточков — что с того? Выйди, взгляни, какая погода. Ветер страшенный, только что шапку с головы не срывает. — И обернувшись к гостям, поселенец говорит: — Снимайте же, снимайте пальто и повесьте вот сюда, тогда быстрее согреетесь. — Затем вновь обращается к жене: — А ты, Лийзи, принеси нам поживее поесть! Я голоден, как волк, да и с гостями дело обстоит не лучше.

— Придется подождать, пока согрею суп, — недовольно отвечает молодая женщина, направляясь к плите.

— Черт возьми, вечно только жди да жди! Мало я еще ждал на мельнице? А теперь и дома то же самое.

— Тьфу, не могла же я, в самом деле, явиться следом за тобой на мельницу с миской супа в руках!

— Тогда подай нам пока что на стол хотя бы ломоть хлеба. И не ворчи! Я не с увеселительной прогулки вернулся, а с мельницы.

— Разве мельница существует для того, чтобы там напиваться?

— Оставь, — говорит поселенец со злостью. — Постыдись хотя бы посторонних людей!

— Ты сам должен бы постыдиться, ты, пьянчуга! Как куда отправится, так и насосется.

— Ну, черт побери!

— Остыньте, остыньте, господин Паавель! — уговаривает тихо и просительно Киппель хозяина, положив руку на ею плечо. — Не заводитесь! Давайте-ка лучше закурим по сигаре — это успокаивает.

— И чего она грызет голодного и усталого человека. Сама бы и ездила на мельницу.

— Да смогла бы и сама ездить, — слышится от плиты. — Нечего так уж кичиться своими поездками!

— Помолчи!

Ожесточенный грохот печных конфорок. Затем гремит какой-то чугун, потом шмякается на стол краюха хлеба.

— Ну, хлеб благополучно прибыл на место, — Паавель хмурит брови, — но где же нож?

— А ты что, сам не знаешь, где лежат ножи?

— Гхм!

— Ох-хо, — думает Кийр, чье сердце радуется такой супружеской перебранке, — нет, моя-то Юули не смеет так со мною собачиться. Она, правда, долговязая, как флагшток, но чтобы возражать — этого нет. Какой прок и привлекательной внешности, если под нею — злая душа?!

Разумеется, мимо внимания портного не проходит и то, что обстановка в пихласком доме гораздо богаче, чем там… у Липинга и у того бандита-душегуба.

— Не могли бы вы сказать, — обращается он к хозяину, — как название того поселения там, на лесной опушке, мимо которого мы проходили?

— Того?.. Нет, этого я не знаю. Да и есть ли у него вообще настоящее название? Просто говорят Пильбасте. [24]

— Хм-хм, Пильбасте.

— Как оказался там такой славный человек, как Липинг?

— Поди знай. Наверное, он чуток запоздал с получением своего надела.

— Ох, хорошо и так, — портной жалобно вздыхает. — У меня брат погиб на войне, а родителям ничегошеньки не дают. Как я ни ходил, как ни хлопотал — все впустую Страшные люди там, в Паунвере!

— Вот как?! Может быть, вы не с того конца начали?

— Может быть. Да и сколько же у такого дела вообще концов?

— Они все же имеются.

— Пусть они все катятся в преисподнюю со всеми своими концами! Лучше уж мне купить хутор, чем связываться с этими фокусниками.

— Ну что ж, покупайте, покупайте! Осмотрите тут завтра все как следует и…

— Завтра? А отчего не сегодня?