Осознание (СИ) - Еловенко Вадим Сергеевич - Страница 68

- Через два дня у нее освобождение…

- Ой, я и забыла! - спохватилась Настя.

- И она со мной не остается. Уезжает. Я вскинул брови в удивлении и спросил:

- А чего так? Василий пожал плечами и ничего не ответил.

- Не бери в голову. Ей надо с родными встретиться. Показаться что жива. А потом вернется. - Предположил я. Но Василий покачал отрицательно головой. Отложив обглоданную кость на блюдце, он сказал:

- У нее нет родных. Ее личное дело я знаю от корки до корки. - Подумав он сказал немного зло: - Скорее остался у нее там кто-то вот она к нему и едет.

Я не знал, что сказать, а говорить глупости отчаянно не хотелось. Слишком вид у полковника был расстроенный.

- Хочешь, я поговорю с ней? - спросила Настя, ставя перед Василием тарелку супа. - Попытаюсь ее убедить…

- Не надо. - Отрезал Василий. Глядя исподлобья на меня, он сказал тихо: - Она мне такого там наговорила сегодня… Так что не надо. Пусть едет. Я не стал ничего говорить. Просто повернулся и ушел. Чуть твоего Владимира, правда, не зашиб. Скажи ему, чтобы перестал в лагере отираться. Или не ночью, по крайней мере.

- Да он к Наташке ходит… - сказал я.

- Да хоть к Клаве, хоть к Ляле… или я прикажу его досматривать на проходной. Мало ли он, что проносит внутрь.

Покачав головой, я криво усмехнулся, на Василия стресс расставания с его давней подругой подействовал очень плохо. Увидев, что Настя освободилась, я сказал, издеваясь над другом:

- Пойдем, Насть, а то он сейчас и тебя досматривать на проходной прикажет…

Я поднялся и собирался выйти из кухни, но Василий оторвался от тарелки и, посмотрев на меня, попросил:

- Тём… останься.

Видя, что Василий встал и достал початую бутылку водки из шкафа над раковиной, Настя вздохнула и вышла одна.

Разлив по стаканам немного алкоголя Василий поднял свой и не чокаясь выпил. Я последовал его примеру и быстро проглотил. Отломив хлеба от его куска я заел и внимательно посмотрел на полковника усиленно работающего ложкой.

- Так из-за чего поссорились-то? Отставив в сторону пустую тарелку, Василий сказал:

- Я уже сказал. Она уезжает. Я там уговаривать ее начал. Чуть ли не унижался. А она ни в какую. Потом говорит вообще: Вася, знал бы ты как мне надоели твои…

Он не решился произнести дальше. Снова налил водки, и мы выпили, поделив с ним остаток хлеба.

- Я ей нужен был только чтобы хорошо в лагере жить. Хорошо кушать, хорошо спать… - сделал далеко не очевидный вывод Василий. Я знал Алину, хотя и не мог похвастаться, что знал ее хорошо как Настя, но знал. У той конечно свои тараканы в голове, но ради еды и койки она бы охмурять Василия не стала. Пожав плечами, я сказал:

- Она, наверное, не все рассказала. Может у нее правда дела неотложные там… откуда она поступила. Потом одумается - вернется.

- Не верю я. - Он вдруг перешел на шепот и попросил меня: - Поговори с Настей, пусть она узнает, что да как… Мне самому ее просить неудобно. А ты…

А я попросил, и ничего со мной не сталось. Как и с Настей кстати. Лежа в постели, она пообещала, что поговорит и все узнает.

Когда с самого утра заработала расстрельная команда, все эти ночные сопли моего полковника показались мне чем-то диким и неуместным. Я стоял за оградой лагеря и видел, как Сергей зачитывает приговор и отдает указания лейтенанту. Видел, как вывели из отдельной загородки осужденных и, подведя к свежевырытому рву, выстроили перед ним. Отделение приложило автоматы к плечам, прицелилось и по команде лейтенанта дало залп. Не все повалились в ров. Кто-то падал на склон или вообще вперед. Лейтенант достал пистолет и, подходя к каждому, делал контрольный выстрел в голову. В ров командир расстрельной команды спускаться не стал, а подозвал бойца из отделения, и тот полоснул очередью по дну. Потом остальные бойцы скинули задержавшиеся тела вниз, и из загона вывели еще восемь или девять осужденных. Так же расставили со связанными сзади руками, и все повторилось.

При мне, в оцепенении наблюдавшем эту картину, было расстреляно не меньше тридцати пленных. Ров даже не засыпали, понимая, что день только начался. Когда я встретился с Сергеем, тот был невероятно бледен и отказывался говорить. Только в кабинете у Василия тоже злого и раздраженного он взорвался:

- Василий… когда ты нас тащил сюда… ты говорил, что здесь рай земной. Что мы будем, как сыр в масле кататься. Ты не говорил, что мы будем палачами.

Насуплено посмотрев на помощника, полковник поднялся и сказал четко и внятно:

- Капитан, вам не говорили, что в этой жизни за все надо платить! И что частенько за вашу хорошую жизнь будут платить другие…

- Я не хочу быть палачом. - Твердо заявил Сергей.

- Вы, капитан, уже палач. Идите, застрелитесь и не мешайте работать! - отрезал Василий.

Сергей резко вышел, забыв свою папку на столе. Чуть помолчав, Василий сказал мне:

- Иди, посмотри, чтобы он и, правда, не застрелился.

Я молча вышел и попытался нагнать Серегу. Тот уже прошел почти к воротам лагеря, но я догнал его и сказал:

- Слушай…

- Отвали! - огрызнулся Сергей.

- Капитан! - Перенял я тон Василия. Когда Серега замер я скомандовал: - Следуйте за мной!

У нас дома Настя уже отпаивала водкой нас обоих. Мы даже не пытались сразу обсудить произошедшее. Просто пили. Даже Настя приложилась к рюмке, узнав какую «работу» выполняет Сергей.

- Настя, - обратился Сергей к моей жене. - Уйди. Я сейчас разревусь.

- Не надо, Сереж… - попросила она его. - Я и подавно тогда тут… Посмотрев на меня, Сергей сказал:

- Ты знаешь, почему я ушел из лагеря? Думаешь, я сорвался? Нет. Глава комиссии объявил обеденный перерыв. ОБЕДЕННЫЙ! Понимаешь? Они сейчас прямо там, где выносят приговоры, обедают. Я им сказал, что поем в лагерной столовой. И ушел. Но я думаю я еще долго, есть не смогу… Подумав, он вдруг чуть ли не рассмеялся. Поясняя свои ухмылки, он сказал:

- А лейтенант-то как навострился-то. Даже не верится, что вчера его майор угрозами заставлял исполнять… четко так. Словно всю ночь репетировал. Я, подумав, кивнул и сказал:

- Он за этой четкостью хоть не думать может. Ему, наверное, тоже в столовке кусок в горло не лезет. Думает об этом как о работе. Противной, но работе.

Сергей ничего не сказал, но налив себе водки поднялся, выпил залпом ее и не закусив, сказал:

- Ну что ж. Пойду и я на РАБОТУ.

Когда он ушел я тоже засобирался. Настя вышла вместе со мной и всю дорогу до лагерных ворот, она даже посмотреть боялась на изгороди с колючей проволокой временного лагеря.

Выехав с Василием на элеватор и зернохранилище, я даже оттуда слышал работу расстрельной команды. Не делясь с полковником своими мыслями, тоже боясь нарваться на грубость с его стороны, я просто занимался проверкой отремонтированных механизмов и удовлетворенно сообщил, что меня все устраивает. Василий кивнул и ушел в ближайший амбар поговорить с учетчиком о рабочем процессе.

Я стоял и слушал, как вечные дармоеды воробьи, разжиревшие на нашей неаккуратности вяло чирикают и даже не скачут, а пытаются ходить как голуби. Ну да. Мы теряем они жиреют… Пообещав наглецам привезти кошек из района, я пошел в машину и там уже дожидался полковника. В машине звуки выстрелов были не слышны.

Когда вечером мы собрались в кабинете у Василия, Сергей выглядел получше. Толи привык так быстро, толи прилично уже накатил на грудь. Во всяком случае, из всего, что он сказал мне в тот вечер важным, было только то, что он рекомендует мне поприсутствовать на допросе Владимира, чтобы и его просто так на всякий случай к стенке не отправили.

- На каком основании? - усмехнулся я.

- А им основание не нужно. - Сказал он с ленцой. - У них приказы. Ровно три. Но на все случаи жизни. Любого можно к стенке отправить. Тебя, меня, Ваську… Всех. Так что давай завтра подруливай после обеда поприсутсвуешь. Дашь показания, как ты его нашел. Может быть, и Настины показания понадобятся.