Осознание (СИ) - Еловенко Вадим Сергеевич - Страница 163

- Заткнись, дура. Вся округа слышит.

И не думая затыкаться, я со слезами и надрывами запричитала, умоляя, чтобы они меня не насиловали. Что снова я такого не переживу. Что у меня и так все болит. Что я даже ходить нормально не могу… в общем и другую чушь пришедшую мне в голову в тот момент.

- Заткнись, я сказал! - Негромко рявкнул на меня держащий и вдавил ствол мне в шею, обещая: - Пристрелю.

Я продолжала с надрывом плакать и о чем-то тихо умолять, когда заметила молодого глядящего остатками из ведра, залившего костер, и старающегося быстро его затоптать. Только когда он затушил угли, с меня убрали колено, и я смогла перевернуться. С автоматами в расслабленных руках надомной стояли пятеро глядящих и довольно холодно рассматривали меня. Я, пряча лицо в ладонях, кое-как поднялась и скрылась в шалаше. В этот раз мне не мешали. Я сорвала грязный брезент с подстилки и обмотала себя им. Плача и не пытаясь остановиться, я даже не думала о том чего собственно реву. Слезы текли и, сквозь них, я смотрела, как уже новые глядящие появляются перед входом в шалаш и спокойно, в полной тишине рассаживаются на «моем» поваленном дереве и на траве у него. В шалаш, ничего не говоря, зашел автоматчик и, садясь радом со мной на лежанку, достал планшет, бумажку и карандаш. Только приготовившись писать, он спросил:

- Имя, фамилия, дата рождения, род занятий…

Он не повторял вопроса и только глядел на меня, пытаясь коленями удерживать автомат. А я всхлипывала и никак не могла остановить спазмы, от которых даже плечи содрогались.

- Вы… не тронете меня? - Спросила я и снова расплакалась.

- Отвечай на вопросы. - Потребовал глядящий не успокаивая меня ответами.

- Саша, Александра Гортуш… - сказал я и, назвав дату рождения, даже не стала говорить о роде занятий.

- Четырнадцать лет. - Кивнул глядящий и задал логичные, по его мнению, вопросы: - Что ты тут делаешь Александра? Где твои родители. Почему ты одна?

За две минуты и не расскажешь. Но я попыталась отрывочными фразами между всхлипами рассказать свою историю:

- Я сбежала… от дезертиров. Они меня… - я сорвалась в рев, в голос, но после абсолютно неожиданного подзатыльника, я как подавилась не в силах больше даже всхлипнуть.

- Отвечать коротко и быстро. - Сказал бесстрастным голосом глядящий. - Где родители?

- Погибли… Еще в Последнюю ночь. - Сказала я, жалобно глядя на него и держась одной рукой за затылок, а второй удерживая брезент на груди.

- И что ты семь лет без них делала? Бродяжничала?

- Я в интернате жила, пока Южане не подошли к городу и нас не попытались эвакуировать. Обоз расстреляли… я и многие другие разбежались. Мне не повезло, я, убегая в лесу, попалась дезертирам вашим… Ничего больше не записывая, глядящий убрал листок в планшет и сказал мне:

- Есть хочешь? - Я смотрела на него и словно не понимала вопроса. Наконец осознав его, сглотнула и сказала хрипло, что, да, хочу. Глядящий поднялся и скомандовал: - За мной. Я поднялась и с волочащимся следом брезентом вышла на солнце.

- Накормить. - Приказал допрашивавший меня молодому бойцу, что сидел прямо на траве, уложив автомат сверху на вещмешок. Пока солдатик неторопливо доставал из мешка хлеб, флягу с водой и сухое мясо я думала слюной захлебнусь.

Молодой глядящий протянул мне это сокровище и я, пытаясь в руках удержать и не уронить брезент, забралась обратно в шалаш. Я не буду описывать, как с жадностью икая и давясь, глотала пищу и отчего-то снова плакала. Некрасиво это выглядело.

Я только-только закончила подъедать крошки хлеба с грязного брезента, как в шалаш снова забрался глядящий с планшетом и, осмотрев меня, сказал:

- Почему не пошла к шрамам?

Ну и как объяснить? Сказать, что я бы с удовольствием может быть, да только меня такие же, как он глядящие неделю мучили?

- Я заблудилась. - снова начав всхлипывать сказала я. - Когда сбежала от тех. Пыталась найти хоть кого-то на вокруг ни души. А сейчас я даже ходить не могу… почти.

Глядящий тяжело посмотрел на меня и сказал, словно не слышал, что я ему говорила:

- Одевайся. Пойдешь с нами. Я с мольбой посмотрела на него и сказала:

- Дяденька. У меня мокрое все. И мне страшно с вами идти. Оставьте меня, пожалуйста. Он брезгливым взглядом посмотрел и сказал:

- Я даже своим бойцам дважды не повторяю. Пошла, надела свои шмотки и готовься к выходу.

Шмыгая носом, я выбежала следом за глядящим из шалаша и, под равнодушные взгляды его солдат, забрала с веток трусики и майку. Юбку мне протянул молодой солдатик, который, до этого ее сдвинул в сторону, чтобы влага с нее к нему по стволу не подтекла. Наверное, слишком резко выдернув тряпку из его рук, я заставила его небрежно улыбнуться. Остальные, глядя мне в след, даже хмыкнули.

В шалаше меня было очень даже хорошо видно им, сидящем на поваленном стволе дерева.. Так что мне пришлось сильно помучиться, чтобы, не раскрывая брезента, напялить на себя мокрую одежду. Когда я вышла, оправляя липнущую к бедрам юбку старший из глядящих смерил меня странным взглядом и скомандовал свои бойцам:

- Давайте, вы втроем вперед. - Он указал на сидящих на дереве и, переведя взгляд на отдыхающих в траве, добавил: - Камышев, Серебряный за девчонкой смотрите. Если ногу подвернет, или просто идти не сможет, на себе тащите. Остальные со мной сзади двигаемся не торопясь. Посматриваем по сторонам и клювами не щелкаем. Когда в базу придем тогда и расслабитесь. А сейчас тут шрамов навалом. Странно, что мы первые на ее костерок вышли. Он замер на секунду, потом посмотрел на меня и сказал жестко:

- Будет стрельба, будет бой, не ори ради бога. Сам зарежу, чтобы местоположение не выдавала. Ранят если… ну тогда ори… все орут, ничего уж тут не поделать.

Когда я в сопровождении Серебряного и Камышева пошла от своего шалаша прочь по густой траве один из этих сказал другому негромко, чтобы командир не слышал:

- Меня на форсировании через Вифь ранили в плечо и я не орал. Второй ему ответил кивком, но ничего не сказал.

Я не понимала, куда они меня тянут. Словно они специально выбирают самые непроходимые места. С поля с высоченной травой, мы скатились в осыпающийся овраг, и пошли по нему, только изредка видя впереди трех ушедших уже далеко солдат. Совсем недалеко от густого леса, где наш овраг пересекался с другим оба солдатика помогли мне взобраться, не перепачкавшись наверх и мне удалось немного перевести дух и оглядеться. Ничего подозрительного я не заметила ни близко, ни далеко. Все тоже слепящее солнце. Уже начинающая выгорать трава. Вдалеке развалины деревни и даже поломанное дерево у которого я себе шалаш соорудила я тоже рассмотрела. Везде была тишина и покой, нарушаемые только суетой птичек над полем, да стрекотом кузнечиков.

- Пошли. - Позвал меня один из молодых мужчин, которых пока я по именам не различала, и указал на лес. Я безропотно пошла за ним, прикрываемая сзади другим солдатом.

Только мы ступили под кроны деревьев, как откуда-то сверху раздался негромкий стук. Я задрала голову и увидела, что среди веток в довольно удобной развилке, на толстенной ветке, как в седле сидит человек и машет нам рукой. Я остановился на мгновение и, увидев в его руках длинную винтовку, подумала, что это снайпер. Идущий следом парень обошел меня и замер справа, ожидая, пока я двинусь вперед. Без лишних понукания я перевела взгляд на землю и пошла, старательно обходя кочки и корни деревьев.

Шли долго. Не обману, если скажу, что не меньше часа или даже двух. Мы, пригибаясь в траве, пересекли еще одно поле и вошли в уже другой лес, прежде чем нас нагнали следующие сзади офицер и его бойцы. Устроили привал. Мне опять дали хлеба, мяса и воды, чтобы запивать. Я, отъедаясь за все голодное время, буквально глотала, не жуя протянутое мне и даже, кажется, к своему стыду не благодарила. Только что-то мычала вместо благодарности. Но солдатики меня понимали без слов. И когда я справилась со своей порцией, кто-то достал рыбные консервы и, вскрыв банку, протянул ее мне вместе с хлебом и ножом вместо вилки. Я посмотрела на лицо этого глядящего, стараясь запомнить его на будущее. Только ему я сказала «спасибо» и сразу набросилась на еду.