Дьявол Шарпа - Корнуэлл Бернард - Страница 31

Сердце Шарпа ёкнуло:

— Туда-то мне и надо.

— На кой чёрт вам эта грязная дыра?

— Там похоронен Блаз Вивар.

Лицо Кокрейна выразило крайнюю степень изумления:

— Блаз Вивар? Похоронен?

— Да, в гарнизонной церкви Пуэрто-Круцеро.

Адмирал, казалось, хотел что-то возразить, но раздумал и, клацнув зубами, подобрал отвисшую челюсть.

— Я видел его могилу, — пояснил Шарп, — Потому-то мы и прибыли в Чили.

— Вы отмахали полмира, чтобы полюбоваться могилой?

— Мы были друзьями с Виваром и приехали забрать его тело в Испанию.

— Господь Всеблагий! — воскликнул Кокрейн и, отвернувшись, уставился вверх, где матросы подвязывали фалы фок-мачты, оборванные падающей грот-мачтой.

— В общем-то, правильно. — как-то неопределённо заметил рыжий, — Где-то же горемыку должны были похоронить.

Шарп насторожился. Очень уж быстро удивление, вызванное вестью о похоронах дона Блаза, сменилось у шотландца нарочитым безразличием. Не так давно рассказ Ардилеса о несостоявшейся встрече Вивара с Кокрейном показался стрелку байкой, на которые так горазды моряки. Однако Кокрейн что-то недоговаривал.

— Я слышал, что дон Блаз однажды пытался встретиться с вами, но помешала погода.

Кокрейн покосился на Шарпа и отвёл взгляд:

— Врут. Зачем такому человеку, как Вивар, со мной встречаться?

Шарп не отступал:

— Ардилес поведал мне о поездке Вивар на север, когда шторм задержал «Эспириту Санто» на несколько дней.

Кокрейн деланно рассмеялся:

— Право же, Шарп, кто Вивар, а кто я? Вы же дружили с ним и знаете, что он был солдатом, а солдаты не распивают с врагами чаи в беседах, а убивают их. Стал бы Веллингтон по-приятельски болтать с Наполеоном? Не глупите, Шарп, гончие не якшаются с лисами.

Фрегат, кряхтя и стеная, обрушился вниз с гребня громадного водяного вала, досадливо швырнувшего вслед судну облако холодной мокрой пыли.

— Вы же дружили с Виваром? — с расстановкой уточнил Кокрейн.

— Давным-давно. Мы познакомились во время отступления из Коруньи.

— Неужели? — за небрежным тоном адмирала Шарп чувствовал глубоко запрятанное напряжение. — Мне вот тоже кое-что рассказывали о Виваре. Якобы у него был старший брат — яркий сторонник французов.

— Был.

Откуда Кокрейн вытащил эту занятую паутиной историю, даже Шарпу вспоминавшуюся с трудом?

— Был и сражался на стороне Наполеона. Дон Блаз прикончил его в поединке.

— А звали брата, случаем, не так же, как дона Блаза?

— Грешен, не помню. Дон Блаз унаследовал его титул, так что в этом смысле можно сказать, что звали их одинаково.

— Брат был графом Моуроморто? — спросил Кокрейн, впившись взглядом в Шарпа.

— Да.

— Детей у брата не было, а потому титул унаследовал дон Блаз. Так?

— Так.

— Фу-ты, ну-ты! — облегчённо выдохнул Кокрейн, как если бы месяцами мучившая его загадка разрешилась в один миг, — Чудная штука — жизнь, а?

Шарп уже открыл рот, чтобы засыпать адмирала тысячей вопросов, но тот, будто потеряв интерес к разговору, принялся мерить шагами шканцы. Дотронувшись до шляпы, Кокрейн поприветствовал одну из офицерских жён, чей муж уцелел в схватке. Супруг второй покоился на дне океана с вощёной нитью в носу, а его вдову отпаивала в каюте вином служанка.

Кокрейн оглянулся на Шарпа:

— А вы сели на судно в Вальдивии?

— Нет, в Пуэрто-Круцеро.

— То есть, из Вальдивии вы ехали по суше?

— Да.

— Интересно. — загорелся вновь Кокрейн, — Как дорога? Войско по ней пройдёт?

— Пехота, пожалуй. — неуверенно подтвердил Шарп, — Но пушки — нет. Кроме того, местность такова, что две роты могут сдерживать под городом армию без особого труда.

— Плохо. — помрачнел шотландец.

Шарп и рад был бы ободрить его. Увы, боевой опыт подсказывал стрелку, что без корпуса хорошей пехоты и нескольких батарей пушек соваться на штурм Вальдивии с суши не имело смысла. Осада всегда была сущим кошмаром для штурмующих, ибо даже сотни жертв не гарантировали успеха.

— Разве О’Хиггинс не вступится за вас в случае провала с Вальдивией?

— Бернардо? Бернардо — парень неплохой, но ему сейчас не до меня. Он усиленно примеряет тогу отца и спасителя нации: бескомпромиссного, беспристрастного, несгибаемого и так далее, и так далее. Какого именно, ему подробно нашёптывают его новые приятели, составляющие для новой нации новые хорошие законы. Они-то и надоумили Бернардо не самому лезть к Вальдивии (как же, нельзя рисковать Столпом Отечества!), а послать сделать грязную работу меня. И солдат-то у меня с гулькин нос из-за его приятелей — законников, а то я же могу, чего доброго, захватить Вальдивию! — он зло скомкал карту, — Так как, Вальдивия или Пуэрто-Круцеро? Впрочем, наш фрегат, по всей видимости, придерживается иной точки зрения, и ещё до конца недели твёрдо намерен достигнуть океанского дна.

Так оно и было. Корабль всё больше погружался, еле-еле продвигаясь вперёд. Воду откачивали непрерывно. Кожаные рукава насосов, подчиняясь усилиям людей, без передышки дёргающих разбухшие дубовые ручки, то выпрямляясь, то опадали. Работников на помпах меняли каждые пятнадцать минут. Не из-за всеобщей усталости, хотя она тоже играла роль. Просто работать в бешеном ритме, заданном изначально, человек был способен не более четверти часа. Дальше темп слабел, и Кокрейн, видя, что струйки воды выплёвываются помпами за борт реже, начинал бить тревогу, мол, судну вот-вот конец. Адмирал и сам приложился к насосу, дёргая его с таким остервенением, будто бил по башке кого-то из ненавидимых им законников.

Плотники опять простучали днище и пришли к неутешительному выводу. Брюхо красавца-фрегата, гордости испанского флота, прогнило! Медные листы, защищающие древесину, отвалились, и доски побил морской червь. Сотрясение от взрыва «Мэри Старбак» довершило дело, превратив правый борт в одну сплошную дыру.

— Листы отпали, и никто не заметил? — кипятился Кокрейн, — Да как такое возможно?

Возможно или нет, но зловонное тёмное нутро корабля наполняла вода. Клацали помпы, свободные от работы обитатели корабля, образовав живую цепь, вёдрами вычёрпывали солёную влагу. Чтобы облегчить «Эспириту Санто» за борт отправили пушки (не тронули только два кормовых орудия. Они стояли в каюте Ардилеса, а Кокрейн беспокоить его не хотел). Все эти меры мало помогали, и адмирал тайно приказал укомплектовать шлюпки провизией и пресной водой.

— Из тех, кто сейчас на борту, лодки могут взять лишь половину. — поделился шотландец с Шарпом, — А нам всем придётся тонуть.

Крысы, чувствуя приближающийся конец «Эспириту Санто», покинули трюм и безбоязненно сновали по верхним палубам, пугая в каютах детишек и их матерей.

На пятый день, когда океан плескался у самых шпигатов, Кокрейн решил наложить второй пластырь. На сей раз заплатка должна была покрыть большую часть днища правого борта. Уставшие, промокшие, голодные мужчины возились долго, зато вскоре после того, как управились, сияющий плотник появился из трюма и торжественно объявил, что уровень воды там начал уменьшаться. Радоваться сил уже ни у кого не было.

Многие придерживались мнения, что единственный выход — попытать счастья на побережье (авось, удастся добраться до какой-нибудь бухты), но Кокрейн считал иначе и на шестой день направил «Эспириту Санто» в открытое море.

Жизнерадостность адмирала за последние дни несколько поблекла из-за усталости и пустого желудка. Голодны были все. Провиант хранился в трюме, и после взрыва то, что не сожрали крысы, уничтожила морская вода. Выручали до поры до времени куры, свиньи и овцы (клетки которых усердно чистил Шарп ещё полторы недели назад), но живности было мало.

Умирали раненые. Когда очередного покойника переваливали через борт, ткань его импровизированного савана порвалась. Ядро, положенное, чтобы препроводить усопшего на дно, выпало, и труп долго ещё болтался в волнах позади фрегата, словно напоминая с издёвкой своим ещё живым товарищам, насколько медленно их лохань плывёт. В сумерках мертвецом поужинала чёрно-белая морская зверюга с зубами-пилами. Шарп этого не видел, и рассказы о чудище воспринял с недоверием. Кокрейн же, напротив, содрогнулся, пояснив: