Эльфийская ночь - Дубчек Виктор Петрович - Страница 21

         Человек и эльф видели, как Дурта спрятал лодку в остролистых местных камышах и деловито поволок по склону довольно объёмистый мешок. Капитан за плечо придержал заторопившегося было на помощь принца.

         - Не суетись, - ответил он на невысказанный вопрос, - тащить недалеко, а бережёного...

         Он и сам бы не смог объяснить причины своего беспокойства. А только что-то эдакое... какое-то неуютное чувство не давало расслабиться, царапало воображение, хотя явных причин как будто и не было.

         Множество мелких наблюдений, ничтожных по отдельности примет складывались в молчаливую мозаику, и в этой мозаике что-то было очень серьёзно не так.

         Что-то было не так.

         Он посмотрел на Кави. Эльф неприятно поджал уши, охватил ладонью рукоять меча и вернул совершенно понимающий взгляд.

         - Что-то не так, - сказал капитан.

         - Да, - согласился Кави. - Это, несомненно, Дурта, но дело...

         - Дело не в нём.

         - Да, - сказал Кави. - Что-то не так.

         Пыхтение и сиплый кашель Дурты слышались уже совсем рядом. Через минуту кусты всколыхнулись, раздвинулись и достойный мудрец, обливаясь потом, вывалился на еле заметную лесную тропинку.

         - Здорово, Дурта, - сказал капитан, заходя со спины и неназойливо отбирая действительно довольно увесистый, но уж всяко не убийственно тяжёлый мешок.

         - Эээ... Думья, я настаиваю. А где?..

         - Здравствуй, достойный Думья.

         - Скажите на милость... ну что за депутация.

         Заметно было, что мудрец польщён встречей.

         - Как прошло? - спросил Немец, выдвигаясь по тропинке.

         - Купил всё - и шашаку, и наконечники для стрел. Десяток срезней всё-таки взял. Где юный дикарь?

         - Кави-младший изволит почивать.

         - Однако.

         - Да ладно, пусть отоспится пацан.

         - Эээ... в сущности, никакой спешки нет, я прав ли?

         - Прав, Дурта, прав. А, кстати, ты что это красный такой? Мешок-то - не надорвёшься.

         Достойный мудрец с силой потёр ладонями влажные раскрасневшиеся щёки.

         - Эээ...

         Он закашлялся, неловко переступил сандалиями и медленно, так медленно, что ни человек, ни эльф не успели ничего сообразить, завалился набок, подминая тощим телом куст каких-то диких колючек.

         - Я-то не доктор, - хмуро сказал сударь капитан, - но по всему - похоже на пневмонию.

         Расстроенность чувств Немца была весьма заметна. В иных обстоятельствах принц расценил бы подобные проявления как естественную человеческую заботу о единорасце, но нет, нет - капитан явно включил нового знакомца в группу лиц, которую полагал подлежащей своей ответственности. Сознавать это было нелегко - ибо принц привык считать Дурту вернейшим своим другом, а потому слегка даже и ревновал; но это и снимало с его плеч немалый груз - ибо ответственность есть тяжесть.

         Сударь капитан же... казалось, тяжесть сия для него столь привычна, что сделалась и вовсе неотъемлемой частью натуры. Попробуй, пройдись по земле невесомым! немедля сдует тебя первым же беспечным ветерком; потому-то сей груз есть великое счастье - для того, кто умеет распорядиться собственной весомостью. Ибо ежели нет у тебя ответственности - то и тебя самого словно бы нет; и, напротив, чем серьёзнее твои тяготы, заботы и решения - тем больше тебя самого, тем реальнее твои плоть и дух.

         Кави почувствовал, что впадает в неуместную сейчас умственную экзальтацию, и принудил себя вернуться к более насущным вопросам.

         - Пневмо... - задумчиво протянул принц, - не думаю, чтобы Дурта страдал расстройством душевного рода. Безусловно, сей достойный мудрец всегда был склонен к некоторой горячности мышления, более того...

         - Воспаление лёгких, - коротко сказал капитан, - не души.

         - Лихорадка? - догадался Кави. - Но ведь ещё сегодняшним утром он производил впечатление человека вполне здорового, если, разумеется, не считать лёгкого кашля.

         - И.

         - "И"?..

         - И лёгкого чиха. И лёгкого пота. Лёгонького.

         - Пожалуй, - признал Кави. - Но вполне очевидно, что сии признаки лёгкого нездоровья не могли столь быстро переродиться в жар и глубокую обморочность, кои мы имеем несчастье наблюдать теперь.

         - Нервный, - задумчиво проговорил Немец, - думает много, питается паршиво, телосложение астени... короче - дрищ.

         Очередное незнакомое слово прозвучало мрачно, как если бы сама судьба устами капитана выносила Дурте смертный приговор. Принц, разумеется, и не подумал испытать какой-либо из оттенков отчаяния - ибо искренно полагал отчаяние эмоцией постыдной и недопустимой. Но сударь капитан на этом не остановился.

         - Иммунитета никакого, - мрачно промолвил он, протирая ладони влажной тряпицею, - а чёрт его знает, что я там с собою приволок...

         - Оружие, одежду... - добросовестно принялся вспоминать Кави.

         - Помнишь тот холм, где мы после взрыва-то очутились? - не слушая, спросил Немец, - ну, с нефтью, помнишь?

         - Суров Холм, сударь капитан, разумеется.

         - Как думаешь - молодой дотуда доберётся? На своих двоих, и чтоб никому не попасться.

         - Вполне, отчего же, - с некоторым недоумением пожал плечами принц. Как будто лесной эльф, задавшийся целью остаться неприметным в лесу, может сей цели не достигнуть. Цель же... - О! Вы говорите об оставленном нами секрете? Том малом ларце из гладкого оранжевого дерева?

         - Соображаешь, - одобрительно сказал сударь капитан, - горжусь тобой. Кави! молодой! Ставлю боевую задачу...

         - Ваше беспокойство лишено всяких оснований, сударь капитан, - сказал принц, наблюдая, как младший последний раз машет им рукой и скрывается за ближайшим взгорком. На душе сделалось определённо тоскливо. - К утру обернётся.

         - А что, эльфы все в темноте-то видят?

         - Увы; только лесные. В городских семьях ночное зрение постепенно утрачивается за ненадобностью.

         - Правильно, - хмыкнул Немец, - "за ненадобностью". Пойдём-ка в дом.

         За время их отсутствия несчастный Дурта снова пришёл в себя и теперь тяжело ворочался, пытаясь хоть чуть удобнее устроиться на низком ложе. Достойный мудрец поднял на входящих воспалённые глаза, попытался было произнести какую-то очередную мудрость - но тут же и зашёлся в приступе мучительного мокрого кашля.

         Немец терпеливо дождался, когда сипящие и булькающие звуки немного стихнут, и, протянув руку, ощупал высокий лоб с крупными каплями испарины. Дурта поморщился, но каким-либо иным образом возмущения не выказал. Казалось, он, - вопреки очевидному, - никак не может поверить в собственное внезапное нездоровье. Кави припоминал, что мудрец действительно хворал весьма редко... о да; пожалуй что и ни разу за всё время их знакомства - там, в будущем.

         - Рановато лысеешь, Дурта, - осуждающим тоном произнёс сударь капитан. - Лысый мудрец никому не нужен, запомни.

         - Эээ... - только и нашёлся ответить недужный.

         Кави, много более привычный к своеобычным манерам капитана, тихонько рассмеялся.

         - Жар, вижу. Мокрота отходит... Здесь болит?

         - Здесь... и здесь, - подтвердил Дурта, вяло указывая на разные участки собственной груди.

         - Угу, - пробормотал Немец, перехватывая его запястье, - тихо...

         Несколько долгих мгновений все молчали; сударь капитан держал тонкую руку своего случайного пациента. Кави поймал взглядом страдальчески прищуренные глаза Дурты и улыбнулся так тепло и ободряюще, как только умел.