Удивительные приключения пана Дыли и его друзей, Чосека и Гонзасека - Скобелев Эдуард Мартинович - Страница 14

Открыл пан Дыля. Подтянутый и бодрый, как обычно, он мигом оценил обстановку, но не подал при постороннем и виду, что удивлен и обрадован необыкновенным успехом Чосека.

Он взял в руки найденный в лесу автомат, тщательно вычищенный, но неисправный, и приказал:

— Ввести преступника для допроса!

Перетрухнув, мэр, всячески унижаясь и заискивая, — обыкновение тех, кто привык унижать, когда сильнее, — подробно ответил на все вопросы.

Друзья услыхали об одной из бесчисленных трагедий, навсегда сокрытых от общественности: провидец, действительно, был схвачен наймитами Шмельца, однако наотрез отказался прислуживать насильникам.

От слепца потребовали прогноза о будущем Лямзеля и Слямзеля. «Будущего у грабительского и лживого режима нет, — ответил он. — Режим держится на репрессиях и фальсификациях неслыханных масштабов… Это режим очередных негодяев, правда о нем скоро станет известна всему обманутому и забитому народу. Режим падет, никакая поддержка из-за границы его не спасет, потому что режим не выражает потребности национального существования. Эти потребности объективны, переменить их нельзя, если даже всю страну наводнить оккупационными войсками и магами самых высоких степеней».

После этих откровенных слов калеку расстреляли, труп его сожгли и пепел вывезли на городскую свалку.

— Лично я не виноват, — заключил мэр. — Это все наши крохоборы и иностранные советники. Что я мог сделать?

— Так говорят все негодяи: «Я лично не виноват, я только поднес маленькое полено, не зная, что собираются разложить костер и на нем сжечь людей,» — хмуро сказал пан Дыля. — Какая близорукость и какая гнусность! Эгоисты никогда не смогут постичь подлинной мудрости бытия!.. Я готов расстрелять тебя, и это было бы справедливо. Но это не принесет пока облегчения несчастному народу, продавшему себя и свое будущее. Ставить тебе какие-либо условия — бесполезно, потому что клоп не перестанет пить кровь, пока останется клопом… Ты привел его сюда, — обратился он к Чосеку, — ты и решай его судьбу!

— Не требуй от меня слишком многого, — смешался Чосек. — Все уже сказано, что можно добавить? Не хочется, чтобы подонки внушали маленькому и еще, пожалуй, не испорченному вконец человечку, будто Бабуба виноват в том, что преступного деда заставили заплатить за одну тысячную своих преступлений!

— Все равно это представят именно таким образом, разве не понятно? — вмешался Гонзасек. — Что за странное безразличие к собственным судьбам? Или в каждом течет кровь Пенька Пельмешковича? Если бы кто-либо из нас попался в лапы этого человека, сгноили бы в застенке без сожалений!.. Нельзя отпускать негодяя без суда. Человек, не поступивший по требованиям правды, — пособник лжи. Не наказать его, — значит, быть недостойным справедливости. Я предлагаю: отвести преступника на городскую свалку и заставить съесть четыре горсти мусора. А если откажется, расстрелять.

— Пожалуй, — кивнул пан Дыля. — Но почему четыре горсти?

— Одну — за убитого провидца, три — за каждого из нас как напоминание, что мы имеем право на возмездие, что неотвратим час, когда всем паразитам придется ответить за свой паразитизм.

— Ну, самоназначенец, что скажешь? Пан Дыля клацнул затвором автомата.

— Я согласен с решением суда, господа партизаны!

— Он надеется, что по дороге как-либо ускользнет, — сказал Гонзасек. — Но мы поведем его ночью и ночью исполним приговор…

Чосек и коза

Когда стало совсем невмоготу, Чосек сказал: «Ну, ладно, я им покажу, где раки зимуют!» И вышел из шалаша, где жила вся компания.

Через день возвращается — приводит с собой козу. Серенькую, с сережками и большим выменем.

Гонзасек, конечно, сразу стал выяснять, дойная ли козочка. Короче, надоил больше литра. Молоко было тут же поделено и выпито до последней капли.

— Пирога бы еще сладкого, — облизнувшись, сказал Чосек.

— Я бы и от блинов не отказался, — подал голос Гонзасек. — Однако славненько получилось у меня с дойкой.

— Что-то вы разболтались, — ворчливо заметил пан Дыля. — Лучше бы подумали о том, что коза краденая, а за кражу нынче полагается смертная казнь. Забыли, какими законами нас осчастливили Лямзель и Слямзель?

— Я как раз их и ожидаю, — туманно заметил Чосек. — Этих мерзких типов пора проучить, и я придумал, как это сделать.

— Что ты опять затеял? — обеспокоился пан Дыля. — Не хватит ли приключений на нашу голову?..

Не успел он закончить свою мысль, как возле шалаша раздались голоса. Появились Лямзель и Слямзель, которые временами слагали с себя власть в пользу какого-либо родственника, а сами пускались на новые авантюры, чтобы прикарманить последнее, что оставалось у людей.

— Что за строение? — закричал Слямзель, тыча тростью в шалаш. — По-моему, эта халупа еще не куплена мною!

— Никакого монополизма! — подхватил Лямзель, вставляя в глаз монокль. — Всю недвижимость мы решили продавать на альтернативной основе: либо тебе, либо мне! Плачу за это ветхое строение копейку. Кто больше?

— Господа, господа, — выйдя из шалаша, воскликнул Чосек. — Конечно, если вы хорошо заплатите, я уступлю вам дом, в котором проживаю с братьями еще с тех печальных времен, когда глупый Дундук Дундукович отказался взять в наставники выдающихся ученых-демократов!

— О да, мы выдающиеся ученые! — закивали Лямзель и Слямзель. — Однако ты, неумытая рожа, не имеешь права даже рассуждать об этом!

— Я и не рассуждаю, господа! Просто, я хотел напомнить, что вы пришли посмотреть на козу, не так ли? Вот, перед вами это чудо. И, между прочим, дает молоко.

— Аборигенам молоко противопоказано, — сказал Лямзель. — У них от этого грыжа развивается. Или ишиас. А мы человеколюбы, мы допустить того не имеем права.

Чосек подтащил козу, которая пощипывала траву, и Слямзель всплеснул руками:

— Какая же это коза, дурак? Это самая обыкновенная вошь! Так и быть, беру ее у тебя ради гигиены за пять копеек!

— Вы с ума сошли, милейший, — сказал Чосек. — Я не знаю, видели ли вы вошь, но я убежден в том, что вы никогда ее не доили!

— Не груби, балбашка, — одернул Слямзель. — Если это не вошь, то козявка. Я плачу за нее три копейки. А больше тебе никто не даст, потому что других покупателей теперь уже нет во всем королевстве.

— Тогда, господа, ищите себе других балбашек, — сказал Чосек. — Козочку я оставлю себе и буду попивать молочко.

— Молочка ты попивать не будешь, рвань, — сказал Лямзель. — Вся земля принадлежит нам, стало быть, и все, что лежит и стоит на ней, наше. Это во-первых и во-вторых. А в-третьих: под страхом смерти аборигены обязаны соблюдать закон об обязательных продажах. Хочешь ты продавать или не хочешь, меня не касается, если я положил глаз на твой товар… Итак, получай копейку за халупу и три копейки за рогатую козявку. Итого две копейки… И учись работать по-заморски! Сто лет учись, тысячу лет!..

В эту минуту возле шалаша появился бывший король Дундук Дундукович. Он был босой, в простой крестьянской рубашке. Глаза его сверкали от гнева, кулаки сжимались.

— Эй, Чосек, — громко спросил он, — где коза, которую я просил попасти, пока я схожу к деревенскому зубодеру?

— Вот она, ваше бывшее величество, — показал Чосек. — Но эти господа пристали ко мне и хотят забрать козу по цене блохи или козявки!

— Неужели? — бывший король достал из-под рубашки дубину. — Мало того, что они грабят моих подданных, они хотят лишить меня последнего средства к существованию! Но я не спущу негодяям, зная, что они боятся меня укокошить! — И Дундук Дундукович грозно вскинул дубину.

— Он врет! — Лямзель указал на Чосека.

— Он нагло клевещет, — поддержал брата Слямзель. — Он сам предложил нам купить животное. Причем за бесценок!

— Ну и господа, — присвистнул Чосек. — И как это удалось им пробраться в королевский дворец? Таким отъявленным лгунам нужно было укоротить языки!

— Сожалею, что этого не сделал, околпаченный моими помощниками, — сказал Дундук Дундукович. — Впрочем, проучить нахалов никогда не поздно!