Повесть о Демидке и медной копейке - Куликов Геомар Георгиевич - Страница 12

— Как же это? — удивился Егор.

— Очень просто. Поймали его на Пожаре, медью торговать вздумал. Дознаваться стали — небылицы плетёт. Да Ефимку-горбатого, что допрос вёл, зашиб малость. Ефимка обиды спускать не любит. Осерчал. Ну, до смерти ненароком и замучил. На другой день, как поймали, и случилось… — Прыщавый жёлтые зубы оскалил, затрясся. Да и осекся разом. Заорал истошно: — Держи его! Лови!

А Демидка промеж людей ровно мышь — шмыг-шмыг…

Суматоха поднялась в кузнецких рядах. Закричали кругом: «Лови! Держи!» Немало народу, у кого на то причины были, бежать ударилось. Не поймёшь ведь сгоряча, тебя аль кого другого ловить принимаются.

Летит Демидка, в ушах ветер свистит. Земля сама под ноги бросается. Одна мысль в голове испуганной птицей бьётся:

«Успеть бы… Опередить государева слугу Спиридона-Афоньку, чтоб ему, гадюке, пропасть совсем…»

Тайное дело

Висит звон-перезвон над кузнецкой слободой с раннего утра до сумерек. Выделывают мастера разную разность. В одной кузне дюжие ребята молотами выбивают жиковины — железные дверные полосы. В другой куют топоры да долота. В третьей — подковы конские. Да разве перечесть всё, что изготовляют искусные московские кузнецы для люда большого и малого.

У иного кузнеца-мастера — душа нараспашку, дверь кузни настежь. Заходи, любуйся работой, удалой да ловкой. А иной стороннего человека на порог не пустит, чтоб не разгадал тайну ремесла.

Знают в кузнецкой слободе за Фролкой нелюбовь к чужому глазу. Да в том большого дива нет. Изделия его добро от лихого человека берегут и сами собой представляют секретный механизм.

Что Фролкины замки хороши — по всему видно. Дом его против соседних кузнецов богаче. А жена Фролкина, Матрёна, в таких нарядах щеголяет — глаз не оторвать.

Поговаривали иные соседи: де, мол, как медные деньги заместо серебряных царская казна стала чеканить, шибко большой доход Фролкины замки начали приносить. Так ведь известно: завистливы люди, и на каждый роток не накинешь платок.

А Фролка в тот самый день, когда Демидкин новый друг-приятель ему больно ухо вертанул и в великом страхе и недоумении оставил, и впрямь был занят делом необычным для замочного мастера.

Вытянул Фролка медную проволоку. Порубил на кусочки. Молотком кусочки расплющил. А потом каждое такое семечко медное между двумя калёными железками — стук! Весело идёт работа. Будто кот сытый да довольный мурлычет себе под нос Фролка.

На тех медных плющеных семечках одна сторона — царь-государь конный змея копьём колет, другая — буковки мелкие…

Одним словом, фальшивомонетным делом был занят Фролка-кузнец. И копейки его на государевы похожи были как две капли воды. Потому что железки калёные, или, как их называли тогда, чеканы, были крадены с государева монетного двора.

Случилось то года два назад. Жил Фролка в ту пору — надо бы хуже, да некуда. С кваса на воду перебивался. По трудному времени замки — не ходкий товар. А как своей лавочки нет — вовсе беда, не продашь.

Ребята голодные в голос ревут. Матрёна — худющая да злая — всё пилит:

— Другие, которые поумней, семьи обувают, одевают да кормят получше прежнего. И не кузнецы. В лес подаются. А ты себе в кузне стучал бы да стучал, кто знает чего?

Понимал Фролка, к чему клонит жена. И то сказать: кузнецкая работа силы требует, а у него ноги подгибаются и звон в ушах.

Боязно, однако, было идти на тайное, воровское дело. Матрёне говорил:

— Чеканы нужны… Они, чай, на улице не валяются… Где достать?

И словно услышал кто, приплыли чеканы Фролке прямо в руки.

С горя пропивал однажды заработанный случаем алтын. Рубаху на груди рвал, обливался пьяными слезами.

А как малость потрезвел, мужичок неприметный, которому жаловался на нелёгкую свою судьбу, и скажи:

— По глупости маешься. При твоём ремесле возможно жить припеваючи.

Разом у Фролки выскочил хмель. Услышал точно Матрёнины слова. Однако виду не подал, что уразумел, куда мужичок гнёт:

— Времена ноне не те. Горб целый день ломаешь, а заработаешь пшик…

Мужичок пристально посмотрел, прищурился.

— Коли в прятки хочешь играть, так не со мной…

И поднялся.

Испугался Фролка упустить случай. Остановил:

— Постой… Дело-то боязное, опасное…

— Ежели опасаешься, опять же толковать не об чем…

— Тьфу, — плюнул в сердцах Фролка, — уж больно напрямки идёшь… Ну, что у тебя там?..

Наклонился мужичок к самому Фролкиному уху:

— Чеканы копеек государевых с его монетного двора… Уговор такой: я те чеканы, ты мне пятьдесят рублей медных денег…

Отшатнулся Фролка:

— Ума рехнулся?! Где добуду столько?

Скривил в усмешке тонкие губы мужичок.

— Голова! Тебе на то два дня работы да пять фунтов меди.

Принялся Фролка торговаться, у мужичка один сказ:

— Не хочешь — не бери. Другие найдутся. От своего счастья не всякий откажется…

Согласился Фролка.

— Сюда через неделю и принесёшь, — велел мужичок. — Да хитрить не вздумай. Одной верёвочкой теперь связаны.

Душа у Фролки в пятки ушла, как за пазуху перешла тряпочка с калёными тяжёлыми железками.

Попрощались.

Идёт Фролка, а железки за пазухой: дзынь-дзынь, дзынь-дзынь… Кажется Фролке тот тонкий голосок громче пожарного набата. И чудится: крадутся по пятам государевы слуги, вот-вот схватят.

Пока до дому добрался — взмок.

Жена напустилась:

— Где шляешься, окаянный?! Опять винищем несёт…

Повернулся Фролка, и глянули на Матрёну страшные глаза.

Сколько потов с Фролки в те дни сошло, сказать невозможно. И не от трудов одних. Больше от страху.

Перекрестилась Матрёна. Молчком поужинали. Молчком спать легли.

Утром обронил Фролка:

— Со двора не ходи, кого у калитки приметишь, разом упреждай. Да гляди как следует, не то рядом на плаху головы положим.

Что делать будешь?

— Фальшивые деньги…

Затряслась Матрёна.

— Страх-то какой… Может, не надо, Фролушка?..

— О том раньше думать надо было. Теперь поздно.

Непривычно Фролке монетное дело. Нужных приспособлений нет. Однако недаром слыл хорошим мастером. Изготовил что нужно. И посыпались государевы копейки, чеканенные рукой Фролки-кузнеца.

Сколько потов с Фролки в те дни сошло, сказать невозможно. И не от трудов одних. Больше от страху. Влетит Матрёна, вытаращив глаза:

— Тимофеевна, соседка, возле ограды…

Рассовывает поспешно Фролка всё по тайным местам. Руки ходуном ходят. А Тимофеевна и не думала во двор заходить. Шла себе мимо по своим надобностям…

В уговорный день было начеканено у Фролки копеек почти на сто рублей. Отродясь таких денег Фролка не видывал. Отсчитал пятьдесят. Побоялся нести всё сразу — мешочек тяжёл. Взял половину. И с ним в кабак кривой старухи забоялся идти. Спрятал по дороге в бурьян под чужим плетнём.

Вокруг старухиной избы походил. Зашедши, огляделся — нет мужичка. Для отвода глаз спросил старухиного вина самокуренного. Долго ждал. Нет мужичка — и всё тут. Хмельного уже лишнее принял. Уходить собрался и услышал вдруг разговор негромкий двух людей, видать, гулящих.

— Чеканами с царского двора торговал…

— Неужто?

— Ей-богу!

— Поди теперь многие из-за него пострадают…

— Нет, под пытками помер… Слыхать, никого не выдал…

Вышел Фролка из кабака. В небе звёзды играют. Под ногами шуршит талый снежок. Весной пахнет.

Осенил себя Фролка крестным знамением. Пробормотал тихо:

— Упокой, господи, душу раба твоего грешного, не знаю по имени как…

Стал Фролка богатым человеком.

Остерегался поначалу тратить много денег. Потом осмелел. Слух о замках, что будто бы для иноземцев делает, пустил. Купил лавку. Матрёна в цветастых платках принялась щеголять.

Куда как меньше страху теперь у Фролки было. По двору кобели злые рыскали — берегись, чужой человек, разорвут!..