Иствикские ведьмы - Апдайк Джон - Страница 68

Они пробрались через старый гончарный сарай и вышли на заросший задний двор, который давно пора было косить. Сначала здесь буйствовали нарциссы, теперь разрослись ползучие сорняки. Поганые грибы, коричневые шарики, наполненные природой и лекарственными, и ядовитыми, и наркотическими веществами, материализовались этим влажным летом в низких сырых местах заброшенной лужайки. Даже сейчас вдали из облачной мантии опустились хвосты, бегущие клочки туч означали, что где-то уже идет дождь. Запущенный участок за разрушенной каменной стеной сам превратился в стену из сорняков и плетей лесной малины. Александра знала о шиповнике и надела рваные мужские джинсы; на Сьюки же под плащом была надета красновато-коричневая юбка из полосатого индийского льна и каштанового цвета блузка с оборками, а на ногах босоножки цвета бычьей крови, на каблуках.

– Ты слишком хорошо одета, – сказала Александра. – Иди в кладовку и найди там грязные резиновые сапоги, они где-то рядом с вилами. По крайней мере, спасешь туфли и ноги. И захвати секатор, тот, что с длинными ручками, у которого добавочный шарнир. В самом деле, почему бы тебе не принести секатор и не остаться здесь, во дворе? Ты человек городской, да и свою красивую льняную юбку можешь порвать.

– Нет, нет, – сказала верная Сьюки. – Мне даже любопытно. Это как искать пасхальное яйцо.

Когда Сьюки вернулась, Александра стояла точно на том месте, которое запомнила, и показывала, как она зашвырнула заговоренную куклу, чтобы навсегда от нее избавиться. Подруги пошли по воде, выстригая ветки и морщась от боли по мере продвижения в глубь этого дикого места, где добрая сотня всевозможных растений сражалась друг с другом за солнце и воду, двуокись углерода и азот. Участок казался небольшим и однородным, зеленым и топким, если смотреть с заднего двора, но когда они пришли сюда, то увидели смешанные джунгли, беспорядочное нагромождение стволов и листвы, неумолимое разрушение протеиновых цепочек, ведь природа не только стремилась пробиться наружу корнями, растениями и побегами, но и привлечь насекомых и птиц пыльцой и семенами. Иногда они ступали в грязь, иногда спотыкались о кочки, со временем выросшие из сплетенных корней травы. Шипы кололи глаза и руки; из-за покрова мертвых листьев и стеблей не было видно земли. Дойдя до места, где, как полагала Александра, приземлилась завернутая в фольгу кукла, они со Сьюки низко нагнулись, окунувшись в странное растительное тепло. У самой земли роились, покалывая, мошки, было душно, ветки и усики растений тянулись из тени, ловя крупицы солнца и пространства.

Сьюки, найдя что-то, закричала от радости; но то, что она выковыряла из земли, оказалось долго пролежавшим в земле древним мячиком для гольфа, раскрашенным по-старинному в клетку. Какое-то химическое вещество из болота окрасило его нижнюю половину в цвет ржавчины.

– Черт, – ругнулась Сьюки. – Интересно, как он сюда попал, на целые мили вокруг нет поля для игры в гольф. – Монти Ружмонт, конечно, был настоящим любителем гольфа, он терпеть не мог присутствия женщин на игре, с их неожиданным смехом, их экипировкой пастельных тонов, в фарватере перед ним или где-нибудь в клубном раю. Найдя этот мячик, Сьюки словно повстречалась с частицей бывшего мужа, с посланием с того света. Она сунула сувенир в карман плаща.

– Может, упал с самолета, – предположила Александра.

Их обнаружили комары, они гудели и впивались в щеки, шею. Сьюки то и дело размахивала перед лицом рукой и протестующе бормотала:

– Даже если мы ее найдем, почему, ты думаешь, что сможем что-нибудь изменить?

– Нужно соблюдать формальности. Я кое-что заговорила. Ты сделаешь обратный заговор. Мы вынем булавки и переплавим воск, превратим Дженни опять в свечу. Нам надо вспомнить, что мы сказали тогда вечером, и произнести все задом наперед.

– Все эти священные имена, это невозможно. Я не смогу вспомнить и половины из сказанного.

– В решающий момент Джейн сказала: «Умри», а ты сказала: «Прими это» – и захихикала.

– Правда? Должно быть, мы увлеклись.

Низко припадая к земле, защищая глаза, шаг за шагом они исследовали заросли, пытаясь по блеску отыскать фольгу. Сьюки уже поцарапала ноги выше резиновых сапог, ее красивый новый плащ «лондонский туман» был подоткнут, а водонепроницаемые тонкие нитки на нем порвались. Она сказала:

– Готова поспорить, что она застряла где-то в этих треклятых колючих кустах.

Чем больше раздражалась Сьюки, тем более материнским тоном говорила Александра.

– Очень может быть, – говорила она. – Сверток оказался сверхъестественно легким, когда я его бросила. Так и поплыл по воздуху.

– Зачем было вообще зашвыривать его сюда? Что за истерическая выходка!

– Я рассказывала тебе, что поговорила с Дженни по телефону и она просила меня спасти ее. Я почувствовала себя виноватой. Я испугалась.

– Чего ты испугалась, дорогая?

– Ну, знаешь. Смерти.

– Но это же не твоя смерть.

– Любая смерть и твоятоже. Последние несколько недель я испытываю те же симптомы, что и Дженни.

– Ты всегдабоялась рака. – В раздражении Сьюки щелкала длинным секатором, колючие стебли докучавшего ей кустарника с круглыми листьями тянули за плащ, ранили запястья. – Черт. Мертвая белка, вся ссохлась. Да здесь настоящая свалка. Неужели нельзя было найти эту проклятую куклу твоим вторым зрением? Неужели нельзя заставить ее, как это называется, левитировать?

– Я старалась, но не смогла получить сигнала. Может быть, алюминиевая фольга мешает излучению?

– Может быть. Несколько раз за последнее время я пыталась вызвать солнце, в этой слякоти я чувствую себя личинкой; но все равно шел дождь.

Сьюки, прокладывая дорогу, все больше раздражалась.

– А Джейн сама левитировала.

– Это Джейн. Она становится очень сильной. Но ты слышала, она ведь сказала, что не хочет нарушать этого заклинания, ей нравится, как все идет.

– Интересно, не ошибаешься ли ты, говоря, что зашвырнула сверток так далеко? Монти часто жаловался на то, что игроки в гольф ищут свои мячи гораздо дальше того места, где они лежат. Некоторые по несколько миль отмахивали.

– Но сверток и в самом деле полетел.

– Ну, тогда ты продолжай, а я немного отойду назад. Боже, проклятые колючки. Как я их ненавижу.В самом деле, что от них толку?

– Ими питаются птицы. И грызуны, и скунсы.

– Ох, здорово.

– Некоторые кусты, как я заметила, не малина, а шиповник. Когда мы с Оззи впервые приехали в Иствик, я каждую осень готовила желе из плодов шиповника.

– Вы с Оззи были просто душки.

– Да, трогательная парочка. Я была такая хозяйка. Нужно быть святой, чтобы все это делать. Знаю, тебе надоело, можешь бросить.

– Не такая уж я святая, правда. Может, я тоже боюсь. Вот оно, во всяком случае, похоже.

Прозвучало это не так взволнованно, как только что, когда Сьюки наткнулась на мячик. У Александры было ощущение, что нечто значительное и жестокое в космосе решительно ей противится, она с трудом пробралась к тому месту, где стояла подруга. Сьюки не тронула свертка. Он лежал на относительно открытом месте, на солоноватом участке, заросшем по краям морским молочаем; несколько хрупких белых цветков красовались в тени джунглей. Наклонившись, чтобы коснуться измятой упаковки – от непогоды за те несколько месяцев, что она пролежала там, она поблекла, хотя и не стала ржавого цвета, – Александра увидела, что она облеплена влажной темной почвой, по которой ползали крошечные клещи. Красноватые крапинки собрались вокруг, как железные опилки вокруг магнита, стремительно носясь по собственным террасам жизни в своем крошечном мирке, на несколько порядков ниже ее собственного. Александра заставила себя сначала дотронуться до заклятого предмета – этой дьявольской печеной картофелины, а потом поднять. Он оказался невесомым и внутри что-то шуршало. Она осторожно отогнула край полой фольги. Булавки внутри поржавели. Воск, из которого было вылеплено маленькое подобие Дженни, совершенно исчез.