Иствикские ведьмы - Апдайк Джон - Страница 56

Сьюки смягчилась первой. Возможно, ей просто захотелось перекусить.

– Ладно, – сказала она. – Давайте есть торт. Лучше разделаемся с ним.

– Самый лучший. «Бежевый Ориноко».

Александра не могла не рассмеяться. Даррил был таким потешным – и полным надежд, и разочарованным одновременно.

– Не может быть.

– Конечно, может, если ты знаком с нужными людьми. Ребекка знает парней, они ездят в этом безумно ярком фургоне из Провиденса. La creme de la crooks [54], честно. Слетайтесь сюда. Удивительно, что творит прилив!

Так он помнит: как она бросила вызов ледяному приливу в тот день, а он стоял на далеком берегу и кричал: «Вы умеете летать!»

Торт поставили на похожую на стол спину присевшей обнаженной скульптуры, и все расселись в кружок. Марципановые фигурки сняли, разломали и раздали каждому. Александре – как своеобразная награда – достался половой член. Даррил пробормотал:

– Hoc est enim corpus meum [55], – раздавая куски торта; над шампанским он произнес нараспев: – Hic est enim calix sanguinis mei [56].

Дженни сидела напротив Александры, ее розовое лицо сияло; она не сдерживала своей радости, она торжествовала, и Александра почувствовала вдруг сердечный трепет, словно это была она сама в молодости. Все они брали руками кусочки торта и кормили друг друга, скоро от торта остался лишь многоярусный скелет, объеденный шакалами. Потом они взялись за перепачканные руки, повернулись спиной к присевшей статуе – на ее левой ягодице Сьюки помадой и глазурью нарисовала ухмыляющуюся рожицу с неровными зубами – и стали водить хоровод, как в старину: «Emen hatan, Emen hetan», «Har, har, diable, diable, saute ici, saute la, joue ici, joue la» [57].

Джейн, захмелевшая больше других, пыталась спеть вместо этого труднопроизносимые куплеты песни песней времен английского короля Якова I «Тинклтам Танклтам», но от смеха и алкоголя ей совсем изменила память. Ван Хорн жонглировал сначала тремя, потом четырьмя и, наконец, пятью мандаринами, его руки слились в одно мелькающее пятно. Кристофер Гэбриел высунул голову из библиотеки, чтобы узнать причину неуместного веселья. Фидель теперь приносил то и дело маринованные плоды кэпибара. Вечеринка удалась. Но когда Сьюки предложила всем пойти принять ванну, Дженнифер объявила:

– Вода спущена. Ванна покрылась налетом, и мы ожидаем человека из «Наррангасетской компании по очистке бассейнов», чтобы он обработал тик фунгицидом.

Поэтому Александра заявилась домой раньше, чем ее ожидали, и застала няню внизу в объятиях дружка на диване. Она попятилась из комнаты, вновь зашла минут через десять и заплатила смущенной девушке. Та была из семьи Арсено и жила в центре, она сказала, что друг довезет ее до дома. Следующим движением Александры было подняться наверх, войти на цыпочках в комнату Марси и убедиться, что дочь, которой было семнадцать и которая выглядела взрослой женщиной, спит невинным сном. Но и много часов спустя той ночью ей представлялись белые бедра дочки Арсено, обхватившие волосатые ягодицы незнакомого парня, спустившего джинсы ровно настолько, чтобы освободить гениталии, а она была совсем голой, и эта картина сияла в голове Александры, подобно луне, выплывающей из разорванных грозовых туч.

Они встретились, все трое, почти как в прежние времена дома у Джейн Смарт, в сельском домике в районе Коув. Когда-то они с Сэмом владели прелестным особняком в викторианском стиле, где было тринадцать комнат, особые коридоры для слуг, деревянная резьба и хрустальные люстры работы Тиффани. То было в их лучшие дни на улице Вейн, за один квартал до Дубравной улицы, подальше от воды. Теперешнее жилище Джейн представляло собой построенный на разных уровнях сельский дом на стандартном участке в четверть акра, выложенные галькой стены были покрашены в ядовито-голубой цвет. Прежний владелец – инженер-механик, занятый неполную рабочую неделю, уехавший, в конце концов, в поисках работы в Техас, тратил свободное время – а его у него было в избытке – на отделку своего домишки под старину, встраивая сосновые шкафчики с ящиками и полками и прилаживая ложные балки коробчатого сечения и узловатые деревянные панели со следами стамески. Он даже установил электрические выключатели в форме деревянных ручек от насоса, а унитаз в туалете закрепил дубовыми бочарными заклепками. Несколько стен были увешаны старыми плотницкими инструментами: рубанками, лучковыми пилами и стругами, а маленькая прялка была хитроумно вделана в перила на лестничной площадке, где квартира расходилась на разные уровни. Джейн унаследовала этот вычурный приют пуританства без особого протеста, но небрежение ее и детей медленно разрушало все аляповатые ухищрения. Вырезанные ножом выключатели в спешке с треском ломались. Одну заклепку в унитазе сбили, и все они обрушились. Джейн давала уроки фортепьяно в дальнем конце длинной гостиной, смежной с кухней-столовой и ее каморкой, только на шесть ступенек выше. На полу гостиной, не покрытой ковром, были заметны разрушительные следы злой фурии: нога виолончели оставляла ямку, где бы Джейн ни ставила свой стул и пюпитр. А она путешествовала по всей комнате, а не играла в одном определенном месте. Но этим ущерб не ограничивался; повсюду в довольно новом домике, построенном из зеленой сосны и дешевых материалов, по шаблону, как серия танцев, исполненных строительными рабочими, были заметны следы недолговечности, царапины на краске, дыры в штукатурке и выпавшие плитки на кухонном полу. Ужасный доберман-пинчер Рэндольф сжевал подножки у кресел и поцарапал своими когтями деревянные двери. Джейн действительно жила в каком-то непрочном мире, состоящем из музыки и злости.

– Итак, что мы предпримем? – спросила Джейн, когда наполнились бокалы и прошел первый снегопад сплетен, – ведь сегодня могла быть только одна тема для обсуждения: поразившая и оскорбившая их женитьба Ван Хорна.

– Как она была самоуверенна и непринужденна в своем длинном голубом халате, – сказала Сьюки. – Я ненавижу ее. Подумать только, именно я привела ее тогда поиграть в теннис. Я себе этого не прощу. – Она бросила в рот пригоршню соленых орешков.

– И она неплохо играла, помнишь? – сказала Александра. – Целый месяц у меня на бедре не проходил синяк.

– Это о чем-то говорит, – сказала Сьюки, снимая с нижней губы зеленую скорлупку. – Что она не была беспомощной куколкой, какой казалась. Просто я чувствовала себя виноватой в том, что случилось с Клайдом и Фелисией.

– Ох, прекрати, – настойчиво произнесла Джейн. – Ты не чувствовала себя виноватой, как можно чувствовать себя виноватой? У Клайда помутился рассудок не потому, что ты с ним совокуплялась, и не ты устроила Фелисии весь этот ужас.

– У них было взаимовыгодное соглашение, – сказала, взвешивая слова, Александра. – Сьюки слишком хорошо относилась к Клайду, и это вывело его из душевного равновесия. У меня с Джо та же проблема, если не считать того, что я просто отхожу от него. Тихонько. Чтобы разрядить ситуацию. Люди, – она задумалась. – Люди так несдержанны.

– Неужели ты не испытываешь ненависти? – спросила Сьюки Александру. – Мы-то все понимали, что он должен был стать твоим, если вообще чьим-либо среди нас троих, когда пройдет новизна и все приестся. Разве не так, Джейн?

– Не так, – последовал вполне определенный ответ. – Даррил и я, мы оба музыкальны. И развращены.

– А кто говорит, что Лекса и я не развращены? – запротестовала Сьюки.

– Вам нужно еще поработать над этим, – сказала Джейн. – А вообще ваше положение лучше моего. Вы не скомпрометировали себя так, как я. Для меня не существует никого, кроме Ван Хорна.

– А я думала, что ты встречаешься с Бобом Осгудом, – сказала Александра. – Помнишь, ты сама говорила.

– Я говорила только, что даю его дочери Деборе уроки игры на фортепьяно, – сухо ответила Джейн.