Сладкая измена - Монтефиоре Санта - Страница 57

Люси пожала плечами.

— Пойду-ка я лучше к своему ноутбуку. А вы остаетесь у нас на выходные?

— Я уезжаю в воскресенье.

— Ну, тогда увидимся завтра. — Она поцеловала родителей и пошла в дом.

— Ваша дочь просто красавица, — сказала Анжелика Анне.

— От меня ей досталось не много, — ответила Анна. — Люси — папина дочка.

— Ей повезло, что она такая высокая.

— Да, повезло. Все наши девочки отличаются высоким ростом. Мне уж точно грех жаловаться на то, что мой муж не улучшил генофонда моей семьи.

Анжелика заметила, как Анна посмотрела на своего супруга. В ее глазах была печаль. Джек отвел взгляд.

Они пили вино, ели салат, курятину и хлеб и рассуждали о смысле жизни. Анжелика уже забыла о своей ревности к Анне. Как будто эта женщина была сказочной волшебницей и благодаря ее чарам Анжелика перестала замечать собственные страхи и обиды. Анна была в белой льняной рубашке, ее кожа лоснилась от загара, а полные сочувствия глаза поблескивали при свете ламп. На ее лице играла нежная дружелюбная улыбка, словно она хотела сказать, что никакие неприятности не могли нарушить ее душевного равновесия. Когда Анна смотрела на Анжелику, ее глаза были полны любовью, словно перед ней сидела ее дочь. Анжелике очень хотелось испытывать к этой женщине антипатию, ведь Анна стояла между ней и любимым мужчиной, однако не испытывала ничего, кроме благодарности за радушный прием и желания и дальше слушать ее рассуждения.

Когда Анна исчезла в доме, унося грязную посуду, Анжелика осталась наедине с Джеком. Облокотившись на стол, она нагнулась к нему.

— Анна необыкновенная женщина, — прошептала Анжелика.

У нее не было уверенности в том, прозвучали ее слова с провокационным намеком или же она говорила совершенно искренне.

Однако Джек улыбнулся с торжествующим видом.

— Я же говорил, что она тебе понравится.

— Она очень мудрая.

— Так же, как и ты.

— Я не мудрая, Джек. Будь я таковой, я бы сию же секунду ушла отсюда прочь, возвратившись к мужу и детям. — Она осмелилась дотронуться через стол до его руки. — Почему ты хочешь меня, когда ты женат на такой изумительной женщине?

— Не сравнивай себя с Анной. Я же не сравниваю себя с твоим мужем…

— И что же, по ее мнению, я здесь делаю? Разве она ничего не подозревает?

— Поверь, ей неведомо чувство собственничества.

— Так значит, она обо всем догадывается.

Он пожал плечами.

— Не знаю, догадывается она или нет. Но ты ей явно пришлась по сердцу.

— Просто невозможно вообразить, чтобы она испытывала к кому-то неприязнь.

— О, поверь мне, случается и такое. Анна бывает очень недружелюбной.

— Мне кажется, она склонна видеть в человеке лишь хорошие качества.

— Я не раз наблюдал, как она вдруг становилась агрессивной, чувствуя, например, что ее детям угрожает опасность. Она не всегда является воплощением добродушия и излучает свет.

— А знаешь, самое смешное — то, что я очень хочу ей понравиться. Однако я сплю с ее мужем, и это ужасно. Я действительно гадкий человек. Кандейс была совершенно права, утверждая, что я думаю лишь о себе и о своем праве во что бы то ни стало быть счастливой.

— Давай договоримся, чтобы я больше не слышал от тебя подобных разговоров. Я же сказал тебе — предоставь мне самому разбираться со своим браком. Это не должно тебя беспокоить. Если хочешь испытывать вину, испытывай ее по отношению к Оливье. Анна — моя жена, и я несу за нее ответственность. Ну скажи, разве она кажется тебе несчастной?

— Нет.

— Тогда перестань о ней беспокоиться.

— Дело в том, что я меньше всего думала о твоей жене. Я всегда размышляла лишь о нас. Если бы я познакомилась с Анной раньше, я бы никогда не допустила развития наших любовных отношений. Слышишь, никогда.

Джек убрал руку, услышав, что Анна возвращается из кухни, неся десерт.

— Ну, тогда мне крупно повезло, что ты встретила ее только сегодня. — Он улыбнулся. — Когда уже слишком поздно идти на попятный.

После ужина Джек играл на фортепиано в гостиной. Прохладный бриз струился в комнату через открытые стеклянные двери, принося с собой запах жасмина и влажной травы. Анна и Анжелика сидели на диване, попивая кофе и слушая музыку, а у их ног на коврике мирно дремали собаки. Джек исполнял печальные мелодии, от которых у Анжелики бегали мурашки по коже. На его лице лежал отпечаток скорби, словно музыка шла прямо из глубины его измученной души. Он играл не по нотам, а по памяти, закрыв глаза, чтобы позволить мелодии унести себя. Анжелика была так поражена его исполнением, что, не обращая внимания на Анну, смахивала слезы до тех пор, пока Джек не закончил.

— А теперь я сыграю что-нибудь веселое, — сказал он, словно сознательно не глядя в сторону жены.

— Да что угодно, — ответила Анжелика, притворяясь беззаботной. — Только не проси меня спеть.

Чуть позже, когда Анжелика лежала в постели, тщетно пытаясь уснуть, до нее снова донеслись печальные звуки — кто-то играл на фортепиано. Она не решилась встать, понимая, что Анна может находиться рядом с Джеком. Анжелика лежала, слушая музыку, под влиянием которой она мысленно перенеслась в какое-то темное место, где ее мечтам не суждено было сбыться, а желания повисли в воздухе, чтобы так никогда и не исполниться. Она испытывала тягостное чувство утраты, безутешно рыдая в подушку. Анжелика могла фантазировать сколько душе угодно, однако Джек и она никогда не смогли бы умчаться прочь, растворившись в зареве заката, и после этого жить счастливо. Она мысленно вернулась к своим детям и, подумав о них, вдруг почувствовала себя ужасно одинокой. Что же заставляло Джека так печалиться? Когда она наконец задремала, то увидела во сне его лицо — в виде отдаленного нечеткого контура на небе. Чем быстрее она бежала к нему, тем дальше он отдалялся, пока она не закричала во сне, разбудив сама себя.

Глава 24

На следующее утро Анжелику разбудил радостный щебет птиц, доносящийся из окна со стороны платановых деревьев. Вдали послышался лай собаки, а недовольная цесарка разразилась возмущенным кудахтаньем. Анжелика еще немного полежала, наслаждаясь столь чуждыми ей звуками, почти отказываясь верить в то, что она действительно находится здесь, в Розенбоше. Она вылезла из постели и крадучись пошла по скрипящему паркету к окну, чтобы отдернуть занавески. Солнечный свет тотчас ворвался в комнату, на мгновение ослепив ее так, что пришлось зажмуриться и закрыть рукой глаза. Анжелика даже оперлась рукой на стену, чтобы удержать равновесие. Затем она медленно открыла глаза.

От красоты открывшейся взору панорамы у нее перехватило дыхание. Сады сверкали в предрассветной дымке, раскинувшись под самым голубым из небосводов. Взметающиеся ввысь сосны и экстравагантные эвкалипты отбрасывали тень на безукоризненно подстриженную лужайку, по бордюрам которой вперемешку с незабудками росли белые и голубые гортензии. А вдали, на склонах холмов, простирался виноградник, окутанный почти сверхъестественным маревом тумана, который повис над ним, словно дым. Анжелика заметила одинокую хищную птицу, кружащую высоко в небе, которая бесшумно высматривала на земле добычу на завтрак. Постройка в виде буддийского храма стояла, умиротворенная безмятежностью утра, прямо в центре декоративного озерца. Водная поверхность мерцала, словно зеркальная гладь, в которой отражалось совершенство небес. Маленькие проворные птички суетливо копошились в розах.

Не желая упустить момент и позволить себе погрузиться в воспоминания о своих детишках, Анжелика облачилась в белые брюки и легкие парусиновые туфли на резиновой подошве и накинула прозрачную рубашку с цветочным орнаментом. Распустив волосы по плечам, она воспользовалась ароматным дезодорантом. Анжелика обратила внимание на то, что Анна не пользовалась косметикой. Казалось, ей не нужно было прилагать абсолютно никаких усилий, чтобы выглядеть эффектно, хотя Анжелика ни на минуту не сомневалась в том, что сама Анна вряд ли когда-нибудь использовала это слово для описания своей внешности. Поэтому Анжелика даже не потрудилась проделать ежедневный утренний ритуал и радостно сбежала по ступенькам, решив обойтись без макияжа.