Вскрытие покажет - Градова Ирина - Страница 5

– Вы – родственница Алевтины? – поинтересовалась я.

– Нет, я – ее коллега. А вы?

Женщина полезла в сумочку и, достав оттуда карточку, протянула ее мне.

– «Инга Рафаиловна Шацкая, председатель Комитета солдатских матерей Санкт-Петербурга», – прочла я вполголоса. – Вас прислало какое-то военное начальство?

На самом деле я понятия не имела о том, чем занимается Комитет солдатских матерей. По телевизору я порой слышала, что «на заседании чего-то там присутствовали представители Комитета солдатских матерей» или «Комитет солдатских матерей выражает протест по поводу чего-то там» – и все.

– Я не имею к военному начальству ни малейшего отношения, – как мне показалось, с легким оттенком презрения ответила Шацкая. – Напротив, я нахожусь здесь вопреки всякому военному начальству.

– То есть?

– Насколько близки вы с матерью погибшего мальчика? – вместо ответа задала она вопрос. – Понимаете, мне бы, конечно, с ней поговорить надо, но она сейчас в таком состоянии…

– Вы правы, – кивнула я. – Лучше со мной. А с Алевтиной мы хорошо знакомы – она моя анестезистка в больнице, и Костика я знала лично.

– Вы – врач? – уточнила Шацкая, и в ее тоне я уловила неподдельный интерес.

Я подтвердила.

– Что ж, это даже к лучшему! Что скажете, если после похорон мы присядем в каком-нибудь уютном месте и поболтаем?

Я была заинтригована, поэтому сразу согласилась. После похорон муж Алевтины пригласил всех присутствующих к ним домой, но я отказалась, мотивировав это тем, что опаздываю на работу. В действительности операций у меня в тот день не было, но Алевтина об этом не знала.

– Вы на машине? – спросила Инга.

– Нет, приехала с Алевтиной на автобусе прямо из морга.

– Тогда – прошу в мою колесницу!

У Инги оказалась серебристая «Ниссан Микра», выглядевшая снаружи гораздо меньше, чем была внутри.

– Итак, – сказала я, когда мы уселись в симпатичном уличном кафе, у которого она притормозила, – о чем вы хотели поговорить?

– Что вам известно об обстоятельствах смерти Костика Макарова?

– Да ничего, собственно, – ответила я. – Алевтина в шоке от того, как с ней обошлись: прислали какую-то отписку, что якобы парень погиб во время учений из-за неосторожного обращения с оружием – и все. Даже на похороны никого не прислали!

– Выглядит подозрительно, не находите?

– Как и все, что связано с вооруженными силами, – согласилась я. Мне показалось, что Инга сейчас выдаст очередную теорию заговора – вроде убийства Кеннеди и таинственных кругов на злаковых полях. Однако мой интерес она уже порядком разожгла.

– Наша организация как раз занимается такими случаями, – сказала Инга. – Вы в курсе, что Константин Макаров служил вместе с Федором Бероевым?

– Н-нет, честно говоря, – покачала я головой. – Но Алевтина наверняка его знает.

– Наверняка, – кивнула Инга. – Ведь они были друзьями. И погибли, между прочим, в один день.

– Что-о-о?!

– Я вам больше скажу, – явно довольная моим замешательством, продолжала она. – Обстоятельства гибели ребят – тайна, покрытая мраком. Следствие проводила военная прокуратура и, кто бы сомневался, вынесла свой вердикт: несчастный случай на стрельбах! Но мамаша Бероева оказалась не лыком шита. Она работает в прокуратуре и всех на ноги подняла – выяснила-таки, что в последнее время на той заставе, где ребята служили, подозрительно часто гибнут или пропадают призывники. Собрать все факты воедино не так-то просто, ведь все они из разных городов и сел, а сама Бероева, хоть и кремень-баба, но все же мать, потерявшая сына… Короче, она ко мне обратилась, через общих друзей, передала данные, которые удалось собрать, и попросила заняться этим делом. Вот я и начала с Макарова, потому что они с Бероевым вместе служили. Думала, может, мать его сможет что-то пояснить?

– Мне думается, что обеим матерям прислали одинаковы послания, – вздохнула я. – И Алевтина – не тот человек, который сумеет противостоять огромной военной машине. Посторонним вход за этот забор из колючей проволоки заказан!

– То-то и оно, – закивала Инга, найдя во мне единомышленника.

– Вы сказали, что есть и другие жертвы? – внезапно вспомнила я ее же собственные слова. – Кроме Костика и того, второго мальчика?

– Точно – как минимум трое.

– Трое?!

– Это только за последние пару лет, – уточнила она.

– И все на одной заставе?

– Да.

– Значит, вместе с нашими двумя уже пятеро выходит?

– И, заметьте, мы еще, возможно, не обо всех знаем!

– А те трое ребят как погибли?

– Пока ничего толком выяснить не удалось, ведь Анна, мать Бероева, совсем недолго занималась этим – в перерывах между подготовкой к похоронам!

– А у вас есть имена и адреса других матерей?

Инга внимательно посмотрела на меня.

– Знаете, Агния, – сказала она задумчиво, – на самом деле это я собиралась задавать вам вопросы, а вы как-то незаметно перехватили инициативу!

– Простите, профессиональная привычка сказывается.

– Как это – профессиональная? Вы же говорили, что работаете в больнице? – подозрительно нахмурилась женщина.

Пришлось рассказать председателю Комитета солдатских матерей о том, чем я занимаюсь, помимо врачебной деятельности.

– Отдел медицинских расследований, значит? – переспросила она, когда я закончила. – Интересно! И что, успешно работаете?

– Как посмотреть, – скромно ответила я. – Во всяком случае, за несколько лет нам удалось привлечь к ответственности достаточно врачей и околомедицинских работников, точно так же, как и оправдать невиновных медиков.

– Удивительно, что из всей толпы людей на кладбище я подошла именно к вам! – заметила Шацкая. – Может, это судьба? Как насчет того, чтобы вместе потрудиться?

– Честно говоря, просто не представляю, чем вам может помочь ОМР? Если бы речь шла о медицинской проблеме – тогда мы непременно взялись бы за нее, но армия…

– Неужели у вас нет в этой среде никаких полезных знакомств? – не поверила Инга.

Я сразу же подумала об Андрее. Отставной полковник медицинской службы, он, конечно же, имел кучу друзей среди военнослужащих, но ведь под вопросом один-единственный военный округ, более того – одна-единственная застава! Кроме того, я знала, что Андрей в отъезде: две недели назад он по телефону сообщил мне о том, что уезжает с лекциями в Калифорнийский медицинский колледж и оставляет Отдел на меня. Правда, он также добавил, что по всем вопросам его можно беспокоить в любое время дня и ночи по скайпу или по телефону, но как, черт подери, он смог бы помочь, находясь на другом конце земного шара? И тут я вспомнила о Никите. Конечно, он ведь служил с Андреем и как-никак вхож в круг военных!

– Я могла бы попытаться, – проговорила я наконец, видя, что Инга не сводит с меня внимательного взгляда. – Давайте продолжим наводить справки, вы по своим каналам, я – по своим. Через пару-тройку дней созвонимся, идет? Может, у нас появятся какие-нибудь новые сведения.

– У вас есть дети? – вместо ответа поинтересовалась Шацкая.

– Сын. Ему двадцать. Но в армии Дэн не служил, потому что поступил в институт, – тут же добавила я, предвосхищая ее следующий вопрос.

– Вам повезло, – глухо произнесла Инга. – Лучше рожать девочек!

Войдя в квартиру Никиты, я увидела, что со времени моего последнего визита здесь практически ничего не изменилось – все та же безликая, но удобная и функциональная мебель из «ИКЕИ». Правда, на стенах появились новые фотографии – в основном его бывших однополчан из Осетии на фоне разрушенных зданий. Встречались и снимки с нынешнего места работы – в окружении коллег или пациентов. Никита работает трансплантологом в Алмазовском центре. Андрею он как сын, хотя кровные узы их не связывают. Никита – пасынок бывшей жены Лицкявичуса. Когда они развелись, она вышла замуж за друга Андрея, у которого рос маленький сын Никита. Так уж вышло, что, несмотря на полный разрыв с женой и отказ общаться с ней, Андрей не держал зла на друга и души не чаял в Никите. Для парня же Андрей всегда служил примером, и впоследствии, вопреки его воле, пошел по стопам Лицкявичуса – поступил в Военмед и колесил по «горячим точкам», пока не получил тяжелейшее ранение в ногу. Случилось это в Южной Осетии. Раненый Никита и еще один его приятель оказались в разрушенном здании больницы, потеряв надежду на то, что их найдут. Именно Андрей организовал спасательную операцию, а потом, когда хирург сказал, что в полевых условиях спасти ногу почти невозможно и лучше ампутировать ее, чтобы спасти жизнь парню, Андрей удержал его руку. Только благодаря этому Никита теперь может ходить. Иногда он опирается на трость, но я подозреваю, что делает он это исключительно в корыстных целях: вид симпатичного молодого мужчины с мальчишеской улыбкой, у которого имеется небольшой физический недостаток, безотказно действует на женщин всех возрастов и профессий.