Обитель Тьмы - Грановский Антон - Страница 32

Газары и Глеб молча и напряженно смотрели на его спину и затылок, украшенный черной косицей. Клинок сабли плотнее прижался к шее Глеба, и струйка крови из рассеченной кожи стекла ему за ворот.

Тем временем воин медленно повернулся, и газары ахнули. Лицо его было лицом человека, хотя он стоял за границей круга заклятия.

Воин поднял руки, недоверчиво ощупал свое лицо, затем улыбнулся и что-то радостно крикнул. Глеб и без перевода понял, что именно:

– Нойон, я человек!

Сабля опустилась.

– Слава тебе, Господи, – с облегчением проговорил Глеб и вытер рукавом куртки кровоточащую царапину.

4

Нойон Алтук долго рассматривал «волшебную горошину», после чего положил ее в карман мухтоярового, сильно поношенного, но расшитого поверх заплат золотыми нитями халата. Потом устремил взгляд на Глеба, сидящего напротив. Глеб смиренно опустил глаза, всем своим видом выражая миролюбивость. Секунд десять никто не произносил ни слова, затем газарский вождь вздохнул и спросил:

– Как ты это сделал, рус?

Выслушав перевод толмача, Глеб улыбнулся и ответил:

– Эта горошина – сушеный плод травы, которая растет в княжьем саду. Наш князь прослышал про вашу беду и решил помочь вам.

– Зачем?

– Ему нужны верные союзники для борьбы с ятвягами.

Нойон обдумал слова Глеба, затем деловито уточнил:

– Ваш князь все еще Аскольд?

– Нет, – качнул головой ходок. – Теперь наш князь – боярин Добровол. Он был советником при двух князьях, а теперь правит Хлынским княжеством сам.

Нойон обдумал и это. А когда вновь заговорил, желтое, блестящее от медвежьего жира лицо его выглядело более приветливым, чем прежде.

– Ты можешь принести нам много таких горошин?

– Да, – соврал Глеб. – Каждый из вас получит по целебной горошине. Но князь просил узнать, сколько горошин вам нужно?

– Три сотни, – последовал ответ.

Глеб кивнул.

– Хорошо. Мы привезем вам их. Но сначала мне и моим спутникам нужно добраться до старого Кишеньского жальника.

Нойон выслушал перевод, и в его раскосых глазах мелькнуло удивление.

– Ты собираешься пойти в город мертвецов? – недоверчиво спросил он.

Глеб кивнул:

– Да.

Нойон Алтук нахмурился. Газары-охоронцы у него за спиной удивленно переглянулись.

– Я не хочу спрашивать, что у тебя за дело в мертвом городе, – заговорил нойон, а толмач перевел. – Но хочу предупредить, что путь туда опасен. А если волколаки или упыри вас убьют, вы не сможете привезти нам волшебные горошины.

– Верно, – кивнул Глеб и прищурился. – А ты помоги нам, нойон. У тебя не меньше двух сотен воинов. Будет хорошо, если они проводят нас до Кишеньского жальника.

И вновь газарские воины переглянулись за спиной у своего предводителя. Нойон, однако, смотрел на Глеба спокойно и внимательно.

– Ты привез всего одну волшебную горошину, охотник Громобой, – раздумчиво проговорил он. – Мы не можем перейти границу круга заклятия и остаться людьми.

– Быть может, этого и не нужно, – осторожно произнес Глеб. – В зверином обличье вы выглядите не менее грозно.

Нойон выслушал перевод и улыбнулся. Глеб тоже позволил себе вежливую улыбку.

– Хорошо, – сказал нойон после недолгого раздумья. – Я пошлю с тобой десять самых сильных и грозных воинов. Они проводят тебя до Кишеньского жальника и позаботятся о том, чтобы лесные твари тебя не тронули. Но твои спутники останутся с нами.

– Как с вами? Зачем? – Глеб хмуро качнул головой. – Нет, нойон, я не могу идти к кладбищу без них.

Несколько секунд Алтук сидел молча, размышляя о чем-то, затем разомкнул губы и отдал короткий, гортанный приказ. Воины-охранники развернулись и молча вышли из шалаша.

И тогда нойон заговорил тихим, заговорщицким голосом, и толмач, переводивший его слова, заговорил так же тихо:

– Гиблое место изменило не только наш облик, охотник. Мои воины много дней не ели человечьего мяса. Если я отпущу вас всех, они могут разгневаться. А злоба и гнев превращают нас в зверей, даже когда мы находится внутри круга заклятия.

На Глеба эти слова произвели большое впечатление, но он не подал виду. Сдвинув брови, ходок негромко и холодно отчеканил:

– Прости, нойон, но я никуда не уйду без моих товарищей. Если ты боишься, что твои воины озвереют от гнева, мы можем уйти под покровом ночи. Когда нас хватятся, мы будем уже далеко.

Нойон обдумал слова Глеба и покачал головой.

– Нет, не получится. Мои воины – не люди. У них звериное чутье, и они услышат вас даже во сне.

Глеб выслушал перевод, нахмурился и сказал:

– А ты объясни своим людям, что мы – их спасение.

Нойон вновь покачал головой.

– Не выйдет, охотник. Не думай, что все мои воины хотят вернуть себе человечий облик. Многим из них нравится бегать по лесу в зверином обличье.

– Дьявол… – тихонько выругался Глеб. Затем взял себя в руки и сказал, глядя Алтуку в глаза: – Великий нойон, ты должен придумать, как нам уйти. От этого зависит судьба твоего народа. Ситуация сложная, но я уверен, что ты найдешь выход.

Толмач нагнулся к уху своего властелина и что-то быстро зашептал. Нойон слушал спокойно и невозмутимо, однако лицо его от слов толмача слегка просветлело. Выслушав толмача, он воззрился на Глеба замаслившимися от лукавства глазами и сказал:

– Есть один способ. Кто-то из вас должен сразиться с моим лучшим воином и победить его. Тогда он получит право голоса и право власти.

Сердце Глеба учащенно забилось, но он не подал вида, а лишь прищурил темные, холодные глаза, приосанился и отчеканил:

– Я готов сразиться с вашим лучшим воином, нойон Алтук.

Нойон усмехнулся.

– Я вижу, что ты смелый воин, и не сомневаюсь в твоей доблести. Но того, кто бросит вызов моему лучшему воину, должны назвать боги. А о своем решении они известят нас при помощи жребия.

Толмач тщательно перевел слова нойона и замолчал, выжидающе глядя на Первохода. Глеб несколько секунд сидел молча. К своему изумлению и стыду, он понял, что слова Алтука принесли ему что-то вроде облегчения.

«Да что же это? – подумал Глеб, стиснув кулаки. – Неужели я боюсь?»

Нойон ждал ответа. Глеб нахмурился и мрачно проговорил:

– Что ж, раз нельзя иначе… Пусть будет по-твоему.

Алтук усмехнулся, кивнул и легко поднялся на ноги. Толмач и Глеб последовали его примеру.

Они вышли на улицу. Газарские воины сидели вокруг костров и, тихо переговариваясь, ели мясо. Судя по тому, что из многих кусков по подбородкам газаров стекала кровь, воины ели мясо непрожаренным, почти сырым.

Спутники Глеба расположились за отдельным костром, и вид у них был неважный. Шесть стрельцов и воевода Бранимир, жуя черствый хлеб, опасливо косились на свирепые, испачканные кровью физиономии газаров. Один лишь Рамон был спокоен и невозмутим. Его грустные черные глаза были устремлены на затянутое тучами небо, а губы едва заметно шевелились, словно он беззвучно декламировал какие-то печальные стихи.

Завидев вышедших из шатра, ратники тут же уставились на Глеба и Алтука, и в глазах их, наряду с тревогой, появилось и что-то вроде облегчения. Должно быть, они не ожидали увидеть Глеба живым и невредимым.

– Вели своим спутникам подойти сюда, – небрежно сказал нойон Глебу. – А ты, – обратился он к одному из своих телохранителей, – принеси сюда Барабан Судьбы.

Затем нойон велел позвать глашатая и сухо ему что-то сказал. Выслушав Алтука, глашатай – кривоногий, лысоватый газар с изможденным лицом – перевел взгляд на Глеба и слегка приподнял бровь. Если взять в расчет необыкновенную сдержанность газарских воинов, жест этот должен был свидетельствовать о величайшем изумлении глашатая.

«Неужели на земле нашелся безумец, готовый биться с нашим лучшим воином?» – как бы говорил этот взгляд.

Вскоре глашатай уже кричал, вскарабкавшись на высокий и широкий пень в центре лагеря:

– Гости нашего нойона хотят получить право голоса и право власти! Они готовы испытать судьбу и сразиться с неистовым Фаркуком! По завету, данному нам отцами и дедами, мы не можем помешать им сделать это!