Обитель Тьмы - Грановский Антон - Страница 23

Глеб, заметив их беспокойство, усмехнулся.

– Зачем вам чудны́е вещи, парни? У вас ведь есть мушкеты. Разве они не делают вас непобедимыми?

Ратники помрачнели. Выглядели они уставшими и ошеломленными, и Глеб решил их не доставать. Повернувшись к чащобе, оставшейся за спиной, он наткнулся на Рамона. Итальянец тоже выглядел неважно. Бледность еще не сошла с его лица, а в глазах застыли страх и тревога. Глебу это не понравилось. Рамон был его единственной опорой в этом жутком месте, и он не хотел, чтобы толмач свалился в какой-нибудь овраг с сердечным приступом.

– Ну как, Первоход? – спросил Рамон напряженным голосом. – Ты что-нибудь чувствуешь?

Глеб прислушался к себе и кивнул.

– Да.

Рамон слегка побледнел и уточнил, перейдя на хриплый шепот:

– И что именно?

– Что хочу отлить, – спокойно ответил Глеб.

Толмач нахмурился.

– Первоход, я…

Глеб засмеялся и хлопнул Рамона по плечу.

– Ну же, толмач, не будь так серьезен. Вынь кол из задницы. Хлопуши на тебя нет!

При мысли об их общем друге, вечно голодном здоровяке Хлопуше, Рамон улыбнулся.

– Да уж, – сказал он. – Хлопуша был бы здесь весьма кстати. Интересно, где он теперь и что делает?

– На первый вопрос я тебе ответить не могу, а вот на второй знаю точный ответ. Хлопуша сейчас ест.

Глеб засмеялся, снова хлопнул Рамона по плечу и пошел к кустам. Он видел, какими глазами смотрят на него ратники, и понимал, как должны они его ненавидеть, но ничего не мог с собой поделать. Чувствовал он себя великолепно. Должно быть, в суждениях людей о том, что ходоки – пасынки Гиблого места, была доля истины. Здесь, в гиблой чащобе, Первоход явственно ощущал, как силы быстро возвращаются к нему.

А что до погибших ратников… Находясь в Гиблом месте, нельзя ни о чем сожалеть. Глеб знал лишь один рецепт, помогающий уцелеть: не думать ни о смерти, ни о возвращении, а просто идти вперед, уничтожая любого, кто встанет на пути. Отступишь хоть на шаг назад, поколеблешься хоть на миг – и считай, что ты уже труп.

Отдохнув и слегка подкрепившись, ратники зашагали споро и торопливо, стараясь пройти как можно больше до того, как ночная тьма опустится на лес.

Тревога за собственную жизнь вытеснила из голов ратников мысли о погибших товарищах. Теперь они старались не думать о плохом и были озабочены лишь одной мыслью – выжить.

Лес становился все заболоченнее. Черный бурелом завалил топь, и пробираться по нему было трудно. Некоторые стволы уже иструхлявились, а другие еще обманчиво сохраняли округлую форму, однако под тяжестью сапога тут же рассыпались, и тогда ноги путешественников увязали в чавкающей трясине.

Незадолго до заката стало посуше. Пройдя еще полторы версты, путники вышли к ручью. Глеб велел всем остановиться. Подойдя к ручью, он ополоснул в воде облепленные вязкой грязью сапоги. Толмач, Бранимир и ратники последовали его примеру.

Дальше путь стал сухим и твердым. На смену ольшанику пришел осинник. Между деревьями черными облаками висели густые купы можжевельника. А еще через несколько верст снова начался густой сосновый бор. Среди стройных стволов с зеленовато-серыми хвойными макушками не было видно ни берез, ни осин.

Уже начало смеркаться, когда Глеб вновь остановил отряд.

– Что случилось, ходок? – угрюмо спросил воевода.

Глеб не ответил, внимательно вслушиваясь в звуки вечернего леса и стараясь определить причину, заставившую его остановиться. Он явственно чувствовал опасность, но не мог понять, откуда она исходит.

Он не слышал ни тихой поступи хищников, ни треска валежника под неуклюжими ногами упырей, ни тяжелого дыхания волколаков. Только негромкий шорох ветвей, колеблемых ветром. Впереди, между темными стволами, угадывалась поляна.

Глеб еще раз осмотрел лес и остановил взгляд на рощице странных деревьев. Деревьев было пять, все с черными стволами, безлистые, отдаленно похожие на осины, но определенно не осины. В каждом дереве, примерно на уровне полутора саженей от земли, зияло черное дупло. Помимо того, что Глеб не смог определить их вид, в черных деревьях имелась еще одна странность – белесые пятна на стволах, похожие на колонии белой плесени. Каждое белесое пятно располагалось аккурат над черным дуплом, будто в этом таилась какая-то непонятная закономерность.

Один из стрельцов тихо вскрикнул и тряхнул левой ногой, а затем выхватил из ножен кинжал и несколько раз рубанул по ветке, зацепившейся за его штанину. По его рваной штанине расплылось красное пятно.

– Что случилось? – быстро спросил Глеб.

– Да деревья тут… какие-то странные, – морщась от боли и с опаской поглядывая по сторонам, сказал ратник. – Будто нарочно цепляются. А ветви у них – как когти.

И вдруг Глеб понял, что его встревожило. Ветер! Никакого ветра не было! В лесу царил абсолютный штиль. Однако ветви деревьев тихонько покачивались, и время от времени по лесу пробегал легкий шум, словно деревья тяжко и уныло вздыхали.

Глеб выхватил из ножен меч и крикнул своим ведомым:

– Бегите к поляне! Быстро!

Страшный скрежет потряс чащобу. А следом случилось нечто такое, от чего даже у Глеба на голове волосы встали дыбом. Несколько деревьев сдвинулись с места и, подобно жутким великанам, со скрипом и скрежетом шагнули к путешественникам.

Стрельцы остолбенели.

– Ребята, деревья ходят! – хрипло выдохнул кто-то. – Да что ж это!..

Длинная ветвь выскочила из кроны дерева и молниеносно вонзилась стрельцу в открытый рот. Рывок – и внутренности стрелка рассыпались по траве, а сам он рухнул лицом на острые ветки подлеска. Все произошло так быстро, что никто не успел ничего сообразить.

Другая ветка, выстрелив из кроны, обвила тело второго стрелка. Затем вскинула его вверх и подбросила в воздух.

Черная дыра на стволе, которую Глеб принял за дупло, быстро расширилась, подобно огромной пасти, усеянной корявыми черными зубами, и из пасти этой, из самой ее утробы, пахнуло на оцепеневших от ужаса странников плесенью и грибной сыростью.

– Прорывайтесь к поляне! – крикнул Первоход ратникам, выхватил из ножен меч и ринулся вперед.

Свистнул, рассекая воздух, меч, и тут же в нескольких местах зазвенело железо. Кто-то пронзительно закричал.

Глеб рубил мечом извивающиеся ветви с холодной, расчетливой яростью, но место каждого отрубленного щупальца тут же занимало новое. Ратники сражались бок о бок с Глебом, но удары их становились все медленнее, они выбивались из сил.

Срубив мечом сразу два щупальца, Глеб обратил внимание на то, что белесое пятно над дуплом ближайшего дерева сильно завибрировало, и на мгновение Глеб ощутил странное чувство – словно белое пятно смотрело на него, как огромный глаз.

– Рамон! – закричал Глеб, продолжая рубить ветви. – Белое пятно над дуплом!

Итальянец кивнул и устремился к дереву, ловко уворачиваясь от хищно змеящихся ветвей.

С кошачьей ловкостью Рамон запрыгнул на дерево, перепрыгнул с ветки на ветку, выхватил из-за пояса кинжалы, перехватил их, замахнулся и вогнал два сверкающих клинка в белесое пятно над дуплом.

Дерево с ужасающим треском вскинуло ветви кверху, на мгновение замерло, затем издало хриплый, душераздирающий, многоголосый хрип и с оглушительным грохотом повалилось на землю.

Рамон перекувыркнулся через голову и вскочил на ноги.

– Первоход, их можно убить! – закричал он.

Глеб увернулся от очередной когтистой ветви, отбил мечом другую, после чего отшвырнул меч, выхватил из кобуры ольстру и крикнул:

– Ратники, стреляйте в белые пятна на коре!

И выстрелил первым.

Дохнули огнем и мушкеты стрельцов. Грохот выстрелов потряс чащобу.

Ратники Бранимира и впрямь оказались отличными стрелками. Шквал пуль разнес белые пятна над черными дырами ртов в ошметки. Ожившие деревья закачались, стали заваливаться набок, а стрельцы продолжали стрелять, остервенев от злобы и испуга.

Наконец все пять деревьев, огласив лес громким звериным ревом, рухнули на землю и замерли.