Галя - Новицкая Вера Сергеевна - Страница 12

Надя округлила глаза и галопом понеслась дальше:

— Я, понимаешь ли, и рта разинуть не успела, чтобы спросить или сказать ему что-нибудь, как он уж умчался. Веришь ли, это была такая прелесть, такой восторг, что я даже и передать не сумею! — при одном приятном воспоминании захлебнулась она. — Никогда, никогда в жизни еще ничего такого со мной не случалось. Можешь себе представить: он прямешенько отправился в лазарет и там отравился. Ну разве не прелесть? Сама скажи!

— Какой ужас! — почти одновременно с восхищенным возгласом Нади сорвалось с уст Гали; но, увлеченная собственным повествованием, девушка, видимо, не расслышала замечания подруги.

— А потом, представь себе, явился в зал весь бледный, выражение лица такое томное, и — веришь ли? — танцевать стал! Вот геройство! Разве нет? Ты подумай, как он страдал при этом, только закружился в вальсе и вдруг…

— Господи, неужели тут же и умер? — со страхом и состраданием осведомилась Галя.

— Умер? Кто, Петя? Вздор какой! И не подумал! Что это тебе в голову пришло хоронить его?

— Как, что в голову пришло? Ты же говоришь, он отравился, — не поняла Галя.

— Да он и отравился, только не совсем. Побежал это он с отчаяния, понимаешь ли, в лазарет — и хвать, пока фельдшера не было, бутылочку с атропином [21], что кадетам иногда в глаза пускают. А атропин-то этот — яд страшенный. Петя, недолго думая, хлоп все до дна! Но, оказалось, он впопыхах вместо атропина рвотных капель глотнул, да весь пузырек сразу. Сперва будто и ничего. Вот он и решил, пока силы его не покинули, пойти в зал, взором проститься со мной и умереть у моих ног… Разве не поэтично? Но как только завальсировал, капли начали действовать. Тут он, понятно, со всех ног вон из зала. Вот когда я испугалась! Господи, думаю, умирать побежал… И ведь все я, все из-за меня! Жалко мне его! Так жалко, что, кажется, на всем земном шаре нет второго такого милого-премилого человека. Боже, думаю, пусть только не умирает, пусть придет, а я весь вечер с ним танцевать буду, ни шагу ни с кем другим не сделаю, ни слова никому не скажу! И вдруг смотрю — идет! О, счастье! Я так и побежала ему навстречу. Только танцевать много не пришлось — все больше сидели, даже говорили мало. Да и беседа была с большими перерывами: побледнеет, бедненький, а сам все-таки на меня смотрит. Затем вдруг: «Рardon» — едва выговорит и исчезнет.

— Ну, а потом что? — спросила Галя.

— Как что? Все, что полагается. Как я ни жалела и ни сочувствовала ему, но не можешь же ты предполагать, чтобы я в эти минуты ходила разделять с ним его страдания? — удивилась Надя.

— Да нет, — смеясь, запротестовала подруга, — я спрашиваю, что потом было, то есть чем кончилась вся эта история?

— Да она ничем еще не кончилась, а все идет да идет, а сколько за собой ведет всего! Вот слушай только, что дальше было, — торопилась выложить Надя все остальное. — Само собой разумеется, что с тех пор, как я убедилась, какой Петя герой, что жизнью даже был готов пожертвовать для меня, мы с ним душа в душу, а Ваня Телегин на втором плане. Завидно ему, весь зеленый от зависти ходит. А мне весело-о-о! Чудо! Понял он, конечно, что меня покорило Петино геройство, и решил тоже лицом в грязь не ударить. И давай случая искать. А тут как раз весна, травка, прогулки компанией. Прошло так недельки полторы. Как-то вечерком проходим мы мимо домика. Смотрю, в садике чудесные нарциссы, первые, понимаешь ли, в этом году. «Ах, какая прелесть!» — говорю и подхожу к самому забору. Но я едва приблизилась и открыла рот, вдруг как подскочат к решетке два громаднейших злющих дога! Как зарыча-ат! А там, из глубины двора, им на подмогу еще страшенная мохнатая дворняга несется. — «Вы так любите нарциссы?» — под аккомпанемент собачьего хора осведомляется Ваня. «Ужасно!» — отвечаю я. — «Хотите я их достану?» — «Что вы! Из чужого сада, и потом эти страшенные псы», — протестую я.

«Вы, кажется, думаете, что я боюсь собак? Хорош был бы военный! — молодцевато выпрямился он. — Я жалею, что это всего собаки, а не какие-нибудь разъяренные хищники, тогда бы я мог доказать вам…» — но доказывать ему пришлось уже по ту сторону забора…

Галя внимательно слушала подругу, та тем временем продолжала рассказ:

— Едва перепрыгнул Ваня забор, как псы залились пуще прежнего, совсем рассвирепели. Между тем мой Иван храбро под самым носом у собачищ общипал почти все нарциссы. Мне в ту секунду, как живая, представилась шиллеровская «Перчатка» [22] и неустрашимый рыцарь, выхватывающий ее из-под разверстых пастей львов и тигров… Разве не похоже? Точь-в-точь! Осталось всего три-четыре каких-нибудь цветка, когда противные псы больше не стерпели: один схватил Ваню за куртку, другой — за штаны… А тут еще какая-то толстенная бабища, вроде кухарки, вообразила, видно, что собаки просто между собой грызутся, да как плюхнет из окошка ушат с водой!.. Ваня как стоял, чуть не на четвереньках, так его с ног до головы и окатили. Он живо на забор, да не тут-то было: как взмахнул в воздухе ногами, так доги от злости свету не взвидели: один вцепился ему в пятку сапога, другой немножко повыше. Ну, думаю, совсем они его разденут, так и рвали все и рвали с него! Просто ужас!

— Да, вторая часть баллады не совсем такая, как у Шиллера, — от души хохоча, заметила Галя.

— Так что же, что не такая? — обиделась Надя. — Теперь же не Средние века… Я вообще не понимаю, что ты тут нашла смешного? Человек хотел принести в жертву свою жизнь…

— Но ограничился казенной пяткой и бахромой на казенных пьедесталах… — опять не сдержалась Галя.

— И вовсе не на казенных! Коли не знаешь, нечего и болтать. Вот именно, что брюки свои собственные, и сколько ему за них неприятностей от отца было!.. И не в том суть: разве он знал, что одни брюки разорвут?

Ведь его могли всего в клочья насмерть изодрать… Да что с тобой толковать! Ты ровно ничего в подобных вещах не смыслишь, — рассердилась Надя.

Тем не менее в ближайший же свой приезд девушка первым делом поспешила вытряхнуть все той же Гале весь свежий запас привезенных новостей и секретов.

Из ее болтовни Галя узнала, как глубоко несчастен Михаил Николаевич со своей женой, пустой светской женщиной, холодной и эгоистичной, помешанной на туалетах, балах и выездах; как мало она подходила домоседу Таларову, любящему семейный очаг, мечтавшему о тихом счастье в мирном уголке. Сперва она прикрывалась лишь вымышленными болезнями, чтобы под предлогом лечения вырваться из скучной для нее обстановки и вволю повеселиться за границей, в конце же концов дотанцевалась-таки до того, что хватила жесточайший плеврит, перешедший в чахотку. Приблизительно за год до того, как начинается наш рассказ, Михаил Николаевич был вызван телеграммой, возвещавшей об опасном состоянии здоровья Мэри. Он немедленно отправился к ней и быстро возвратился, схоронив жену и привезя на родину свою крошку дочь.

Все это Галя знала лишь со слов подруги, самого же дядю Мишу она не видела с памятного июньского дня, когда он приехал такой грустный, со скорбным выражением добрых глаз, как бы надломленный тоской, надрывая своим видом сердце Гали. И теперь, как живой, стоит в памяти девушки этот образ. И вот наконец он едет, добрый, ласковый дядя Миша. Завтра он будет тут!

Глава III

Под звон Пасхального Благовеста

Почти всю эту ночь Галя провела без сна, тем не менее поднялась на следующее утро бодрее и веселее, чем когда-либо. Дело так и кипело в ее проворных умелых руках, а было его по самое горло, так как наступила Страстная пятница.

Розовый передник беспрестанно мелькал то здесь, то там и нет-нет да заворачивал в «кожаную» комнату, чтобы удостовериться, все ли там в идеальном порядке. Кукушка и качалка, невзирая на вчерашнее распоряжение Марьи Петровны, конечно, были в ней оставлены: во-первых, Галя ни минуты не собиралась приводить это приказание в исполнение, во-вторых, и сама Таларова забыла про него; в сущности, ей было совершенно безразлично, где стояли означенные вещи — все сказанное накануне вытекало просто из желания сорвать на ком-либо или на чем-либо свое неудовольствие по поводу неприятной для нее телеграммы.