Это моя собака - Лукницкий Сергей Павлович - Страница 32

— Я не Бог, — сказал Ате, — но я пришёл сюда, чтобы найти Мир. Вы, если захотите, можете помочь мне в этом.

— Конечно, мы хотим, мы поможем тебе найти Мир, — сказали взрослые, — только как?

— Прежде всего бросьте давить виноград и пить эту пьяную воду, а уж потом пойдём добывать Дерево Мира. Мир ведь нужен всем, и вам, правда?

— Да-да, Мир нужен всем!

И они пошли, люди — много-много людей ко Дворцу Аштар-и-Калона, потому что Мир и правда нужны всем. Они ещё не знали, как они будут добывать Мир, но знали, что самое главное сегодня — это найти его и не позволить Аштар-и-Калону распорядиться им.

Они пришли в долину, из которой начиналась дорога ко Дворцу Аштар-и-Калона. Но только они вступили на эту дорогу, как она стала под ними гореть.

Люди стали выскакивать на обочину, но и там было горячо, каждый шаг давался с трудом, а стоило повернуть от Дворца, как немедленно их обдавал прохладный ветерок.

Наконец настал миг, когда двигаться вперёд стало просто невозможно. Люди остановились. Но Ате просил, умолял, настаивал, требовал идти вперёд… Наконец и сам он, сделав ещё шаг, обжигаемый огненным горячим ветром, остановился и громко прокричал:

«Я не знаю, кто помогает тебе, Дракон Аштар-и-Калона, для чего и зачем он даёт тебе такую силу. Ведь эта сила несправедлива. Мы не хотим войны, а она не пускает нас к тебе, чтобы мы забрали у тебя Мир, который принадлежит нам. Но знай, это нечестная борьба».

И вот тут-то мы услышали голос Ате, выскочили из Дворца Дракоши и увидели двигающихся навстречу множество людей.

Конечно, мы присоединились к ним.

И вдруг — странное дело, идти стало легче. Но не потому, что Дракон вдруг подобрел, и не потому, конечно, что мы тоже присоединились к толпе. Откуда ни возьмись, на всепожирающий огонь полилась вода. Это Большая Белая Река пришла на помощь людям. Стало чуть свежее. А когда становится свежее, легче идти на справедливое дело.

Впереди уже блестел, переливаясь огнями, Дворец Дракона. И сам Дракон тут как тут вылез из Дворца и уселся перед толпой на задние лапы, как кот.

— Вот уж не думал, что слуги моего сына Дракоши отважатся прийти ко мне, — ухмылялся огненный «кот», почёсывая задней лапой за ухом.

— А мы все же пришли, и пришли не для того, чтобы украсть у тебя Мир, но чтобы забрать своё, — произнёс Ате, — отдай нам Дерево Мира.

— Чтобы забрать своё, — повторили люди, — отдай нам Дерево.

— Чтобы забрать своё, — пропели птицы.

— Чтобы забрать своё, — шумели деревья.

Дракон не шевелился и ничего больше не говорил. Я решил, что он или загипнотизирован нами всеми, или прикидывается глухим. Дракон смотрел в одну точку и не шевелился. Вид его был удивлённым…

Вы думаете — отчего это он так удивился? Да меня увидел! Меня, обычного фокса-крысолова… Но он не посмел нападать на людей при мне, как он думал — иностранце, да ещё умеющем писать… Я ведь для него был иностранным корреспондентом. Поэтому при мне он хотел выглядеть порядочным. Он не мог даже подавлять при мне восстание своих подданных… К тому же я уже однажды довёл его до обморока. Он меня боялся!

Не дожидаясь, пока Дракон опомнится, Ате кинулся к Дворцу.

Мы же остались перед входом. Надо было продолжать усыплять бдительность этого дракона. Но стояли мы недолго. Ате показал нам пример героизма — и мы все вместе ринулись за ним…

Глава 10. Ате в покоях Аштар-и-Калона

Дракону, как я уже справедливо заметил, совершенно не улыбалось подавлять восстание своих подданных при иностранцах, хотя сделать это он мог без труда.

Поэтому он вынужден был прибегнуть к хитрости.

В то время, когда восставшие люди собрались было пройти во Дворец Аштар-и-Калона, навстречу им из Дворца вышли их дети и бросились каждый к своей маме или своему отцу. Люди, естественно, остановились в недоумении. Ведь их дети, спасённые Ате, находились при них, и с ними вместе они спускались с Золотого холма… Вдруг одна из девочек, выскочивших из Дворца, уронила голову. Да, да, она уронила голову, и под ней, человеческой детской головкой, оказалась голова страшной ящерицы. Тогда и другие выбежавшие из Дворца мнимые дети поснимали свои головы-маски…

Кошмарная картина! Это были ящерицы и змеи! Они бросились на людей, я бросился на них — а в это время Ате пробирался по покоям Дракона. Там какие-то крылатые существа начали было выталкивать людей из Дворца. Но Ате уже пробежал большую часть комнат. И вдруг в проёме дверей он увидел… свою маму! Конечно, если бы Ате видел, как только что перед Дворцом дети превращаются на глазах родителей в отвратительных ящериц, он засомневался бы: мама ли это? Но Ате не видел превращений, хотя всё-таки подумал, что из далёкой Африки его мама не успела бы доехать сюда, даже если бы ей хватило денег купить билет на пароход или самолёт.

Но тотчас же другая мысль перебила эту: а вдруг он в Африке, разве не может быть эта Огненная страна именно там? Тогда и мама близко.

Но снова сомнения остановили его: почему же тогда Дракоша принял его за шоколадного: ведь если это Африка, значит ему был бы неудивителен коричневый мальчик.

Но разве логика может взять верх над эмоциями, когда маленький человек видит перед собой самого дорогого на свете человека? И Ате, конечно же, бросился к маме.

Я очень хорошо понимаю Ате. Я сам очень люблю свою маму — собаку. Иногда мы с моим хозяином Витей ходим её навестить, но чаще я пишу ей письма. Жаль только, она не умеет читать… …Странно, Ате бежал к своей маме, а она не приближалась ни на шаг, он побежал снова, и вдруг остановился. Мамы не было, не было Дворца, а находился он в поле, окружённом стеной, и за ним захлопнулись огненные ворота.

Ате повернулся к воротам, они обдавались красным и белым огнём, но были холодны, как скала. Ате горько заплакал, уж к больно унизительному трюку прибег Аштар-и-Калона: показал маму, а потом обманул, выставил из Дворца. Ворота исчезли.

Но герои долго не плачут.

Ате немного отдохнул и теперь тщетно пытался найти ворота в неприступной стене. Он искал какой-нибудь выступ, за который можно было бы ухватиться, лазейку, кустик, но нет — стена была голой и кладкой, даже признака ворот не было видно. Тогда Ате решил обежать стену вокруг. Он помчался, но вдруг понял, что не сможет этого сделать — сколько хватало глаз, до горизонта высилась безжалостная стена. Он снова побежал, споткнулся, упал, вставать не хотелось, он угомонился и уснул. И почудилось ему, как его гладит по волосам настоящая мама и тихо напевает песенку:

«Не добежишь ли, мой сынок, до врат Дворца Дракона?

Пусть этот путь длиной в сто лет, но ты попробуй, мой ребёнок…»

Ате открыл глаза, вскочил, по звёздам определил, что спал не очень долго. Надо было спешить, он встал и отправился в путь. И вдруг его понесла Белая Река, понесла так быстро, что вскоре он снова оказался перед вратами Дворца Аштар-и-Калона.

Снова помогла Большая Белая Река! Наверное потому, что её сына уберегли от пьянства, перестали давить виноград в его чистые воды.

Ате вошёл в ворота и увидел, что все люди, которых он привёл, их дети, все, кто был на залитой огнём площади, что-то скандируют. Дракон продолжал сидеть перед Дворцом и улыбаться. чего-то он выжидал.

Ате не стал терять времени, вновь вбежал во Дворец и принялся искать там Дерево Мира.

Теперь уже он не поддавался на провокации.

Он побывал уже во многих комнатах и пока ничего не нашёл. Но вот он снова вбежал в ту, где так подло обманул его Дракон, показав «маму». И вдруг увидел волшебное сияние…

В золотом ведре с горящими на его стенках драгоценными камнями, озаряя таинственным светом Дворец и залу, не стояло, а парило в ореоле радуг и сияний деревце.

Ате сделал несколько шагов, деревце засветилось ярче. Ате сделал ещё шаг, и под гонами захрустели бриллианты. Ате удивился, он никогда не видел бриллиантов и решил, что наступил на простое битое стекло. Он стал отряхивать от бриллиантов башмаки, изумруды ослепили его. Ате сделал ещё шаг к деревцу, и словно все сокровища мира посыпались на него. Пошёл золотой дождь. Золотые монеты больно хлестали Ате. Алмазы, сапфиры, сердолики, гранаты щёлкали по полу, как град. Рубины, аквамарины, аметисты летели со всех сторон, поражая воображение. Но Ате они удивляли лишь необычным цветом и сверканием — ведь он не знал им цены.