Пассажир дальнего плавания - Пунченок Александр Ефимович - Страница 7

— В карты играют жулики! — сердито закончил разговор Яшка и пошел прочь от кухни.

— Погоди, Яша! — крикнул ему вдогонку повар.

Но Яшка не обернулся. Лучше он будет бегать с собаками, чем разговаривать с картежником.

Дядя Миша очень огорчился, а тут еще появился Самойленко. Этот матрос ненавидел карты и при каждом удобном случае изводил всякого, кто играл в них.

— О це знаменитый хлопец, гарно вин тебе! — обрадовался матрос. Он слышал разговор.

— Ну, ладно, ладно, — заворчал дядя Миша. — Не твое дело, смоленая душа.

А Самойленко разошелся и гремел уже на весь пароход:

— От хлопец! От здорово! Як вин тебе! «В карты играют жулики!..»

К камбузу подошло еще несколько человек.

— Чего ты пристал к нему? — сказал кочегар Томушкин, грозно наступая на Самойленко.

Томушкин в команде по росту был самым маленьким человеком, но не самым незаметным. Ни одно происшествие на пароходе не обходилось без его участия.

— А тоби що за дило? — хохотал Самойленко.

— Мое дело простое, — заявил Томушкин, — возьму тебя за шиворот и провожу к капитану. Зачем мешаешь человеку трудиться?

И для острастки Томушкин привстал на цыпочки, будто он и в самом деле мог достать шиворот высокого матроса.

— Тихо, тихо! — примирительно сказал Самойленко, но сам попятился от грозного маленького кочегара. — Видали, який комендант знайшовся?

Не торопясь и что-то пережевывая на ходу, в камбуз вошел боцман.

— Так, — сказал он и наклонился, чтобы прикурить от огня под плитой, — мальчишку этого необходимо посадить в канатный ящик.

— Так уж и в канатный? — раздался с палубы голос старшего помощника капитана.

Старпом проходил мимо камбуза. День был солнечный и теплый. Почему же не остановиться лишний раз на палубе? Кроме того, здесь что-то происходило.

Яшка стоял у борта и не мог понять, из-за чего спорили люди.

И вдруг среди всеобщего шума резко выделился один голос:

— А что, собственно, здесь происходит?

Спорщики обернулись.

На палубе стоял человек небольшого роста, очень молодой с виду и коренастый.

Одет он был совсем неподходяще для северных мест: в одной легкой рубашке, в трусиках с большими карманами и в сандалиях на босу ногу.

Все спорщики разом притихли и почтительно поздоровались.

Старший помощник выступил вперед.

— Понимаете, Александр Николаевич, хотим мальчишку в канатный ящик посадить.

— Отлично! — воскликнул человек в коротких штанах. (Яшка мысленно уже назвал его «физкультурником».) — Занятно! Которого же?

— Этого, — показал старпом на Яшку.

— Так, понятно, — физкультурник тряхнул головой. — А зовут тебя как?

Яшка отступил от него и тоже спросил:

— А чего вы в таких трусиках ходите?

— А вот хочу и хожу, — улыбнулся физкультурник.

— Ну и ходите.

Матрос Самойленко крякнул:

— Ось, який хлопец!

А старший помощник из-за спины погрозил кулаком.

Яшка ничего не понимал. Почему люди молчали и как-то странно переглядывались? Кто этот человек в трусиках? Может быть, главный какой? Но разве главные ходят в этаком виде?

В один миг в яшкином уме возникло сто вопросов. И на всякий случай он решил отвечать.

— Яшкой меня зовут.

Физкультурник снова улыбнулся.

— А фамилия?

— Кубас.

— Кубас? Стой, стой, а из каких же ты мест?

— Тихое — наше село называется.

— Из Тихого?

Физкультурник подошел к Яшке, взял его за подбородок и стал разглядывать яшкино лицо.

— Кубас из села Тихого, — бормотал он, — постой, а не твоего ли отца звали Иваном Кондратьевичем?

— Звали, — удивился Яшка.

— А мать у тебя Анна Михайловна?

— Она.

— Стойте, стойте, — обратился человек в трусиках к команде, — я данного товарища очень хорошо знаю.

Яшка от изумления вытаращил глаза. Веснушки на его лице стали словно выпуклыми.

— Отец этого мальчика, — сказал физкультурник, — лучший промышленник. Иван Кондратьевич Кубас три года ходил со мной в экспедиции, и мы с ним были большими друзьями.

— Медаль ему выдали за зверя, — робко пояснил Яшка.

— Правильно. А ну-ка, пойдем ко мне.

Диковинный человек сделал мальчику знак следовать за ним, но Яшка пропустил его на несколько шагов вперед, подбежав к старшему помощнику, тихо спросил:

— А кто это?

— Это профессор Александр Николаевич Дроздов, — ответил старпом, — очень знаменитый профессор.

— Ого, — Яшка сердито посмотрел на старпома, — знаю я, какие бывают профессоры.

Но любопытство одолевало Яшку, и он со всех ног пустился догонять занятного физкультурника.

Вскоре известие о случившемся облетело пароход. Все узнали, что профессор Дроздов хорошо знал яшкиного отца и что будто сам Яшка тоже друг профессора чуть ли не от рождения. Оно и понятно: ведь если новость передается устно от одного к другому, к ней всегда что-нибудь и прибавится по пути.

Глава пятая

Яшка сидел в каюте профессора уже с полчаса и без особого желания отвечал на его вопросы. Мальчику самому хотелось узнать побольше о своем новом знакомом, поэтому он разглядывал всё до мельчайших подробностей.

Каюта как каюта: стол, шкаф, диван, полка с графином для воды и повсюду птичьи перья. Наверное, вспороли здесь огромную подушку и перья из нее раскидали куда попало.

Почему этого человека называли профессором? Что это за профессор? Яшка знал, какие должны быть профессора. Два года назад к ним в село приезжал настоящий профессор; он изучал всевозможных рыб. Так у того ученого профессора была борода. Кроме того, одних ножиков и щипчиков он привез целый ящик. А микроскоп какой! В две тысячи раз увеличивал! Тот профессор подложил под микроскоп яшкин волос и дал всем ребятам посмотреть. Ну и волос оказался — толстенный, словно палка! Соседский Колька чуть не заплакал от зависти, что не его волос. Тогда настоящий профессор пожалел Кольку и увеличил в микроскопе его волос, но колькин оказался тоньше.

Мальчик еще и еще оглядывал своего нового знакомого и каюту. Нет, не похож он на ученого. Ученые не имеют права ходить в этаких штанах. И зачем он едет куда-то на пароходе, где лед да медведи?

А Дроздов всё допрашивал Яшку.

— Значит, ты ушел без разрешения матери?

— Ушел, — угрюмо отвечал Яшка.

— И она кричала, чтобы ты вернулся?

— Кричала.

— А ты не послушал?

— У нас все ребята в море по рыбу ходят, — кто больше надергает. Колька намедни двенадцать пикшуев привез.

— Да, — сказал Дроздов, будто не расслышав яшкиного объяснения, — мать у тебя хорошая женщина. — Он вздохнул. — И отец был хороший.

— Чего и говорить, — с умилением вспомнил Яшка, — в газетах про него писали.

— Отец твой был замечательный человек. Помню, работал я с ним на Пантелеевой полуострове. Время случилось позднее, осеннее, возвращаться пора, а парохода всё нет и нет: задержался где-то. У нас уже продукты кончались, и патрона ни одного не оставалось. Верно, запасы большие были сделаны на острове Заячьем, но туда сто километров пути. Уйдешь за продуктами, а здесь пароход явится и не застанет нас. Вот беда-то! Я тогда говорю твоему отцу: «Ты, Иван Кондратьевич, останешься здесь пароход караулить, а я пойду на остров Заячий». — «Ладно», — только и сказал он. Ну, оставил я ему еды, сколько возможно оставить было, а сам двинулся в путь. Думал я в неделю управиться, и продуктов у него было не более, чем на это время, да вышло всё не так. Ударили морозы, пурга закрутила, и вернулся я только через три недели. Но отец твой не трогался с места. Как приказано ему было, так он и сделал; голодный сидел уже вторую неделю, а никуда не ушел. Вот какой это был человек.

Профессор умолк. Мальчик сидел как завороженный. Разве не герой его отец? Этот рассказ можно было слушать без конца.