Пассажир дальнего плавания - Пунченок Александр Ефимович - Страница 27

— Нет, для духов. Я очень люблю духи. Хочешь, подушу тебя?

Яшка отстранился, но так резко, что уселся прямо на привезенную посылку. Она отлетела в сторону, треснула и расползлась. По всему полу рассыпались мелкие белые семечки. Ох, и досада напала тут на Яшку! Семечки! А он так бережно нес этот пакет.

Но Тамара Николаевна расстроилась больше Яшки.

— Эх ты! — сказала она, опускаясь на колени и сгребая семечки. — Это же огуречные семена для нашей теплицы. Ты все сорта перепутал.

— Какие там сорта? — Яшка сердито сдвинул брови. — Сказали бы, что семечки любите.

Девушка всё ползала по полу на коленях и собирала семечки.

— Чего ты стоишь? Помогай!

Но Яшка не стал больше разговаривать и пошел прочь. Он не верил такой молодой докторше. Конечно, это для нее забава, лакомство. Хотя какое лакомство огуречные семена? Баловство. Или, может, не для нее эта посылка? Но ведь Яшка отдал кому велено было, а теперь у него есть дела поважней. Да, теперь он знал, что ему делать. Не такими вот пустяками заниматься, а требовать, чтобы его назначили работать в бригаду. Только в какую?..

Об этом он размышлял на обратном пути.

На пароходе Яшка первым делом побежал к доске с объявлениями, и все его колебания немедленно пропали. Там крупными буквами было написано:

Сам Томушкин стоял возле доски и ел огромный кусок премиального торта. Увидев Яшку, Вася подозвал его и поделился с ним половиной своей порции.

Разве можно было после этого колебаться и раздумывать: в какой бригаде работать? Конечно, с машинистами.

Глава двадцать первая

Как Яшка попросил, так его и назначили в бригаду Петрова. Работать пришлось в трюме. Петров сначала руками развел:

— Какую я тебе работу дам? Помогать кряхтеть, что ли?

А потом придумал.

Мешки и ящики накладывали на веревочные стропы[44], затем строп вдевали петлей в петлю, — словом, груз укладывали на подъем, как вязанку дров. Но вязанку, раньше чем вскинуть на плечи, встряхивают, чтобы она не развалилась по дороге и не отбила бы человеку пятки. А как встряхнешь подъем груза, если он весом больше тонны? Развались он — беды не оберешься. Может и насмерть задавить.

Петров объяснил Яшке:

— Гляди сюда! Вот строп натягивается, а петля не захлестнулась. Непременно рассыплется подъем. Так, а мы его ломиком! — Он несколько раз ударил небольшим ломом по петле, и строп затянулся.

— Вира, веселей! — крикнул Петров наверх.

Подъем отделился от трюмного настила, качнулся и взмыл кверху.

Петров передал Яшке ломик. Как раз в этот момент очередной строп натягивался. Яшка, что было сил, ударил по нему, и от одного удара строп захлестнулся будто навеки-вечные.

— Правильно, лиха беда — начало! — одобрил Петров.

Яшка подмигнул ему. Он радовался. Вот они где, настоящие друзья, которые ценят его. А тут Петров вылез наверх и через некоторое время крикнул оттуда:

— Молодцом, Яков! Знаешь, как мы теперь боцманскую бригаду?

Как же было не стараться после этаких похвал? Яшка не только осматривал каждый мешок, но проверял их на ощупь — ладно ли завязаны — и уже не волновался, как вначале, а разговаривал, размахивая ломиком. Несколько раз даже предупредил взрослых, чтобы они посторонились от подъема.

— Полундра[45]! — кричал Яшка.

Через два часа объявили перерыв. Все вылезли наверх. Ждали Петрова: он ушел узнавать результаты. Но никто не сомневался в успехе, потому что каждый работал старательно и не произошло ни одной оплошности, ни одной задержки.

— Дорогие товарищи, — сказал Вася Томушкин, — людей в обеих бригадах одинаковое количество, у нас даже на Яшку больше, следовательно, наша производительность должна быть тоже больше.

Каково было слушать Яшке новую похвалу? Значит, не будь его, как бригада тягалась бы с матросами? А ну, погодите!

Пришел Петров. Вид у бригадира был совсем растерянный.

— В три раза больше. — Он не сказал, а выдавил слова из себя.

— А я что говорил?! — Вася от радости даже подпрыгнул. — На основании всех данных мы должны сделать больше. Им только штурвал[46] крутить.

Петров положил Томушкину на плечо ладонь и посадил его на место.

— Они выгрузили в три раза больше, — не мы.

— Как же это так? — пробормотал Яшка.

— А так, — Петров почему-то укоризненно поглядел на него, будто Яшка был виноват в этом. — Они на подъем сразу по три стропа давали; соображаешь?

— Так они ж матросы, их обучали этому… — Томушкин вдруг поперхнулся. Взгляд бригадира сулил мало хорошего.

Петров потер виски, покачался с носков на пятки и вдруг поднял веселое лицо.

— Ну, духи, чего загрустили? Чтоб работать у меня! Понятно? Чтоб пар шел! Будем тоже по три стропа на подъем давать. Попробуем по четыре! Яша, лети к боцману за стропами. А вы…

Яшка уже мчался по спардеку и не слышал, что там дальше приказывал Петров. Одна мысль, одно желание гнало мальчика: боцманскую бригаду надо опередить!

Боцман стоял у люка[47] и командовал, но не голосом, а поднятым пальцем. Когда боцманский палец крутился в воздухе, тогда матрос пускал лебедку так, что груз поднимался. И чем быстрей крутился палец, тем быстрей работала лебедка.

Вот палец застыл. Лебедка остановилась. Палец стал загибаться крючком, словно кланяясь кому-го, — груз начал опускаться.

Яшке это очень нравилось. Работали матросы без крика, только моторы у лебедок гудели. Может быть, боцманская бригада и обогнала потому?

Яшка подошел к боцману.

— Стропа нам надо.

— Вон бери у того трюма.

Мальчик забрал в охапку сколько мог стропов и пошел обратно.

Когда он вернулся к своему трюму, наверх поднималось сразу четыре стропа с грузом, и Яшка заметил, что ни один строп не был как следует обтянут. Разве это порядок?

Подбежав к люку, Яшка крикнул вниз:

— Куда это годится?

Снизу раздался спокойный и приятный голос машиниста Петрова:

— Стропа давай и сам бросайся сюда.

Яшка скинул вниз принесенные веревки и следом за ними полез сам. Это было в шесть часов пополудни.

В девять часов бригада Петрова выгрузила в два раза больше заданного, но боцманская всё равно шла впереди.

Люди работали с азартом, без передышек и перекурки, ни о чем другом не думая. Разделись до трусов. От разгоряченных блестящих тел валил пар.

Яшка старался изо всех сил, он ловко и точно обстукивал ломиком стропы, а их теперь в каждом подъеме было по три. И на каждый следующий подъем приходилось готовить три новых веревки.

Стали попадаться плохо завязанные мешки, но Яшка успевал завязывать их. Петров уже два раза кричал ему:

— Герой! Если бы не ты, — нам бы труба!

— Ну да, — Яшка важничал и старался еще больше.

А ломик сделался тяжелым. В самом начале работы вскидывать его было легко. Сейчас же Яшке казалось, словно кто-то держал его сзади за плечи и мешал поднимать железную палку. Руки точно скрутило веревкой. Но Яшка храбрился, не подавал виду, что вот-вот свалится с ног или сядет, — и всё тут.

Ломик настолько отяжелел, что, даже взявшись за середину, им трудно было взмахивать.

Спустя некоторое время Яшку уже не держали за плечи, а как будто несколько человек схватили его и пригибали к палубе. Во рту пересохло.

Где-то далеко-далеко крикнули:

— Шабаш!

Но так почудилось Яшке. Кричали вовсе не далеко. Бригадир Петров стоял над люком: