Пассажир дальнего плавания - Пунченок Александр Ефимович - Страница 15

— Подойди, узнаешь!

Яшка подошел.

— Встань между ними, вот так. Я тебя сейчас сниму на память вместе с кайрами.

— Ну да? — Яшке не верилось. Как же это профессор будет его снимать, как он сделает карточки?

Но Дроздов сказал правду. Он отошел шага на три и расстегнул на боку кожаную сумочку. Яшка думал раньше, что сумочка для денег, а в ней оказался маленький фотографический аппарат.

— Присядь, только осторожно, птиц не испугай, — приказал Александр Николаевич, глядя в стеклышко на аппарате. — Так, хорошо, а теперь обнимись с кайрами.

— Не буду! — вдруг решительно запротестовал Яшка.

— Почему?

— Что я, девчонка — обниматься?

— Правильно, отставить обниматься! Спокойно, снимаю!

Аппарат щелкнул.

— Минутку! — сразу же крикнул профессор. — Еще раз, — и он опять нацелился аппаратом.

— Александр Николаевич, надо торопиться, — напомнил штурман Жук, — вода-то убывает. Наш катер обсохнет совсем; до воды мы его не дотащим.

— Да, да, Дмитрий Иванович, может получиться неприятность. Вы идите все, а мы с Яшей быстро вас натопим.

— Ведро ваше давайте.

— Нет, оно мне понадобится.

К большой яшкиной радости. Жук ушел вместе со всеми, и тогда профессор снял Яшку еще несколько раз: четыре раза с птицами, а один раз отдельно, так, что море виднелось позади.

— Карточки я тебе обязательно пришлю, — пообещал Александр Николаевич, — как вернусь на «Большую землю», отпечатаю и пришлю. Адрес твой я знаю.

— Ага, — мотнул головой Яшка, — вы прямо мне шлите. На конверте так и пишите: Якову Ивановичу Кубасу в село Тихое, только марку не забудьте наклеить.

— Обязательно, а теперь давай собирать яйца. Отвезешь их в подарок повару дяде Мише.

— А вдруг болтунов наберем?

— Ну, это мы узнаем.

— Для этого ж их сварить надо и почистить, — усмехнулся Яшка.

— Не обязательно. Давай-ка соберем раньше.

Александр Николаевич осторожно столкнул с гнезда ближнюю кайру и взял яйцо.

Яшка вспомнил, что у него в кармане спрятаны два подобранных яйца, и сунул в карман руку, но там оказалась сырая яичница. Яйца разбились, когда кайры чуть не сбросили Яшку в море.

Он ничего не сказал об этом профессору, но птиц сталкивал теперь с гнезд осторожно и даже боялся громко кричать.

Очень быстро они набрали полное ведро яиц. Потом вышли на знакомую тропинку и увидели внизу бухту, где стоял катер.

Отсюда сверху было видно, как вода отступила от берега и на осушенном песке торчали камни, обросшие зелеными водорослями. Штурман Жук правильно говорил. Нос катера тоже обсох…

— Надо помочь, идем побыстрей, — сказал профессор.

Но катер уже покачивался на воде, когда они спустились. Некоторые люди из команды «Большевика» забрались в катер, а другие, сидя на корточках у воды, умывались.

Дроздов прежде всего подошел с ведром к большому плоскому камню у воды и позвал Яшку.

— Гляди, — сказал профессор и стал погружать в воду яйца кайр, — те, которые тонут в соленой морской воде, — свежие, а насиженные всплывают. Вот и вся премудрость. Теперь проверь каждое, а потом возьми в катере ведро и освободи наше.

Яшка так и делал, но тут его стало мучить сомнение: неужели это правда? Может быть, придумал профессор?

Он глянул на Дроздова, чтобы убедиться, не следил ли тот за ним. Нет, Александр Николаевич разговаривал со штурманом. Тогда Яшка взял яйцо, тонувшее быстрей всех, и стукнул его о камень. Разломал. Совсем свежее яйцо. Хорошо, а которое всплывает? Он разбил сразу два подозрительных яйца. Здо??рово! Внутри они были совсем мутные, пронизанные красными жилками. Насиженные!

Все яшкины сомнения улетучились разом. Значит, его друг — профессор из профессоров. Другого такого на всем свете не сыскать. Даже яйца он умеет угадывать сквозь скорлупу!

Яшка долго не подходил к катеру — так хотелось задержаться на берегу возле своего лучшего друга. Веки у Яшки щекотало, а в горле застряло что-то неудобное и горькое. Думал: «Только бы не расплакаться, а то Жук расскажет всем»…

— Что ж, давай прощаться, — сказал Александр Николаевич, обняв Яшку и поднимая его голову за подбородок. — Ну, ну, что же ты это, братец, — лохматил он яшкины волосы, — держись, — и, прижав мальчика к груди, профессор крепко-крепко поцеловал его. — Прощай, фотографии я тебе пришлю.

Яшка ничего не мог сказать. Комок в горле давил и мешал ему говорить. Вдруг он рванулся от профессора и, прямо по воде, побежал к корме катера, вспрыгнул внутрь и с головой забился под свернутые паруса.

Не слышал Яшка, как, прощаясь, кричали люди, как застучал мотор и волны стали биться о борта. Мальчик помнил только, как профессор ткнулся холодным носом в его лоб. А какой профессор! Ведь если бы Яшка остался с ним, то всегда, всегда слушался бы его…

Уже на полпути между берегом и «Большевиком» Жук осторожно заглянул под паруса и увидел спящего Яшку.

Глава одиннадцатая

Как только катер подняли на борт, пароход снялся с якоря и взял курс на пролив. Часы показывали за полночь.

Расставшись с профессором, Яшка не находил себе места. Бродил по палубе и всё вспоминал…

Говорят и пишут, будто собака — друг человека. Что верно, то верно. И яшкино горе развеяли собаки.

Драка — любимое занятие северных ездовых лаек. На «Большевике» они дрались круглые сутки, если не спали, конечно. Люди давно уже привыкли к собачьим распрям и перестали обращать на них внимание.

Яшка шел на корму и услышал истошный собачий визг. Казалось, что резали сразу всех собак и делали это не торопясь. Яшка поспешил к месту происшествия.

Собаки дрались на корме у четвертого трюма. Сначала ничего нельзя было разобрать. Яшка увидел какой-то разношерстный клубок из собачьих тел. Никакие его угрозы не помогали, да их и не было слышно, — так визжали лайки. Тогда он заметил на палубе кусок доски. Подходящий! Поднял его и принялся разгонять собак.

К слабым ударам они относились без должного уважения и только огрызались. Ах, так?! Яшка поплевал на руки и взялся за драчунов всерьез.

От увесистых ударов разбежалось несколько собак, должно быть, менее драчливых, но самый клубок стал кружиться и визжать еще яростней, потому что те, отогнанные, только мешали настоящей драке.

Палуба вокруг поля боя была вся в крови. Экое безобразие! Яшка рассердился и начал орудовать доской так, что лучше бы забияки и не начинали сражения.

Он старался не покалечить собак, и на долю каждой приходилось всего-навсего два-три удара. Но наказанная немедленно забывала о драке и даже без визга, только слабо скуля, отползала на брюхе далеко в сторону, потом поднималась и улепетывала во весь дух.

Так удалось Яшке разогнать всех собак, кроме двух. Эти уже получили по двойной порции и, видимо, без всякой пользы. Они сцепились до того свирепо, что только по двум хвостам можно было определить, сколько в клубке собак. Большая черная с коричневыми подпалинами дралась с маленькой белой, рыжехвостой. Яшка разглядел: маленькая крепко вцепилась в горло большой, а большая уперлась в нее лапами и судорожно старалась освободиться от своего яростного врага. Напрасно. Белая собачонка держала черную за горло мертвой хваткой. Яшка два раза ударил ее доской, — и опять без толку. Что же было делать?

Черная собака уже не могла визжать. Она глухо хрипела, и кровь текла у нее из разинутой пасти. Близился страшный исход собачьего поединка.

К счастью, мальчик заметил на трюме какой-то чехол. Яшка накинул его на животных, а сам навалился сверху. И это помогло.