Общество «Будем послушными» - Несбит Эдит - Страница 24

Тут появляются Дора и Дэйзи(обвив друг друга руками за талию как на картинке в мелочной лавке) и говорят, что они не пойдут с нами.

День и так был страшно жаркий, и разногласия среди исследователей по поводу необходимой провизии переросли в жаркие дебаты, и Г. О. потерял подвязку и не позволил Алисе заменить ее носовым платком, который любящая сестра вполне готова была ему пожертвовать. Словом, экспедиция, которая вышла в тот ясный солнечный день искать истоки реки, по которой Клеопатра плавала у Шекспира, или ледяные равнины, о которых Нансен написал такую толстую книгу, начиналась при весьма мрачных предзнаменованиях.

Но целительный покой природы помог им вскоре перестать дуться — Освальд и не дулся, он просто не хотел делать ничего из того, что предлагали остальные — и после того, как мы прошли вдоль ручья и видели водяную крысу и запустили в нее камнем, гармония была восстановлена. В крысу мы не попали.

Сами понимаете, мы не таковы, чтобы прожить столько времени возле ручья и не попытаться исследовать его глубины. Это ведь был тот самый ручей, куда сиганула овца (отважный прыжок!) в тот день, когда мы устраивали цирк. Само собой, мы не раз и сами забирались в него — там, где помельче. Но сегодня мы собирались идти далеко. Мы правда собирались, но когда мы дошли до того места, где через ручей переброшен деревянный мостик для скота, Дикки крикнул: «Привал!» — и все мы с удовольствием опустились на землю. То ли дело настоящие исследователи, которые не знают покоя ни днем, ни ночью, пока не доберутся туда (будь это «туда» Северный полюс или самый центр того, что на старых картах обозначается как Пустыня Сахара).

Провизия, собранная различными членами экспедиции была хороша в двух отношениях: во-первых, вкусно, а во-вторых, много. Кекс, крутое яйцо, колбаски, коринка, сырный пирог, изюм, холодные пирожки с яблоком. Все это было замечательно, но Освальду казалось, что истоки Нила(или Северный полюс) — по-прежнему далеко, и ничего особенного они из себя не представляют.

Поэтому он с удовольствием услышал, как Денни, растянувшийся на животе после основательного перекуса, сказал:

«Похоже, это глина: вы когда-нибудь делали из глины огромные горшки и блюда и обжигали их на солнце? Я читал об этом в книжке, и там еще запекали в песке черепах или устриц — не помню точно».

Он взял кусочек глины и принялся разминать его, и в тот же миг мрачное облако, нависшее над исследователями, рассеялось, и мы все забрались под мостик и принялись возиться с глиной.

«Ой как здорово!» — сказала Алиса. — «А потом мы раздадим эти огромные горшки здешним беднякам, которые не могут купить себе посуду. Это будет добрый поступок для книги Золотых Дел!»

Читать-то об этом легко, а вот попробуйте вылепить из глины большую тарелку. Как только удается сделать большую лепешку, она вдруг разрывается, хотя мы делали их и так слишком толстыми, а когда пытаешься загнуть краешки, они обламываются. Но мы старались изо всех сил и уже сняли и носки и башмаки. Когда ноги в холодной воде, злиться невозможно, и в этой возне с глиной, когда ты не заботишься, перемажешься ты или нет, есть что-то успокаивающее, к чему не может остаться нечувствительной самая жестокая грудь, которая когда ли билась на земле. (У меня все-таки немножко получается как в девчачьих книжках, верно?)

Потом мы поняли, что большая тарелка у нас не выйдет и решили заняться чем-нибудь помельче. Мы вылепили несколько блюдец, а Алиса сделала горшок (она сцепила оба кулака и велела Ноэлю облепить их глиной, а потом они подровняли это и внутри и снаружи (работать надо непременно мокрыми пальцами), и получился горшок — во сяком случае, так они это называли. Налепив достаточно всего, мы разложили это на солнце для просушки, но хотелось сделать все как следует, так что мы разожгли костер, а когда он прогорел, уложили свои горшки на белый раскаленный пепел, в котором еще бегали красные искорки, и насыпали пепел на них и сверху, и еще подложили хворосту. Замечательный получился костер.

Мы чувствовали, что уже приближается время полдника, поэтому решили оставить все до завтра, а завтра уж и забрать свои изделия.

Мы пошли домой через поле, но Дикки оглянулся и сказал:

«Костер здорово разгорелся».

Мы тоже оглянулись. В самом деле, на фоне вечернего неба высоко вздымались языки пламени.

«Наверное, глина загорелась», — сказал Г. О. — «Наверное, это горючая глина. Я что-то об этом слышал. А еще бывает глина, которую можно есть».

«Заткнись!» — с убийственным презрением сказал ему Дикки.

Мы все дружно повернули обратно. Мы все чувствовали — бывает такое смутное предчувствие: что-то не так, и мы как всегда виноваты.

«Быть может», — сказала Алиса, — «мимо проходила прекрасная юная леди в муслиновом платье, и на платье упала искра, а теперь она катается по земле в мучительной агонии, вся охваченная пламенем».

Угол леса мешал нам рассмотреть, что там происходит, и мы очень надеялись, что Алиса ошибается.

Но когда мы подбежали к своему глиняному заводику, то увидели бедствие почти столь же ужасное, как безумная фантазия Алисы. Занялась деревянная изгородь возле мостика и горела уже вовсю.

Освальд пустился во всю прыть, остальные за ним. На бегу он сказал себе: «Не время беречь одежду. Будь отважен, мой мальчик!»

И он был отважен.

Приблизившись к роковому месту, он увидел, что вода из кепок и соломенных шляп, как бы быстро ему не подавали эти сосуды, не поможет загасить пламя, и его полное событиями прошлое подсказало ему, к каким методам надо прибегнуть перед лицом стихийного бедствия.

Он сказал: «Дикки, намочи свою куртку и мою тоже и давай их сюда. Алиса, отойди, эти дурацкие девчачьи одежды только на то и годны, чтобы загореться».

Дикки и Освальд сорвали с себя куртки, Денни тоже, но ему и Г. О. мы не позволили. Затем отважный Освальд приблизился к краю горящего моста и прижал к нему свою влажную куртку, словно компресс к груди пациента, страдающего бронхитом. Горящее дерево зашипело и Освальд отшатнулся, наглотавшись дыма. Затем он схватил вторую куртку и прижал ее к другому участку перил и снова, как он и рассчитывал, сработало. Но тут надо было повозиться, и дым, разъедавший глаза, заставил юного героя уступить место Дикки и Денни, чтобы они к нему не приставали. В конце концов все уладилось и прожорливая стихия была побеждена. Мы забросали проклятый костер глиной, чтобы он уже точно не разгорелся, и тут Алиса сказала:

«Теперь нам придется пойти и во всем признаться».

«Конечно», — оборвал ее Освальд. Он с самого начала знал, что придется во всем признаваться.

Мы пошли к фермеру, который работал на участке возле Моат-хауза, и пошли к нему не откладывая, потому что такие новости становятся тем хуже, чем дольше их сберегаешь, мы все рассказали ему, а он сказал:

«Ах вы маленькие…» — все остальное я повторять не стану, потому что уверен: об этом он пожалел в ближайшее воскресение, когда пошел в церковь, а то и раньше.

Мы не стали обижаться на то, что он говорил, а просто повторили, что просим прощения, но он не принял наши извинения как подобает мужчине, но повторял «Ах вы…» и так далее, словно баба. Потом он пошел осматривать свой мост, а мы пошли пить чай, но наши куртки уже никогда не выглядели как новенькие.

Конечно, отважные исследователи не должны отступать перед причитаниями фермера, тем более перед его бранью. Альбертова дяди дома не было, так что нам не выпала в тот день двойня порция, а на следующий день мы пошли искать истоки великой реки или же гороподобные айсберги.

Мы вышли тяжело нагруженные огромным пирогом, который спекли нам Дора и Дэйзи, и шестью бутылками лимонада. Должно быть, истинные исследователи носят лимонад в чем-нибудь полегче, чем эти бутылки; должно быть, они покупают сразу бочонок, что гораздо дешевле, и девочки тащат его на спине, как на картинке дочери полка.

Мы миновали вчерашние пожарище, и воспоминание о нем пробудило в нас столь сильную жажду, что было решено тут же выпить лимонад и спрятать пустые бутылки. А затем мы отправились дальше в твердой решимости достичь в этот день ледяной или тропической цели нашего пути.