Черный завет. Книга 2 - Булгакова Ирина - Страница 54

Хуже всего то, что несмотря на усталость сон не шел. Свеча догорала, но девушка так и сидела на лавке, не сводя глаз с кочевника. Весь день отмахивалась от мысли: что же заставляет ее вновь и вновь касаться его гладкой смуглой кожи, прикрываясь тревогой за его жизнь, ведь надобности в том уже не было. А к вечеру сдалась. Села возле него, обтерла влажной тряпицей небритое лицо с ввалившимися щеками и призналась себе: ничего она в этом не понимает. И как ни странно — стало легче. По крайней мере, прикосновения к нему перестали вызывать смутное беспокойство, будто совершает что-то недозволенное.

Сквозь пыльные окна в комнату проникали лучи света, когда Роксана открыла глаза. Новый день полнился звуками. Она спросонья перевернулась на левый бок и подскочила от удивления — кочевника рядом не было. Девушка заставила себя поменять Леону повязку и напоить настоем багульника, прежде чем тревога выгнала ее во двор.

Ханаан-дэй нашелся там, где только и мог найтись "лошадиный царь" — у конюшни, в загоне. Перед закрытыми, щербатыми воротами уныло стояла Ларетта. Ее не пустили в загон и она шумно дышала, кивая головой в угоду невеселым мыслям.

Кочевник сидел на корточках посреди загона. Рядом с ним лежал ворох скошенной травы. На самом далеком от него расстоянии нервно перебирая тонкими ногами, стояло чудо — кому пришло бы в голову назвать замученное, худое существо конем? Тот самый жеребец, которого Роксане так и не удалось вывести из конюшни, прядал чуткими ушами и таращился на копну, лежащую перед кочевником так, словно не жизнь она несла, а смерть.

Девушка так и не дождалась, чем же закончится противостояние — поманила за собой послушную Ларетту и вернулась в дом — проведать Леона и сварить обед.

Кочевник появился вечером, чисто выбритый и весьма довольный собой. Предмет его гордости был теперь пристегнут к здоровому плечу. Роксана не сомневалась — меч возвратился к своему владельцу.

— Бери, — он протянул ей оружие и девушка не сдержала вздох. Матово блестевшее острие ее потерянного кинжала извивалось в руках Ханаан-дэя. — Твое. И это твое, — в его руках ловила теплые блики многострадальная заколка.

— Спасибо, — от радости и не заметила, как улыбнулась. А когда заметила, кочевник уже хозяйничал у открытого зева печи.

— Что случилось, знаешь?

Его вопрос после сытного ужина застал ее врасплох.

— Не знаю, — отозвалась она и поспешно спрятала глаза. — Мне стало плохо. Очнулась — всё так. И все мертвые.

Он кивнул головой, словно такого ответа и ожидал.

С каждым днем к кочевнику возвращалась былая форма. Чего нельзя было сказать о Леоне. Парень не приходил в себя. Роксане приходилось постоянно менять ему мокнущие повязки, смачивать водой сухие губы, вливать в него жидкую пищу, которую он глотал с трудом. Ожоги на ногах перестали вызывать опасение в первую очередь. Черная опухоль спала с лица и единственное, что никак не хотело затягиваться — многочисленные раны на теле. На взгляд Роксаны, даже несмотря на это, парень давно должен был придти в себя, но он бредил и она смирилась с тем, что видимые болячки ничто по сравнению с тем, что сидело внутри.

Однажды утром кочевник поднялся раньше обычного — в окнах еще не брезжил рассвет.

Роксана давно выбрала другое место для сна — на ворохе одеял возле печи, уступив лавку кочевнику. Вместо того, чтобы заняться утренними делами, Ханаан-дэй сел за стол.

— Надо уходить, — тихо сказал он.

— Я знаю, — она встала, подошла к столу и заняла другую лавку — напротив него.

— Надо уходить сегодня.

— Мы не можем оставить его здесь. Иначе зачем вообще все это было нужно…

— Теперь он не может ждать от тебя помощи.

— От нас, — поправила она.

— От нас, — послушно согласился он и Роксана насторожилась.

— И что? — осторожно спросила она. — Раз он оказался слабаком — бросить его здесь, на съедение собакам?

Кочевник оставил в покое кружку, которую пытался вертеть в руках. Перевел взгляд на Роксану и долго разглядывал ее в упор. В конце концов она смутилась — искренняя надежда на то, что она не выглядит с утра уж слишком заспанной, вогнала ее в краску.

— Я расскажу тебе сказку, — вдруг тягуче начал он и Роксана едва не возмутилась в голос. Тут же некстати вспомнилась другая сказка. Это сравнение покоробило ее. По всей видимости, и тот, кто остался не погребенным и кочевник, считали ее человеком недалекого ума. Девка — что с нее возьмешь? Ей прямо попробуй чего скажи — ведь не поймет! Не-ет, только сказками, как малолетнему ребенку.

Досада оказалась так сильна, что Роксана прослушала начало.

— …но умер великий воин. Пришла беда и в его род. То было кровавое время — горела степь и брат шел на брата. Тогда старец вызвал великого воина, и явился тот, как положено, в шкуре Шанди — оборотня. И спас свой род от гибели. Но враги стали одной силой и окружили кострами становище старца. И сказал вождь врагов: отдайте нам Шанди — не тронем ваш род, будете жить спокойно. А не отдадите — все погибнете и Шанди умрет. Мне, говорит вождь, людей жалко и своих и чужих, но не можем мы жить без опаски, пока ваш Шанди на свободе. И рассудил старец, что главное для рода — выжить. Позвал Шанди и сказал — уходи. Удивился Шанди: зачем ты, старец, меня врагу отдаешь? А тот ответил: твой долг род спасти — радуйся, твоя смерть спасет нас. Ничего не ответил Шанди — истаял без следа, только однажды суждено вселиться душе в шкуру оборотня. Но с его уходом не стало мира. Вождь рассудил, что предательство рождает предательство, и никогда у волка не родится ягненок. И погиб род до последнего младенца, и некому было защитить его.

Девушка молчала, ожидая продолжения. А кочевник поднялся из-за стола и пошел к двери.

— Тебе хорошо говорить, — так горько сказала она, что разжалобила даже себя. — А я… Я не знаю, как поступила бы я, если бы меня так пытали. Наверное, тоже рассказала бы все… Я не знаю…

— Я знаю, — он остановился в дверях, но поворачиваться не спешил. — Я знаю: ты поступила бы по-другому. Завтра мы уходим. Возьмем лошадь…

— Ларетту, что ли? — удивилась она, но кочевник не понял, кого она имела в виду. — Ты видел этих лошадей. Там дорога холмистая — то вверх, то вниз. Ни одна лошадь не пройдет.

— Эта пройдет. Я нашел хорошую.

Так тихо, так по-человечески сказал, что ее сердце дрогнуло. И такой беззащитной вдруг показалась его спина, что грех было не воспользоваться.

— Ханаан, — шепотом сказала она, — зачем ты с… нами возишься? Зачем не идешь один?

— Я тебе должен, — без запинки ответил он. — И долг собираюсь отдать.

— Не ври! — крик пробил защиту и угодил точно в цель. Беззащитная спина не то чтобы дрогнула, только странно застыла.

Кочевник ничего не ответил. Так и не оглянувшись, он вышел за дверь.

Ближе к вечеру, Роксана нашла его в загоне. Гелион совершенно распоясался — осенним днем пригревало так, что жарко стало даже ей. Поэтому вполне объяснимым ей показалось желание кочевника снять с себя не только куртку, но и рубаху — она сама с трудом удержалась от этого.

Ханаан-дэй гонял на аркане коня. Роксана не позволяла себе часто появляться у конюшни — то была вотчина кочевника, поэтому не сразу узнала в вороном жеребце того слабосильного доходягу. Невозможно было поверить, что столь разительные перемены произошли за такое короткое время. Буграми переливались под кожей мощные мышцы, без следа исчез на боках ребристый частокол. Жеребец смирился с волей нового хозяина, но продолжал разыгрывать непокорность. Весь его вид говорил "я не сдался, не сдался — я крепкий орешек, со мной еще предстоит повозиться". Но то была игра — уши его, почти соприкасающиеся кончиками, чутко внимали приказам хозяина.

Пробегая мимо того места, где разинув рот стояла Роксана, жеребец поспешил проявить характер. Мгновенно встав на дыбы, он шумно дохнул и порыв ветра отогнал девушку подальше.

Кочевник быстро успокоил питомца — гортанный степной говор подхватил ветер и понес прочь. Конь спокойно затрусил по кругу, но всякий раз, пробегая мимо, косился на Роксану влажным лиловым глазом.