Черный завет. Книга 2 - Булгакова Ирина - Страница 48

Он усмехнулся. Роксана молчала. Ни о чем другом, кроме жажды она думать не могла. Если у кого-то другого еще была надежда выпросить воду, то обращаться с просьбой к Протасу — затея безнадежная.

— А тут в деревню заехали и Мокий мне говорит. Смотри, говорит, не наш ли это беглый парень? Видела дружка своего? — Протас подмигнул ей. — Не сразу, ох не сразу, разговорился парень. Мокий уже из сил выбился.

Толстяк что-то пробормотал себе под нос, по-прежнему не отрывая глаз от кочевника.

— Ну, я-то умею с людьми разговаривать. Всего-то и понадобилось — пятки прижечь.

— Не сомневаюсь, — Роксане пришлось вступить в разговор — слушать дальше было выше ее сил.

— В чем это, интересно?

— В том, что умеешь с людьми разговаривать.

Протас помолчал, буравя ее колючим взглядом.

— Брось, — наконец, сказал он. — Тебе-то на что жаловаться? Пока, — он стремительно шагнул ей навстречу. Показная любезность слетела с него, как шелуха. — Но у тебя будет время позавидовать своему попутчику.

— Этому? — Роксана кивнула головой в сторону кочевника.

— Даже не надейся. Тому, что висит там, во дворе. Жаль, косы своей ты где-то лишилась. Было бы интересно подвесить тебя за нее. Степняк, что ли, раньше меня постарался? Я бы и не узнал тебя, если бы Леон заранее меня не предупредил…

— Слушай, Протас, — ее покоробило его имя, произнесенное вслух, — ты за что меня так ненавидишь? Все за то, что пырнула тебя ножом? Покажи хоть, что осталось — посмотрю напоследок, стоит ли того твоя ненависть.

— Давай, скаль зубы, недолго тебе осталось. Скоро забудешь, как это делается, — он протянул руку и Роксана успела убрать плечо, на которое он собирался облокотиться. Вместо этого Протас оперся на стену за ее спиной. — Я знаю, что ты убила моего отца.

— Какого еще…, - начала она, но он не дал ей договорить.

— Ты убила Корнила. Тогда, в Гранде, нашлись свидетели, которые видели, — наклонившись к ее уху, тихо сказал Протас.

Роксана осталась стоять на месте. Не объяснять же ему, что это сделала не она? Была бы у нее возможность — тоже рука бы не дрогнула. Протас и раньше питал к ней болезненную ненависть, а сейчас, подогретая местью за отца она граничила с сумасшествием. Если оставалась еще граница. Она заглянула Протасу в глаза и ей стало не по себе. Оттуда, прикрывшись человеческой личиной, на нее смотрел зверь. Но не тот матерый, хитрый зверь у которого охотники вырезали молодняк, а тот, у которого никогда и быть не могло ни продолжательницы рода, ни щенков.

— Так что держись, Роксана, дарю тебе одну ночь, — шептал Протас. — Я не удивлюсь, если завтра ты будешь валяться у меня в ногах и выпрашивать легкую смерть. Скажу больше — мне будет приятно.

— Ты напугал меня, — ровно сказала она.

— Правда напугал?

— Правда. Я не буду спать всю ночь.

Протас медленно отодвинулся от нее.

— А чего ты еще ждал? Я что показалась тебе такой сильной? Ты ошибся, Протас. Ты же не откажешь в последней просьбе приговоренной к смерти? — она подалась к нему и он невольно отшатнулся. — Ведь не откажешь, Протас?

Он коротко втянул воздух, будто проверяя, чем она пахнет.

— Ну? — после паузы спросил он.

— Принеси мне кувшин крепкого вина. Хочу напиться перед смертью… чтобы не думать. А завтра… завтра все будет, как ты хочешь.

Протас отступил. Углы тонких усов поползли вверх. Он пытался изобразить улыбку, но у него не получилось.

— Обязательно будет так, как я хочу, — ловя за хвост ускользающее первенство сказал он.

— Вот именно.

Разбойник повернулся и пошел к лестнице. Толстяк неуклюже посторонился, пропуская его.

— Так что же, Протас? — бросила в спину, по которой струилась атласная рубаха. — Выполнишь просьбу обреченной? Тогда клянусь тебе, когда стану Отверженной, тебя не трону…

Она не успела договорить. Протаса отбросило от лестницы и он опять оказался рядом с ней.

— Куда хватила, — в глазах его плясали искры, — Отверженной… Точно клянешься?

— Клянусь, — она легко принесла клятву. Кто знает, выполняют ли Отверженные клятвы, данные при жизни? — Когда стану Отверженной — тебя не трону.

— Пойдет, — он ткнул ее кулаком в грудь. — А я когда… если стану Отверженным — и на том свете тебя отыщу.

— Пойдет, — в тон ему согласилась она.

Не кувшин, правда, в просмоленную флягу с крепчайшим белым вином принесли ближе к вечеру, когда девушка уже совсем потеряла надежду.

Как раз хватило на то, чтобы промыть кочевнику рану.

За то время, что она промывала и перевязывала рану тканью, оторванной от собственной нижней рубахи, Роксана не услышала от кочевника ни звука. В сознание он так и не пришел и лишь неровное дыхание указывало на то, что он еще жив. Такое неровное, что девушка успевала покрываться холодным потом, дожидаясь следующего вдоха.

В просветцах гулял ветер и свежесть, напоенная запахом осенних цветов будила жажду свободы. Со двора доносилось негромкое лошадиное ржание, людской говор и лязг металла. Белесый свет ближе к вечеру погас. И если бы не робкая Селия, пробивавшаяся между тучами, в подвале воцарилась бы темнота.

Роксана не отходила от кочевника. Она перевернула его на бок, чтобы сквозная рана на спине причиняла ему меньше боли. Но он все время норовил перевернуться на спину и в конце концов она оставила его в покое. Усталость взяла свое и девушка уснула, ткнувшись лбом в солому.

Проснулась Роксана как от толчка и рывком села, облокотившись на стену. Глаза у кочевника были открыты. Она обрадовалось было тому, что он пришел в сознание.

Рано обрадовалась. В черных, широко открытых глазах бродили тени прошлого.

— Надо уходить, — внятно сказал он на степном наречии.

— Куда же тут уйдешь, — по-веррийски ответила она, еще не догадываясь, что он бредит.

— Надо уходить, брат… Не знаю зачем, эта война… Джавар… Джавар другой. Брат, помнишь, как отец говорил? Другой.

— Тихо, тихо, — она попробовала его успокоить, опасаясь, что он потратит на разговор последние силы.

Он не слышал ее.

— Нельзя воевать, нельзя, брат. Нельзя брать чужого… Надо защищать свою землю, семью… Раньше, раньше другой Джавар был. Те, кому нужна война — они… поменяли Джавар. Брат, нам нужна степь… Река… в степи… песок…

— Ханаан-дэй, — взмолилась она, — прошу тебя, успокойся, помолчи….

— Нам нельзя с тобой, брат. Бабка с севера была, как же?… Против родственников пойдешь? Нельзя… брат…

На его лбу выступила испарина. Роксана обтерла его лицо тряпицей, смоченной вине, надеясь привести в чувство. Но он был далеко от подвала, в котором лежало его бренное тело, и как она ни звала — возвращаться не собирался.

— Брат, — вдруг радостно выдохнул кочевник. — Ты пришел…

Взгляд его, устремленный мимо нее просветлел и Роксане стало страшно. Она не смогла удержаться — оглянулась — в последний момент ожидая увидеть кого угодно. Вокруг было темно и тихо. Ночную тишину нарушало лишь судорожное дыхание кочевника.

— Пришел… хорошо. Можешь мне ничего не говорить… Я знаю сам, женщине нельзя отказывать… Увидишь, ради… кого я пошел против Джавара… С волосами цвета… речного песка.

Он попытался подняться и ей пришлось силой удерживать его.

— Ханаан-дэй, прошу тебя, — жалобно попросила она, — спи, тебе станет…

Рука его поднялась и потянулась к неведомому Роксане собеседнику. Она перехватила ее и изо всех сил сжала пальцами. Горячая ладонь безвольно застыла в ее руках.

— Я ухожу, — тихо сказал он. — Ухожу… Прости. Буду с тобой как… Шанди… всегда… Только позови…

Его веки стали медленно-медленно закрываться. Еще ни разу в жизни Роксана не видела, чтобы так медленно закрывались глаза. Она стиснула его руку, впилась в нее ногтями.

— Какой еще оборотень? Ты никуда не уйдешь! — громко, со злостью крикнула она. — Ты не уйдешь! Я не отпускаю тебя!

— Прости, — тихий шепот она едва расслышала, — прости… Роксана…

Дыханье его прервалось.

— Нет! — она схватила его за шею и прижала к себе. — Ты никуда не уйдешь! Ты хозяин, ты — мой хозяин! Хозяин должен заботиться о том, что ему принадлежит! Ты должен заботиться обо мне! Куда же ты пойдешь — я не пущу тебя! Ты — мой хозяин… Я спасла тебе жизнь — три раза! Три! Слышишь, ты! Ты мне должен! Не смей уходить!