Черный завет. Книга 2 - Булгакова Ирина - Страница 32

Хуже всего, что как ни крути, а идти предстояло мимо дивного творения. Лес, пусть небезопасный, но знакомый внезапно кончился. Каменная гряда начиналась у замка и простиралась далеко на восток, в то время как на западе несла свои бурные воды река, берущая начало в горах. Мутный поток то и дело цеплялся за пороги и нечего было и думать о том, чтобы переправиться, используя подручные средства. Пологий берег, до того вполне мирно соседствующий с кромкой леса, круто поднимался, словно искал приюта у стен замка. Глубокий ров, заполненный оттоком из реки, обегал неприступный замок у крепостной стены. Узкая, но такая нужная тропа, вела на юг, мимо окованных железом ворот.

Путники остановились на ночлег в лесу, недалеко от излучины реки. Там, где еще пологий берег спускался к воде, стремительно набирающей силу, чтобы после поворота втиснуть бурный поток в узкий пролив между отвесными скалами.

Роксане понадобилось время чтобы разобраться в том, как продолжить путь. К тому же малочисленный отряд нуждался в отдыхе, после того бешеного перехода, что она устроила мужчинам. Если их гнало вперед неприятное воспоминание от близкого знакомства с Марами-морочницами, то ее толкало в спину нечто большее.

В первый день пути девушка не могла отделаться от мысли, что старуха не сгорела, погребенная под рухнувшей крышей дома. Это душа светлой знахарки спокойно устремляется вверх и обретает вечный покой в Небесной обители. А душа той, кто по собственной воле отказался от благословенного ремесла, наверняка могла пакостить и после смерти.

Напрасно кочевник, почуяв ее состояние, обмолвился на вечернем привале о том, что сожжение ведьмы — залог успокоения.

— Я знал знахарку. Ее звали Гульнара, — громко, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Ханаан-дэй. — Огонь — покой для ведьмы.

— Огонь — для любого покой, — буркнул Леон, также не глядя на кочевника. — Почему же у вас обычай — сжигать умерших? Вы же лишаете их загробной жизни.

На памяти Роксаны это был первый вопрос, с которым парень обратился к грозному кочевнику. Ради заключенного с собой пари — ответит тот или не снизойдет до ответа, она отвлеклась от созерцания разгорающегося костра и посмотрела на кочевника, занятого свежеванием зайца. Правда, долго смотреть не смогла. Вид лишенного кожи тельца вызвал у нее приступ тошноты — некстати вспомнилось обезглавленное тело Мары.

— Мы лишаем умерших не загробной жизни, — через силу заговорил кочевник и спор с собой Роксана проиграла. — Душа отлетает и ничто ей не помеха. Мы лишаем тело мучений после смерти. Кто пожелает родственнику зла? Ночные девы, или по-вашему, Мары-морочницы — тому пример.

— Тело… пустяк. А вот как быть с душой? У погребенного человека душа устремляется в Небесную обитель. А у сожженного — пусть тело и не станет одним из Отверженных, зато душа покоя не знает. Вот и пример, далеко ходить не надо: Шанди — волки-оборотни, в которых вселяются души умерших степняков, — расхрабрился Леон.

Однако кочевник замолчал и не сказал больше ни слова. Из того, как резко он насадил зайца на подготовленный остро заточенный вертел, Роксана сделала вывод: опять разозлился сам на себя. Вот ведь не успокоится никак человек. Казалось бы — лес молчит, костер горит, мясо жарится — оставь злобу на потом, дай себе отдохнуть! Так нет же — забудется, и себе же простить не может.

Роксана махнула на него рукой и ответила Леону.

— Шанди — оберег. Хоть и оборотень. Если семья в опасности, родственники вызывают душу умершего. Она вселяется в волка и оберегает всех от напастей. Для любого степняка быть после смерти Шанди — почетная обязанность.

Кочевник выстрелил в нее взглядом, покривил губы в двусмысленной улыбке, но промолчал. Видать, более или менее, его удовлетворило ее объяснение.

— Не знаю, — задумчиво протянул Леон, — понравилось ли бы мне после смерти, вместо того, чтобы наслаждаться отдыхом в Небесной обители, волком скитаться по земле.

На сей раз кочевник не сдержался.

— Веррийцы, — презрительно бросил он и отодвинул зайца от прямого огня.

И ушел. Спина не дрогнула от двух пар глаз, провожавших его. Горящих неприкрытой ненавистью — Леона и заинтересованных — Роксаны.

Наблюдая за тем, как скрылся кочевник в густой поросли деревьев — и ветка не дрогнула, Роксана вдруг с такой очевидностью поняла, что удивилась даже сама — как она могла этого не замечать? — что за показной жестокостью может скрываться что угодно. Но самый интересный вопрос — что же за этим скрыто, так и остался без ответа. Как она ни напрягалась, дальше того, что оказывается, кочевник тоже человек, ее фантазия не шла…

Поднявшись с утра пораньше — еще стыла промозглая сырость, девушка кивнула Леону. Он сидел у костра и изо всех сил старался не уснуть. По негласному договору парень караулил последним и время, когда Роксана просыпалась, использовал для того, чтобы поспать перед дорогой.

Лучи Гелиона робко гладили тревожную после ночного сна землю. Шум воды, перекатывающейся через пороги, далеко разносился по онемевшему в предутренней мгле лесу. Роксана удержалась от искушения тотчас искупаться в холодной реке. Наоборот, она углубилась в лес, обогнула поляну с зарослями колючих кустов терновника и вышла на опушку.

Забраться на клен, который наметила с вечера, для девушки не составило труда. Только раз соскользнула нога с покрытой влагой ветки, но все обошлось.

Отсюда, из густой кроны отлично просматривался замок со всеми своими чудовищными нагромождениями, который назвать башнями — язык не поворачивался.

Замок был мертв давно. Клубился туман у крепостной стены, темнели окна-бойницы. Почерневшие от времени камни внимали голосу уходящей ночи. И только ветер гулял в густой поросли, что успела вырасти на многочисленных выступах.

Чем дольше девушка смотрела, тем больше находила доводов, объясняющих, почему путь мимо замка заведомо опасен. Все ее существо бунтовало против необходимости пусть и под покровом ночи, но подниматься по тропе, свободной от всякого прикрытия, и пуще того — вплотную подходить к крепостной стене.

Однако более всего Роксану пугала перспектива обходить вокруг неизвестно как далеко простирающейся каменной гряды. Или — такое не привидится и в страшном сне — карабкаться наверх, не зная толком дороги.

Так ничего и не решив, Роксана осторожно спустилась на землю.

Рассвело. В лесу чувствовалось дыхание осени. Жухла трава, молодая поросль дубов да кленов не радовала глаз сочным зеленым цветом. Дурманящий аромат последних осенних цветов настиг Роксану уже у реки.

Единственный день, отведенный для отдыха, следовало провести с умом. От тревожных мыслей, ожидающих своей очереди, некуда было деться. Как ни пыталась от них отгородиться и отодвинуть решение главного вопроса на потом, все без толку. Потому что знала: вопрос давно решен и никто, тем более ничто — не заставит ее карабкаться в горы, каждый миг ожидая обвала. Но тревога, вот она, никуда не делась. Только усиливалась, стоило представить себе узкую тропу, на которой шаг вправо — обрывистый берег с урчащим от нетерпения водным потоком. А шаг влево — неприступная крепостная стена. Кто знает, какие неприятности готовятся для путников за молчаливыми стенами, на первый взгляд давно лишенными человеческого присутствия? И не будет ли в таком случае шаг вправо предпочтительней?

У излучины реки, недалеко от того места где остановился малочисленный отряд, обнаружилась вполне спокойная заводь. Роксана приглядела ее еще с вечера. Неизвестно, когда в следующий раз представится возможность помыться. Однако почти сразу выяснилось, что уютное местечко уже занято. Слава Свету, выяснилось это еще до того, как девушка открыто вышла из зарослей ивы, полоскавшей тонкие ветви в реке.

Голый по пояс кочевник сидел на камне, спиной к Роксане. Бугрились мышцы под смуглой кожей. По рукам тянулись белые нити заживших шрамов. На плече темнела татуировка. Только сейчас Роксане удалось разобрать рисунок: в стремительном взлете изогнулась тонкая лента кнута.