Раскинулось море широко - Белоусов Валерий Иванович "Холера -Хам" - Страница 82

… Дворцовый комендант, свитский генерал Хабалов смотрел в поданную ему на донышке мерлушковой шапки бумагу, как в афишу бродячего театра смотрит уездная коза… только что не пытался ея пожевать!

«Ну и что ето за хрень?»

Перед генералом теснились на февральском ветру человек семьдесят – восемьдесят, держащие в руках иконы на рушниках и церковные хоругви… мужики в поддёвках и смазанных сапогах… бабы в крест-накрест повязанных платках, пара седоголовых стариков дворницкого вида… позади крутились несколько уличных мальчишек…

Вперед выступил высокий, худой священник в сером подряснике: «Мы – „Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга“, а я – отец Георгий… мы принесли Государю нашу петицию…»

«Ну и зачем же являться с такой помпой? Ну! Принесли и принесли… перепишите на гербовой бумаге, по установленной форме, и подайте в приёмную Собственной Его Императорского Величества Канцелярии… потом ждите ответа!»

«Мы желаем вручить петицию Государю лично в руки!»

«Вот же ты чудак-человек… голову-то подними! Видишь, над Зимним Штандарта нет? Царя -батюшки, значить, нету дома! Откуда ты такой тупой взялся? Не с Малоросии ли?»

Отец Георгий, в девичестве Гапон, бывший действительно родом «с пид-Полтавы», вспылил:«Прячется, узурпатор, от воли народа?!»

«Это кто тут узурпатор, мать твою через левую ноздрю! А ну, на колени!»

Толпа испуганно шарахнулась в стороны, раздаваясь на полы… Гапон испуганно обернулся. От Арки Главного Штаба не торопясь шёл крепкий мужик, в яловых сапогах, в романовском коротком полушубке с полковничьими погонами… двое караульных гренадеров, стоящие за спиной Хабалова, взяли винтовки «На-краул!»

«Он?!… он… он… ОН!!!» – зашелестело в маленькой толпе… потом толстая, дородная баба вдруг рухнула на колени, осеняя себя Крёстным знамением…«Он! Царь -Батюшка! Кормилец!»

У Гапона испуганно задрожали губы… и поход-то весь был задуман именно потому, что ЕГО не было в Питере… устроили бы бузу, полиция разогнала бы демонстрацию… отработал бы Гапон свой гонорарий… а теперь что делать?

Между тем Михаил подошёл к Гапону, взял из его рук петицию… быстро пробежал…

«Ну что? Есть и дельные мысли… Подумаем о сём… А вот на счёт Учредительного собрания… это что же за хуйня? В английскую королеву меня превратить хочешь?А вот три хуя тебе в глотку, чтобы голова не качалась! Я – Хозяин Земли Русской!

Таким уж я родился. Таким и умру…»

«Подыхай же скоГей!»

Из задних рядов выскочил горбоносый, кучерявый, субтильный юноша с револьвером в руке.

Михаил повернулся к нему всем могучим корпусом и смело, гордо, отважно посмотрел ему прямо в его выпученные сумасшедшие глаза…

Юноша завизжал, нажал на спусковой крючок… осечка! Террорист нажал снова… но за долю секунды до того, как прогремел роковой выстрел, седой, как лунь, старик со Знаком Военного Ордена на бекеше заградил Михаила собой… вторая пуля вонзилась царю в предплечье, пролив кровь Божьего Помазанника, смешавшуюся с кровью рабочей…

Третий раз выстрелить не дали… пока Хабалов выхватывал шашку, над террористом уже сомкнулась толпа пролетариев, из которой тут же вылетел террористов ботинок, в котором торчала белеющая кость… тогда генерал, в бессильной ярости, погнался за убегающим, петляя, как заяц, Гапоном, и от всей души треснул провокатора ножнами пониже тощей спины…

А Михаил всё пытался заткнуть смертельную рану старого солдата скомканной петицией…

…«И-и-и… уби-и-и-ил… ой, уби-и-ил!»

Околоточный надзиратель Соловец пододвинул к себе десть писчей бумаги, воткнул ручку в чернильницу – непроливайку:«Кто убил? Кого убил? Когда и как именно убил?»

Простоволосая, своим длинноносым удлинённым лицом -тупым и одновременно стервозным – похожая на лошадь, молодая баба с красивейшим, переливающимся всеми цветами радуги фингалом под глазом, стоявшая перед его столом, как лист перед травой, страдальчески простонала:«О-ой, да меня уби-и-ил, стервец тако-о-ой…»

Соловец плюнул на и без того загаженный пол участка и с досадой произнёс: «Тьфу ты… чистый лист испортил… я думал, вправду смертоубийство… да ты кто есть-то такая, а?»

«Да Ксюшка это Запиздюлькина, в девичестве Собчак» – вошедший квартальный Ларин приветливо похлопал потерпевшую по дебелой заднице…«Привет, Ксюха! Всё блядуешь?»

«О-ой, да как же мне не блядовать-то! Я же не какая-нибудь подзаборная… я не за так, а хоть за пятак! Мне Ахметка за это бусики подарил, синенькие…»

«Смотри, Ксюша, доиграешься! Вот приедет твой машинист из рейса раньше времени, прихватит тебя прямо на горячем… я ведь знаю, ты сверху поскакать любишь? Да и рубанёт колуном по твоей пустой белобрысой башке…»

«И убьёт, оченно могёт быть!» – рассудительно заявила хозяйственная молодка…

А потом нагнулась над столом, так что перед остреньким носом субтильного Соловца нависли изрядные достоинства, отчего-то вызывающие стойкие ассоциации с чухонской молочно-товарной фермой, и прошептала волнующим сценическим шёпотом:«А Вы построжайте мово благоверного… а чего он ручищи-то распускает? Зашёл в дом – да и не говоря единого дурного слова – хрясь мне по роже… убил! Форменно убил…»

Соловец отодвинулся вместе с заскрипевшим стулом и несколько нервно парировал:«Эй, ты мне здесь не не устраивай театр драмы имени комедии… мало что по роже… это ничего! Вот когда он тебя и вправду убьёт – тогда и приходи! Сразу же! Я протокол составлю…»

Ксюша недоумённо захлопала длинными ресницами:«Дак как жеть я тогда приду? Убитая -то?»

«Ну, это милая, уж твои заботы… всё, иди, иди… не мешай трудиться… Ларин, всё хочу тебя спросить, ты детей любишь?»

«Нет, у меня нормальная ориентация… а что такое?»

«Всё-то ты книжки всяких Ломброзов читаешь, словами умными сыплешь… ориентация у него… Слушай, не в службу – сходи, будь другом, к Окружной… там под мостом через Обводной какие-то беспризорники в асфальтовом котле поселились… жалко мальцов! Зима же… напьются самогонки и замёрзнут, сироты… Возьми их да и отведи… ну хоть в приют -школу имени Достоевского, к Сорокину Виктору Николаевичу…»

«Нет, я один не пойду… это же такие архаровцы! Они меня самого… куда хочешь отведут…»

«Вот-вот» – поддержала Ларина вытирающая сопли Ксюша – «меня вот тожеть вчерась эти сиротки мало-мало не ссильничали…»

«Тебя ссильничаешь… как же!»

«А что? Я ведь не какая -нибудь подзаборная, чтобы за так…»

«Ну хорошо, Ларин… возьми тогда с собой вот хоть Дукалиса! О, лёгок на помине!»

Городовой Дукалис, из лифляндцев, коих достаточно в Северной Пальмире, стоя в дверях, прижал два пальца к круглой барашковой шапке под суконным башлыком, засыпанным тающим снегом:«Так точно, слушаюсь! Куда иттить?»

«Да погоди ты, согрейся малость… с Сенного?»

«Так есть… полный порядок, собрал с лавочников три рубель…»

«Молчи, дурень! При посторонних! Горе моё… хорошо хоть не перед градоначальником ляпнул… ладно, как обогреешься – пойдёшь беспризорников… чем могу служить, господа?»

Вошедший в камеру (именно так!) околоточного первым господин в английском полупальто с каракулевым воротником, ни слова не говоря, выхватил из кармана короткоствольный «бульдог» и в упор выстрелил Соловцу в лицо…

Ксюша дико завизжала… Ларин сбил её, как городошную кеглю, на пол, прикрывая собой и одновременно пытаясь выхватить из кобуры свой «Смит-Вессон» – но явно не успевая это сделать… положение спас Дукалис.

Богатырским мощным движением он стремительно поднял подвысь дубовый стол, окрашенный алой кровью околоточного, и обрушил его на голову каракулевого господина… тут из коридора загремели новые выстрелы, наполняя комнату сизым дымом… Дукалис закачался, и со стоном рухнул на некрашенные доски пола…

Однако Ларин за эти несколько секунд успел-таки обнажить своё оружие – которое немедленно не преминул пустить в ход.

Нападавшие, видимо, не ожидавшие встретить отпор, тут же ретировались, бросив своего подельника…