Раскинулось море широко - Белоусов Валерий Иванович "Холера -Хам" - Страница 80

Nikolaus von Meck, барон… был действительно симпатичным человеком. Кроме того, что довольно редко встречается среди титулованного дворянства – был человеком дельным!

Был он председателем правления Московско-Рязанской железной дороги, которую сам же и спроектировал (с левопутным движением поездов! К немалому удивлению малаховских дачников, которые, торопясь на последний поезд, всё норовили сесть в ускоренный пригородный, шедший ОТ Москвы… )

Зато – профиль пути был настолько ровен – что не было практически ни спусков, ни подъёмов, ни больших мостов… дорога получилась очень практичная!

… В этот зимний денёк, возвращаясь с корпоративного мероприятия в ресторане Николаевской Железной дороги, Николай Карлович, как настоящий русский человек, не смог устоять против соблазна… только не думайте, что его привлекали «ночные бабочки», усиленно роившиеся перед входом в свете шипящих лампионов…

У него была иная, но пламенная страсть…

Перейдя Каланчовскую, фон Мекк прошёл через здание вокзала, досадливо отмахнувшись от кинувшегося с докладом дежурного, и вышел на высокий перрон… С первой пути (именно так!) через пять минут отправлялся курьерский…

К первому (почтовому) вагону был уже прицеплен его любимец – «Тип 1-3-0»… мощный, скоростной… дорогущий!

Ну разве мог барон фон Мекк пройти мимо! Ведь какой же русский не любит быстрой езды!

Сбросив шубу с седыми бобрами на руки подоспевшего носильщика в белоснежном халате с золочёной бляхой «Р.В» на груди, барон полез в высокую рубку… к несказанной радости паровозной бригады! «Опять барин под мухой! Вот свезло так уж свезло…»

«Здорово, ребята! А что, до Раменского да за сорок пять минут – доедем?»

«Здравствуйте, Ваше Высокоблагородие! Нет, не доедем – никак не возможно!»

«Что ты врёшь! Как это не возможно! Да по моей дороге…»

«Нет, барин! Немыслимое это дело!»

«А вот увидим! Вы, двое – становитесь-ка на лопату, а ты, парень – лезь в тендер, будешь уголёк подавать… а я уж встану к регулятору!» Дежурный, с помертвевшим лицом, уже лихорадочно обзванивал линию: «Барон едет!»

С последним ударом колокола мощный паровоз, издав протяжный гудок, начал быстро набирать скорость…

Проскочили «Сортировочную»… и буквально через десяток минут промчались мимо дощатых бараков первой подмосковной станции «Перово»…

… Курьерский мчался сквозь ночь, в искрах, вылетающих из высокой трубы, в грохоте и лязге, оставляя за собой белоснежные усы мятого пара… стоя у открытого окна, фон Мекк мечтал…

О том, как на станции «Прозоровская», среди вековых сосен, заложит свой город-сад, город-мечту для железнодорожников… с радиальными аллеями, с уютными коттеджами, в которых будут жить машинисты, путевые обходчики, телеграфисты… и будет в городе-саде санатория, и клуб, и культурная база… а ездить жители будут на работу – на электрическом трамвае… (Примечание автора. Самое интересное, что посёлок будет-таки построен, так – как и мечтал фон Мекк… и санатория для рабочих будет в его имении, и уютные бревенчатые домики – для мастеров и машинистов – на одну семью, для путейских рабочих – двухэтажные, на четыре семьи – но зато у каждого отдельный вход и садик возле крыльца… и культбаза будет на берегу искусственного озера… и даже рельсы трамвайные проложат… в июле 1914 года… )

Ледяной ветер хлестал в лицо барону, но он не замечал его… да и ветра ли бояться русскому инженеру – путейцу!

… К остановочному пункту «Сорок седьмой километр» поезд, визжа тормозами, прибыл ровно через сорок пять минут… при том, что максимальная скорость паровоза данного типа составляла 56 километров в час… по формуляру! Да какой же русский человек бусурманские формуляры читает…

Пожав руки паровозной бригаде и вручив каждому по «лобанчику» (золотая монета в десять рублей), благословляемый восторженными криками:«Барин, захотите ещё покататься – так мы завсегда готовы!!», фон Мекк спрыгнул на усеянный шлаком снег…

А холодно, чёрт побери, в одном фраке-то… скрипя безнадёжно испорченными ботиночками по шпалам, барон побрёл к недалёкому депо…

… К шестнадцати годам чернорабочий чугунолитейного завода Нестор Махно, уволенный с оного завода за кражу – был вполне сложившейся личностью… маленький, кривозубый крысёныш, подлый, жестокий и озлобленный на весь мир… выродок славного малороссийского народа…

К несчастью, Махно со товарищи – такими же, как он, люмпенами, в э тот час рыскал по запасным путям большой подмосковной станции, названия которой он не запомнил… нужно ему забивать мудрую голову, знакомую с сочинениями Бакунина и Кропоткина, какими-то кацапскими названиями…

Привело же его сюда вместе с шайкой махновцев вполне законное желание – проэкспроприировать экспроприаторов… то есть украсть чего – нибудь.

Но когда они увидели – что по путям, в полутьме от редких керосиновых фонарей на стрелках, идёт хорошо одетый господин…

Махно с удовольствием нащупал в кармане острейший переплётный нож (из переплётной мастерской его тоже выгнали, и что интересно – тоже за кражу… )

«Ой, люди добрые! Ой, убили!»… Махно, шаривший по карманам зарезанного, поднял кудлатую голову… меж вагонов к маленькой избушке, стоящей у переезда, убегала толстая, закутанная в платок баба… Свидетель!

Махно бросил истекающего кровью человека на мокрый и горячий снег, и погнался за бабой… пинком выбил хрупкую дверь… к печке прижалась побелевшая от ужаса сторожиха на переезде…

А с печки с не меньшим ужасом смотрел мальчонка лет пяти…

… Вытерев нож о ситцевую занавеску, Махно уже собирался уйти – как вдруг в сторожку ввалился здоровенный мужик в замасленном романовском полушубке: «Эй, Степановна, у тебя… да Господи, что тут…»

Махно полоснул мужика по лицу – да только вдруг почувствовал, что куда-то летит…

…«Собрание отделения „Чёрной сотни“ объявляю открытым… Вот этот сучёнок убил хороших людей – инженера Мекка, Василису Кожину и её дитёнка, Васятку… что скажешь, ублюдок?»

«Да кто вы такие, требую полицию…»

«О, полицию требует! Знает, в чём дело… ён малолетка, смертной казни для него нет… а от каторги его аблакат отмажет… да ещё, глядишь, помилуют… ну, соратники, как вы мыслете? Ну и я также…»

Нестора Махно подхватили под белы руки и отволокли со товарищи к деповской котельной… дали раза по кудлатой башке да и сунули в топку.

Так Трибунал «Народной расправы» и начинал свою работу…

А что Вы хотите? Когда революсионный гимназист задерживался с листовками противуправительственного содержания – его не вели в участок, где добрый околоточный надзиратель грозил ему пальчиком, отпуская под надзор родителей… которые потом с гордостью рассказывали в Англицком клюбе, что – вот, мол мой-то, в политику влопался! А гимназист наутро с гордостью рассказывал, дымя папироской в ретираде – как царские жандармы его мучили и как он ссстрадалллл… а учителя жали ему руку как равному… а гимназистки строили глазки… а другим гимназистам, что его слушали – тоже так хотелось… так же поссстрадатть…

Нет. Ничего подобного «Народная расправа не допускала»… в полицию его не вела.

Просто прибивала гимназисту фуражечку гвоздиком к его чересчур разумной голове…

Да Вы не волнуйтесь… это только после первого удара ручником по двухсотке гимназист вскрикивал… а потом только ножками в лакированных сапожках сучил… и вот что странно? Никто почему-то из его одноклассников прокламасии расклеивать больше не хотел…

Или вот… после пламенной речи господина Кони присяжные, рыдая, освобождали прямо в зале суда барышню, которая на почве хронического недоёб… то есть недосыпа, подстрелила губернатора… экая шалунья!

Подумаешь, губернатор… боевой туркестанский генерал, вся грудь в орденах… сатрап! Душитель свободы! Царский палач! Заставлял чухонских детишек русский язык учить по гадкой программе Министерства Образования…

Да. А «Народная расправа» тихонечко к дому борца за свободу придёт, двери выломает – да и, не говоря дурного слова, ласково ея за шейку-то и повесит…