Раскинулось море широко - Белоусов Валерий Иванович "Холера -Хам" - Страница 31

Дело в том, что полицейские Австро-Венгерской империи носили плащи-накидки, потому их и называли «ментами» – «плащами» (в русском жаргоне милиционеров называют «красные шапочки» – по цвету околыша на форменной фуражке).

Связь русского «мента» с венгерским плащом легко подтвердить. Так, жаргонные словари отмечают помимо «мент» и другие формы слова. Например, в словаре «Из лексикона ростовских босяков и беспризорников» (1929) встречаем «ментух» – искаженное «ментик». Словарь «Блатная музыка» (1927) фиксирует форму «метик» – надзиратель тюрьмы: конечно же, имеется в виду «ментик».

Любопытно, что «деловые» жители Австро-Венгрии примечали своих полицейских не только по плащу. Вспомним эпизод с пребыванием бравого солдата Швейка в полицейском комиссариате:

«Швейк между тем с интересом рассматривал надписи, нацарапанные на стенах. В одной из надписей какой-то арестант объявлял полиции войну не на живот, а на смерть… Другой арестованный написал: „Ну вас к черту, петухи!“»

(Я. Гашек. «Похождения бравого солдата Швейка»)

Спроси обитателя нынешних российских мест лишения свободы, кого имел в виду неведомый арестант под словом «петухи», он сходу ответит: конечно же, пассивных педерастов! Именно их называют у нас в тюрьмах и колониях «петухами». Но вот в Чехии «петухами» обзывали полицейских – те носили каски с петушиными перьями!

Во времена ГУЛАГа слово «мент» чуть не исчезло из блатного жаргона.

Некоторое время оно считалось «устаревшим», вытесняемое еще с 20-х годов словом «мусор»(Московский Уголовный Сыск, на значке – легавая собака, отсюда – «легавый» «Отнюдь! – пишет Взыскательный Читатель – это популярный миф. Я сам как журналист, увы, причастен к его тиражированию. Но. В прошлом году сподобился побывать в закрытом музее МУРа. Читаю удостоверение Трепалова (его первого начальника): „Дано сие тов Трепалову в том, что он состоит в уголовном розыске… “. Тут меня и пробило. Сунулся смотреть давным-давно знакомое „Положение об организации отделов уголовного розыска“ 1918 года. Слова „сыск“ нет, везде „розыск“. Полезли с начальником музея в прошлое. У Маршалка, который возглавлял московских сыщиков при временном правительстве, тоже был „розыск“. А МУС – это до революции. Полицейские чины имели личные номера; причем если городовой носил номер буквально на лбу (металлическая лента на папахе), то сыщик прятал номерной жетон за отворотом лацкана. Вот на нем-то и была аббревиатура МУС. (Таким образом сыщика отделяли от других сотрудников Московской сыскной полиции, в состав которой входили, помимо собственно сыска, „общий журнал“) (т. е. регистрация), „стол судимости“ (учета) и др). Теперь самое забавное. Дабы не потерять жетон, служивший удостоверением, его прикручивали гайкой, которая оказывалась на виду. Агент волен был прикрывать ее чем угодно, хоть бутоньеркой. Однако массовым средством маскировки служил значок добровольного общества охотников с изображением сеттера. История умалчивает, была ли это мода тайных агентов, или какой-нибудь полицейский бюрократ заготовил значки централизованно.»

Но в конце концов борьба закончилась вничью, и оба слова прекрасно сосуществуют. Причем производных от коротенького «мента» – великое множество. Например, милиционеров называют, помимо уменьшительного «ментик», еще и «ментозавр», «ментяра». Есть ласковое – «ментёныш» (выпускник Школы Милиции). Помещение милиции – это «ментовка», «ментярня», «ментура» и даже шикарное «ментхауз» (по созвучию с «Пентхауз»).

И последнее замечание. Запомните: правильно говорить – «мент поганый», но ни в коем случае не «позорный»! «Позорным» бывает только «волк». Итак: «мент» – «поганый», «волк» – «позорный». Не перепутайте!

А что такое мент правильный? Это совсем не то, что мент гнилой…

У «бродяг» – преступного элемента – очень строго понимается «правило»: «Мы бежим – ты, начальник, догоняешь…»

И никогда правильный бродяга не предъявит правильному менту – за то, что тот его повязал…«Твоя власть – ты банкуешь!»

Но если мент берёт отступное, или «отпускное» («Ты куда едешь отдыхать? – На Канары… На какие шиши? – Отпускные получил! – Ничего себе отпускные! – А это смотря, кого отпустишь!») – он становится таким, как все…

То есть его используют – но не уважают… («Я считала – ты скокарь, трам-парам, или вор – авторитет… Оказалось – просто тварь, трам-парам, запомоеный ты мент…»)

Гуляйбаба – был ментом правильным…

То есть он прекрасно понимал – что его миссия на этой земле – не уничтожение криминала как такового (ворам перед Господом отвечать) – а снижение преступных деяний до приемлемого обществом уровня…

Уважаемый читатель – это Вас шокирует? Но из песни слова не выкинешь… нормальные менты знают всех своих воров – и борются не с ними, а с залётными крадунами… со всякого рода беспредельщиками… маньяками, в конце концов…

Нормальный вор – это такой же нормальный человек, как предприниматель, уклоняющийся от уплаты налогов… да, он нарушает установленные законодателем способы урегулирования общественных отношений… но вор ничего и не требует от общества – ни пенсии, и социального обеспечения… это всего лишь безобидный таракан – подхватывающий крошки, падающие с общественного стола…

Так что Гуляйбаба весь свой участок знал от и до: кто сидел, кто сидит, и даже – кто сесть собирается…

«… Мокий Парфёнович, нам бы с Чжан Цзолинем переговорить…»

«Это конечно… а зачем?»

«Так ведь непорядок… стрельба у тебя на Пекинской… к чему сие? Обыватели беспокоятся…»

«Это не наши!»

«Да ясен перец, что не твои… а всё же – непорядок…»

«Ну ладно… попейте чайку… эй, ходя! Обслужи господ! Да смотри мне, наливай чу-фун-ча, а не какой-нибудь дундинь улун…»

Тёмная зимняя ночь спустилась над Миллионкой… густой мрак освещали только тлеющие на перекрёстках уголья в железных жаровнях да бумажные красные фонари над входом (нет, не угадали -храмы минутной радости обозначены фигурками Цзинь Пинь Мей – очаровательного принца обезьян из эпической книги «Путешествие на Запад») в кумирни Кон-Фу-Цзы…

Шкуркин и Семёнов рядышком сидели на резной, чёрного дерева, скамейке и глоточками дегустировали пахнущий почему-то тухлой рыбой, но несомненно – элитный «ча»… Над гостями самого Гуляйбабы – подшутить никто не рискнул бы…

«Здравствуйте, мои господа… Вы искали меня? Я весь внимание…»

Внезапно, точно из-под земли, появившийся китаец сложил обе ладони на груди жёлтого шёлкового халата – который мог носить только дубань третьего ранга…

«Здравствуй и ты… скажи мне, ты японцев – любишь?»

Китаец ничего не ответил… только чуть-чуть дрогнул уголком рта…

(Ретроспекция.

22 ноября 1894 года, за десять лет до описываемых событий, японские войска ворвались в Порт-Артур… по-китайски Люйшунь…

«Бусидо» – путь воина. Это свод правил поведения, собственно говоря – обоснование жизни и смерти самурая… Ничего ужасного нет в том, если: «Жить так, чтобы ожидать – этот день может стать твоим последним днём…»

«Выйдешь в море – трупы на волнах, выйдешь в поле – трупы в траве»… прелесть какая…

Однако, культ смерти во имя сэнсея – имел и оборотную сторону… сдавшийся враг – не имел никаких прав на жизнь!

Древняя культура Китая полагала – что война есть удел военных, которые всего лишь жалкие неудачники, не могущие состояться в обычной жизни… и войны древнего царства проходили так – герои сражаются, а мирные жители сажают себе рис…

Как они ошибались… собственно, в жизни японца смерть была настолько обыденным делом… что в суровые зимы старики спокойно целовали своих внуков, и уходили в заснеженные горы… и это было ещё вполне цивилизованным явлением! В некоторых префектурах до века пара и электричества процветало форменное людоедство… читатель мне не верит? А что есть самурайский обряд «Киматори» – вырезать печень у живого врага и съесть её у него на глазах?

Вечером этого проклятого дня японские воины растеклись по узеньким улочкам «Старого города», что за дамбой, у Западного Бассейна…